258. Самоубийства

258. Самоубийства

Нарисовать ли здесь картину мрачного отчаяния? Сказать ли, почему в Париже в последние двадцать лет люди нередко лишают себя жизни?

Хотели объяснить современной философией то, что по существу является, — беру на себя смелость это сказать, — делом рук правительства. Тяжелые жизненные условия, с одной стороны, а с другой — азартные игры и чересчур поощряемые лотереи — вот в чем кроется причина многочисленных самоубийств, о которых прежде почти не было слышно. Подати не уменьшаются, ввозные пошлины на съестные припасы попрежнему страшно высоки. Внутренняя торговля затруднена, или, вернее, ее вовсе и не существует, — так много ставится ей всяких препятствий. Таможенные пошлины безмерно ее изнуряют. Одна за другой засушены все ветви, питавшие население; все отдано в руки короля: деньги, должности, привилегии, ремесленные корпорации и проч. Современные финансовые агенты, безжалостные сборщики податей, напоминающие вампиров, которые высасывают кровь из мертвецов, наносят последний удар народу, уже лежащему в тисках. Народ изнемогает под всеми этими тяготами. Вечные запретительные законы окончательно сковали промышленность, лишенную последних сил.

Тех, которые кончают с собой, не зная как дальше существовать, можно назвать философами: это бедняки, усталые, измученные жизнью, ибо добывать средства к существованию стало тягостно и трудно.

Когда же наконец сделают съестные припасы более доступными? Когда же правительство, похожее на ребенка, делающего букет из цветов фруктового дерева и не думающего о плодах, перестанет обкладывать налогом съестные припасы, — другими словами, действовать против своих же собственных интересов? Ибо, если не кормить народ достаточно сытно, как же можно рассчитывать на его силу, на его здоровье, как рассчитывать на преданность граждан? Парижане будут изнурены, и большинство откажется воспроизводить себе подобных[16].

Полиция тщательно скрывает все сведения о самоубийствах. Когда кто-нибудь кончает с собой, является пристав в штатском платье, потихоньку составляет протокол и обязывает приходского священника так же бесшумно похоронить покойника. Теперь уже самоубийц не волочат на салазках^{91}. А прежде нелепые законы преследовали этих несчастных и после смерти. Это было отвратительное и страшное зрелище, которое могло иметь опасные последствия в городе, где много беременных женщин.

Число самоубийств доходит в среднем до ста пятидесяти в год. В Лондоне, несмотря на то, что он гораздо больше, их насчитывается меньше. При этом надо принять во внимание, что среди англичан очень распространена чахотка, которой не существует в Париже. Это сравнение избавляет нас от дальнейших рассуждений.

Итак, в Лондоне лишают себя жизни преимущественно люди богатые, так как чахотка поражает англичан, живущих в роскоши; богатый англичанин — самый капризный изо всех людей, а следовательно и самый скучающий. В Париже самоубийства наблюдаются в низших классах; здесь это преступление чаще всего совершается на чердаках или в меблированных комнатах.

Некоторые самоубийцы взяли привычку писать предварительно письмо начальнику полиции, чтобы устранить всякие затруднения после своей кончины. В награду за это внимание полиция отдает приказ об их погребении. Ни в одной газете не печатается объявлений о смертях этого рода, и через какую-нибудь тысячу лет тот, кто будет писать историю на основании наших газет, сможет усомниться в правдивости того, что? я здесь говорю; но, действительно, в Париже самоубийство — более частое явление, чем в каком-либо другом городе мира.