Вместо эпилога: картина финала, более приближенная к реальному

Эпилога в этом исследовании быть не может, так как не поставлено и самой точки.

Если верна версия, изложенная выше, то нацисты все-таки — судя по логике вещей — лишь до поры до времени выполняли посмертную волю фюрера о заботе о Еве Браун. Уже сразу после смерти Гитлера мероприятия по подлогу с трупом и по обеспечению легенды Евы были выполнены спустя рукава. Ну а позже, даже и устроив поменявшую внешность Еву куда-то в тихий уголок, нацисты наверняка ее заставили навсегда замолчать — слишком много она знала, а ее разоблачение было бы для нацистов катастрофой. Она могла выдать, в том числе, и тайну смерти Гитлера, и тайну бегства Бормана, и прочее, прочее. Так что если Ева и пережила своего супруга, то очень ненадолго. Скорее всего — если так и было — то она не прожила и месяца.

Есть веские основания так полагать, так как она не была нацистским преступником и не подлежала суду союзников, а потому могла в случае угрозы со стороны скрывшихся нацистов обратиться за помощью к оккупационным властям. Которым она была крайне нужна живая — как важнейший свидетель и источник сведений.

Не думаю, что Еве удалось обмануть свою судьбу, историю страны и весь мир. Она была обречена. Обречена давно, с тех пор, как связала свою жизнь с нацистами…

…30 апреля 1945 года, ранним утром, затемно, Гитлер попрощался с Евой Браун. Она оставила свое платье для подлога с трупом, изменила свою внешность, переоделась в форму секретарши и по кинула бункер в сопровождении людей Бормана. Гитлер остался один. Его больше ничего не связывало с этим миром. Он сел на диван, вскрыл себе вену на правой руке (скованной полупараличом и слабой), положив ее на подлокотник. Потом, когда стало муторно от вида вытекающей крови, с трудом поднялся и перебрался на другой диван, где лег, откинув руку с перерезанной веной к краю матраца и закрыв глаза.

Он не хотел стреляться, так как опасался, что не сумеет с первого выстрела себя убить. Не хотел и принять яд, так как боялся мук и боялся, что его люди увидят его на полу с пеной у рта, перекошенного в конвульсиях, скрюченного — картина малоприятная и не достойная. Поэтому он вскрыл вену и спокойно, медленно уходил из этой жизни.

Никто не знает, о чем он думал. Возможно, он в мыслях искал итог сделанному, искал смысл, думая больше о победах, чем о поражениях. Возможно, ему было уже все равно. Если есть тот свет, он его сделает новым Рейхом. Возможно, он настолько устал, что смерть была долгожданным отдыхом, избавлением от неразрешимых проблем. Возможно, он вспоминал свое детство и давно забытых людей, бывших когда-то ему близкими. что-то такое должно было крутиться в его голове.

Вот так он уснул последним сном. Мартин Борман около часа ждал у дверей его комнат, потом вошел. Увиденное его удовлетворило, и доверенные люди, сопровождавшие нового фюрера, поместили тело Гитлера в ящик для оружия или боеприпасов, или в ящик для переноски документов — их в эти дни переносили в канцелярию. Через подземный ход тело вынесли в Имперскую канцелярию, а дальше Борман тело уже не сопровождал.

На обратном пути в бункер люди Бормана подобрали на улице труп женщины, похожей на Еву Браун, и труп мужчины, похожего на Гитлера. Их отнесли в комнаты Гитлера, где у них эсэсовский зубной врач Гельмут Кунц вырвал лишние зубы для создания подлога с трупами.

Борман еще раз напомнил подчиненным их задачи в этом деле, но его оно уже мало тревожило. Его мысли были заняты Южной Америкой — вопросами куда как более важными. История окончила свою очередную главу.

Великий злой гений умер, с ним умер Тысячелетний Рейх, и от него остались два пятна крови на двух диванах. Можно было бы спросить, так стоило ли в таком случае все затевать? И не было бы лучшим для мира, если бы все началось и кончилось эти двумя пятнами крови еще в далеком 1923 году?

Но история не знает сослагательного наклонения. Все, что случилось, должно было случиться. А если играть в игру с сослагательным наклонением, то совсем не ясно, кто бы породил больше крови и горя — Тельман или Гитлер, Сталин или Троцкий. Сам вектор истории был направлен на создание империй, тоталитарных идеологических государств. Это нечто неминуемое, как корь или скарлатина. Пережить их можно с разными потерями, но не надо делать вид, что это можно было избежать.

