ФИЛИППОМАНИЯ

Чего-то подобного стоило ожидать. Наш бестолковый и чересчур эмоциональный народ готов самозабвенно следовать любому модному поветрию, пока оно не навязнет в зубах и не превратится в полный абсурд. С Федерико Гарсиа Лоркой мы, слава богу, покончили. Если вы помните, несколько месяцев назад, незадолго до начала всеобщей и бесконтрольной филиппомании, ваш покорный слуга писал о первой выставке в Эскориале, посвященной второму из Австрийцев. Я говорил о том, что авторы экспозиции не побоялись в полной мере раскрыть личность человека, мудро и жестоко правившего великой империей в славную и мрачную эпоху, память о которой жива до сих пор. О том, что Филипп Второй, канонизированный франкистами и преданный забвению министрами культуры в последующие двадцать лет, должен занять законное место в исторической памяти испанцев.

В тот момент я не мог даже предположить, — хотя, стоило бы, учитывая, какие идиоты занимаются или делают вид, что занимаются, культурой в нашей стране, — что обожание «черного короля» скоро дойдет до такой степени и примет столь ужасающие, тошнотворные формы. Экспозиция в Эскориале послужила сигналом к старту нескончаемой череды выставок, конференций, концертов, публикаций и телепрограмм, количество которых давно порядком бесит публику. Теперь любое упоминание о короле раздражает испанцев не меньше, чем французов и англичан, его давних врагов. Колумнисты, радиоведущие, мелкие политики, футбольные тренеры и прочие энтузиасты всех мастей, в жизни не прочитавшие ни одной книги, спешат внести свой вклад и выразить собственное мнение. Один книготорговец на днях буквально разорил меня, прислав четыреста тридцать девять новых книг и каталогов, посвященных этому персонажу. Пришлось свалить их в кучу в прихожей. Натыкаясь на нее по дороге в гостиную, я всякий раз ругаю последними словами и самого Филиппа, и мать, которая произвела его на свет. Кстати, ее звали Изабеллой, она была родом из Португалии и отличалась редкой красотой. Даже Мануэль Ривас, мой приятель из Финистерре, неизменно доброжелательный человек, написал недавно мне, что сыт Филиппом по горло. И это притом, что предок Маноло служил во фламандских полках.

Что касается идеологической стороны вопроса… Ну что тут можно сказать. Как говорят мои земляки из Картахены, «одно дело — это одно, а другое — совсем другое». Одно дело — стараться понять историческую личность со всеми ее достижениями и ошибками, не принимая на веру «черных легенд», и совсем другое — превращать Филиппа Второго в светоч Возрождения, а его Испанию — в оплот культуры и прогресса. Мы должны помнить о замечательной библиотеке, собранной этим королем, о тяжелейшей миссии, которую он взвалил на себя, управляя самой большой и могучей империей в мире. Но не стоит забывать и о трагедии, которой обернулась для Испании начатая им контрреформация, о кострах инквизиции, уничтожении морисков, о том, что страна была обескровлена тяжелейшей восьмидесятилетней войной, которая изменила курс нашей истории и в конце концов привела нас к сегодняшнему плачевному состоянию. Об исторической личности стоит судить с точки зрения ее эпохи, а не спорных и порой опасных критериев нашего времени. Прежде чем объявить монарха XVII века образцом добродетели, стоит вспомнить о зловещей сущности королевской власти как таковой. Я написал однажды, что Испании нужна история какая она есть, не принадлежащая ни левым, ни правым. Но, кажется, наша бедная страна обречена бросаться в крайности.

Надвигается четырехсотлетие Веласкеса. Боже, спаси нас грешных! Похоже, настала очередь севильского живописца. Мы обладаем способностью превращать в сплошное дерьмо самые прекрасные начинания, иногда по ошибке, но куда чаще — из-за непомерного энтузиазма.