Была эпоха империй, и эти империи рушились. И, пожалуй, нет ничего более потрясающего воображение, чем гибель императоров, богов эпохи. Финал — это нечто большее, чем гибель шефа хунты, узурпатора. Это — гибель ветви в истории человечества. И поэтому эти переломные моменты эпох всегда будут завораживающе манить умы историков.

В качестве приложения или, согласно стилистике фильма «Семнадцать мгновений весны», в качестве «Информации для размышления» — предлагаю читателю несколько публикаций на данную тему в западной прессе.

21 декабря 2007 года Леонардо Коэн писал в статье «Останки Гитлера были сброшены в реку» в газете «La Repubblica»:

Огонь. Прах, выброшенный в реку Эльба. Девять неизвестных ранее документов из рассекреченных спецхраном лишь сегодня архивов ФСБ, наследницы КГБ, свидетельствуют о том, что в конечном итоге стало с останками обгоревшего тела Гитлера. Было известно, что останки находятся у русских. Но не было известно, как и когда от них избавились. Теперь два документа раскрывают тайну: останки Гитлера и его жены были эксгумированы 4 апреля 1970 года в Магдебурге, ГДР. На следующий день, неожиданно, была проведена кремация: в районе Шенбекка, в 11 км от Магдебурга.

Пепел вместе с углями «были перемешены до состояния однородной массы, которая была собрана и высыпана в воды ближайшей реки». В протоколах не указывается, о какой реке идет речь, но в этом районе протекает Эльба. Великим режиссером этого драматического и мрачного эпилога Второй мировой войны был Юрий Андропов, тогда еще глава КГБ. В 1982 году после смерти Брежнева он стал главой Кремля.

Все началось 2 мая 1945 года, когда полковник Клименко, начальник отдела контрразведки СМЕРШ 79-го стрелкового корпуса, вместе с двумя немецкими «опознавателями» (некие Ланге и Шнайдер) составил акт, в котором говорилось, что в 17 часов того же дня были обнаружены обгорелые тела Геббельса и его жены. В течение двух дней русские безуспешно пытались найти тело Гитлера. 4 мая «в нескольких метрах (от места, где были найдены трупы Геббельса и его жены), в воронке от бомбы вблизи бункера Гитлера были обнаружены два трупа: один женский, другой мужской». Оба были «сильно обгоревшими и не поддавались опознанию без соответствующей экспертизы». Они находились «в воронке в трех метрах от входа в бункер и были присыпаны землей». Трупы были доставлены в отдел контрразведки СМЕРШ 3-й ударной армии. После окончания судебно-медицинской экспертизы все трупы были закопаны в районе города Бух.

Документ был назван «Агентурный фонд (Особый архив). Агентурно-розыскное дело на Адольфа Гитлера», Министерство государственной безопасности СССР, Центральный архив, арх. номер 300919, том 1, протокол 10422 (архивирован в период 1948–1949 годов). В документе также написано:

«В связи с передислокацией отдела контрразведки армии трупы были изъяты и перевезены сначала в район г. Финов, а затем 3 июня 1945 г. в район г. Ратенов, где и закопаны окончательно. Трупы находятся в деревянных ящиках в яме на глубине 1,7 метра. В западной части ямы находится также корзина с двумя трупами собак, принадлежавших Гитлеру и Браун Еве. Местоположение: 325 м от железнодорожного моста по лесной просеке от каменного столба с числом 111 — на северо-восток… до следующего столба — 55 метров… от этого столба строго на восток 26 м. Закопанная яма с трупами сровнена с землей. На поверхности ямы высажено из мелких сосновых деревьев число 111».

На протяжении четверти века СССР держал все это в абсолютной тайне. Это были годы, когда ходили слухи о бегстве Гитлера в Южную Америку, годы процесса над Эйхманном, досье «Одесса» — сети, которая обеспечила бегство нацистских лидеров. Москва никогда не отвечала ни на какие вопросы. Дело о трупе Гитлера могло обернуться для СССР политическим бумерангом. Именно тогда Андропов с согласия Политбюро решил навсегда «архивировать» это дело. И освободиться от этой неудобной реликвии. 20 марта 1970 года Совет Министров СССР одобрил его план, получивший кодовое название — операция «Архив».

Операция была объявлена совершенно секретной. Через 15 дней оперативная группа в составе пяти агентов под командованием полковника Н. Г. Коваленко, начальника отдела КГБ при советской войсковой части 92626, приехала в район Вестендштрассе, дом номер 36, в Магдебурге, в расположении советского военного городка. Туда, в расположение части после изъятия из земли были доставлены останки Гитлера и Браун. Полковник Коваленко составил документ в единственном экземпляре, от руки, это был акт, свидетельствовавший об акте реэксгумации.

Три листка бумаги, пронумерованные от 1 до 3, датированные 4 апреля 1970 года, классификация («Акт о вскрытии захоронения останков военных преступников») подчеркнута красным, и 53 строчки, в которых описывалось, что «при выемке грунта останки складывались в ящик… Мероприятие по изъятию проведено в течение ночи и утра 4 апреля 1970 г. Ящик с останками находился под охраной оперативных работников до утра 5 апреля, когда было произведено физическое уничтожение».

Во втором акте, датированном 5 апреля, мы узнаем, как это было осуществлено: на этот раз хватило двух листков, также написанных от руки, из соображений «максимальной безопасности», акт был составлен в «единственном экземпляре».

Почему же эти документы были рассекречены только сегодня? Возможно, из соображений «имиджа». И политического «рестайлинга». Эти документы стали главными на выставке, организованной ФСБ в Центральном музее Великой Отечественной войны и посвященной 90-й годовщине учреждения ВЧК, Всероссийской чрезвычайной комиссии, основанной 20 декабря 1917 года Феликсом Дзержинским для борьбы с контрреволюцией, спекуляцией, саботажем и плохим руководством управленцев. Термин ВЧК был сразу же сокращен до ЧК. Ленин дал общую характеристику тому, кто должен возглавить этот орган: «Нужен непримиримый пролетарский якобинец». Несмотря на дворянские корни, Дзержинский был избран единогласно. Он продемонстрировал непреклонность и рвение. В действительности, выставка посвящена и 130-летию со дня рождения зловещего Дзержинского. Этакая тихая реабилитация после того, как 21 августа 1991 года его статуя была сброшена с пьедестала разгневанным народом. Смягченная «подарком» в виде документов о судьбе останков Гитлера.

Германский журнал «Der Spiegel» 30 июля 2007 года опубликовал статью Ральфа Симона «Тайны телохранителя Гитлера»:

В мае 1945 года Рохус Миш окончил свою службу в бункере фюрера. На протяжении многих лет он жил и работал рядом с Гитлером. Сегодня последнему живому представителю окружения диктатора 90 лет — и он хочет сохранить последние тайны.

Чистым безумием, по его словам, были два музыканта, игравших на гитарах на вокзале «Кайзерхоф». «Я вышел из бункера смерти — настоящая драма, а тут эта музыка. Они играли какую-то гавайскую мелодию!» Это было 2 мая 1945 года, Берлин, около 6 часов утра. Недалеко от рейхсканцелярии солдаты французского гренадерского полка СС и немецкого Вермахта продолжали гибнуть во Второй мировой войне, а Рохус Миш пытался уйти из этого ада. Ему удалось сделать это. Он остался в живых.

Часом ранее Миш, 27-летний молодой человек, окончил свою службу «фюреру, народу и отечеству» в так называемом бункере фюрера под зданием рейхсканцелярии — разумеется, в соответствии с правилами, как и полагается солдату. Он спросил у Геббельса, может ли он для него что-то еще сделать. «Господин рейхсканцлер, мы с приятелями хотели бы уйти». В этот момент Красная армия была, вероятно, всего в 200 метрах от места службы Миша, которую он нес последние 6 лет. Миш был телохранителем Гитлера и телефонистом — и одним из последних, кто покинул бункер. Он пережил всех. Он — последний свидетель.

Рохус Миш живет в доме в Берлине, в котором проживает еще одна семья. Местность немного напоминает деревню, соседи знают друг друга, здороваются — это спокойный уголок. Но только не для Рохуса Миша. Телефон постоянно трезвонит, жалуется он, а на столе опять выросла стопка писем. Письма приходят даже из Японии, Испании и США. С банкнотами и с просьбами об автографе. Совсем недавно он снова заказал пачку фотографий. Он их подписывает и отсылает по обратному адресу. На фотографиях Миш изображен в униформе, стоящим перед двумя бункерами. Этой фотографии 65 лет. Война никак не оставляет Миша.

Он родился в 1917 году в Оппельне (сегодня польский Ополе), в Верхней Шлезии. Через два года мальчик остался круглой сиротой. Он вырос у бабушки с дедушкой, после окончания школы стал рисовальщиком рекламных плакатов. В 1937 году он поступает в так называемые войска второго эшелона, на смену которым пришел гитлеровский полк СС. Во время войны с Польшей он был тяжело ранен, в ходе переговоров о передаче польских боевых позиций. После этого началось то, что Миш выразительно называет «солдатской долей».

В то время как Миш поправлялся после ранения, командир роты порекомендовал его в охрану фюрера, поскольку последний оставшийся в живых представитель немецкой семьи не должен идти на передовую. Его посадили в машину и отвезли в «квартиру фюрера» в Берлине, в рейхсканцелярию, рассказывает он. Там ему давал указания главный адъютант Гитлера. «Я так испугался. Только бы не встретить фюрера. Ведь для меня, как и для всех немцев, фюрер был именно “фюрером”». Затем главный адъютант подошел к двери, а за ней стоял Гитлер. У него внутри все похолодело, рассказывает Миш, и тут Гитлер протянул ему письмо, адресованное его сестре, проживающей в Вене. «Это была наша первая встреча. Он не был монстром, не был сверхчеловеком, он стоял напротив меня как абсолютно нормальный господин. Обращался со мной очень вежливо».

Рохус Миш может вспомнить много подобных моментов, он рассказывает о них уже много лет. Часто можно заметить, сравнивая интервью, что он употребляет в своих описаниях одни и те же слова. Так, как будто они впечатались в его память. Он рассказывает об этом японским туристам, которые неожиданно возникают перед дверью его дома, а также журналистам иностранных и местных газет. У него в гостях был Вилли Брандт, сообщает Миш, а также многочисленные режиссеры. Например, Гуидо Кнопп, но о нем Миш не очень высокого мнения. Почему, поведать не хочет. Как не хочет раскрыть и тайны, которой овеян последний день в бункере.

На самом деле запротоколирована каждая минута, все известно — кроме того, кто застрелил Германа Фегеляйна, женатого на сестре Евы Браун и приходившегося таким образом свояком Гитлеру. Фегеляйн был офицером связи Генриха Гиммлера при Гитлере. Он без разрешения отлучился 27 апреля из бункера. Генерал СС был арестован службой безопасности Рейха в своей берлинской квартире на Бляйбтройштрассе и 29 апреля казнен.

«Приказ о расстреле Фегеляйна отдал советник уголовной полиции Хегль, представитель штандартенфюрера Раттенхубера (начальник личной охраны Гитлера). Об этом мне стало известно от одного сотрудника службы безопасности, коллега которого и застрелил Фегеляйна. Я знаю его имя — но не скажу», — говорит Миш.

Однако сам Гитлер — в отличие от биографа Йоахима Феста — утверждал, что не отдавал приказа убить Фегеляйна. Он его просто разжаловал. Больше он ничего не может добавить. Человека, исполнившего приказ о расстреле, хоть больше и нет в живых, но тем не менее. С большей охотой Миш рассказывает о Хане Райтш, пилоте, которая не хотела вывозить детей Геббельса из Берлина, где шли бои. О том, что Йозеф Геббельс хотел спасти детей, а его жена Магда, полностью покорная воле Гитлера, предпочла убить всех шестерых. А затем стала играть в карты. О том, как Гитлер простился со всеми перед тем, как совершить самоубийство. О том, что Ева Браун после смерти так и осталась сидеть в углу дивана, голова ее была обращена к Гитлеру, «колени подтянуты к груди; на ней было темно-голубое платье с белыми кружевами на воротнике».[8]

Ранним утром 2 мая 1945 года для Рохуса Миша все было закончено. Геббельс отпустил его со словами: «Мы знали, как жить, мы знаем, как умирать». Миш привел в негодность телефонные аппараты и покинул бункер через окно подвала. Перед этим он попрощался с техником Йоханнесом Хентшелем, который остался в бункере. Он должен был и дальше обеспечивать подачу воды и электричества в лазарет бункера. Он сказал ему «до свидания».

Свидание состоялось через 8 лет. Миш дошел до вокзала «Кайзертор» (сегодня Моренштрасе). По подземным рельсам он дошел до «Штеттинер Банхоф» (сегодня Нордбанхоф). Там он попал в плен. Среди пленных оказался и тяжело раненный личный пилот Гитлера Ханс Баур. Миш заботился о Бауре, однако тот сообщил русским на допросе, где работал Миш. Миша привезли в Москву, допрашивали, пытали, снова допрашивали. Он писал на имя наркома НКВД Берии прошение о смертной казни через расстрел. «Это письмо еще хранится в архивах, ВВС его на шел», — улыбаясь, рассказывает он. Через 8 лет, проведенных в лагерях Казахстана и на Урале, в 1953 году Миш вернулся в Берлин. Он обосновался в западной части поделенного города и начал работать в художественной мастерской своего друга. Там он и проработал до пенсии.

Спустя 60 лет Рохус Миш написал книгу о своей жизни в Гитлеровской Германии. Она вышла также и в Южной Америке, Японии, Испании, Польше и Турции.

Ожидается, что в Германии книга появится на прилавках книжных магазинов осенью 2007 года. Об издательстве Миш ничего не рассказал. Хотя название книги уже придумано: «Я был телохранителем Гитлера».

13 марта 2006 года «Independent» опубликовала статью Френсиса Вильсона «Женщина, стоявшая за спиной злодея. История Евы Браун»:

Она была примерной католичкой. Ординарность была ее отличительной особенностью. Почему же она отдала всю себя Адольфу Гитлеру?

Свадьба не была многолюдной; только невеста, жених и несколько его коллег. Как и положено трудоголику, церемония состоялась в его кабинете без церемоний, но шампанского хватало, и все от души выпили за невесту. Конечно, она предпочла бы другое платье, так что испытала легкое разочарование, но не позволила пустякам испортить момент, которого она ждала 15 лет.

Он говорил, что не может жениться, потому что «уже женат на судьбе Германии», но эти отношения непоправимо испортились, так что он мог считать себя свободным. Однако он скоро ушел со свадебного завтрака, чтобы продиктовать свою последнюю волю.

«О характере мужчины можно судить по двум признакам, — говорил Гитлер Эрнсту Ганфштенглю[9]. — По женщине, на которой он женится, и по тому, как он умирает». Гитлер женился на Еве Браун 28 апреля 1945 года, а 36 часов спустя они оба приняли цианистый калий, и он приставил к своей голове пистолет. Около 700 биографов Гитлера судили о его характере не только по выбору Евы в жены и цианистому калию в медовый месяц, но, по жалуй, многое можно сказать о Еве Браун, основываясь на странном выборе супруга и самоубийстве.

Как выяснилось, она никогда не причесывалась тщательнее, чем для этого случая, на ней было любимое ее мужем черное платье, итальянские туфли и часы с бриллиантами. Она была фрау Гитлер всего одну ночь. Гитлер, которому она отдала годы, решил отблагодарить ее за «многолетнюю верную дружбу», как он выразился в завещании, лишь когда русские подошли к Берлину и его судьба была предрешена. Некоторые считают ее воплощением идеала Тэмми Уинетт: она до последнего оставалась рядом со своим мужчиной, предпочтя умереть с ним в бункере, чем жить без него.

Какой женщиной это ее делает? И почему нас так интересуют женщины, связывающие свою жизнь с монстрами? Длинные ногти любовницы гангстера, от леди Макбет до Кармиллы Сопрано, вцепляются в наше воображение. Своей любовью они очеловечивают мужчину и обесчеловечивают себя.

«Любая женщина обожает фашиста», — писала Сильвия Плат, и хотя некоторым нацистам, например, Хейдриху, невозможно отказать в обаянии, заявление Плат не объясняет привлекательности для красивой девушки из буржуазного круга вроде Евы Браун ординарного, не в меру стыдливого, эмоционально незрелого выходца из низов среднего класса, вегетарианца и художника, который выглядел несуразно даже в военной форме. Власть возбуждает. Легенда гласит, что женщин настолько притягивала харизма Гитлера, что некоторые писались и даже достигали оргазма во время его выступлений, но с Евой, когда она впервые его увидела, ничего подобного не произошло: политика казалась ей скучной, а он еще не был знаменит.

Траудл Юнге, секретарша, чья книга о последних неделях Третьего рейха легла в основу удостоенного наград фильма «Падение», вновь пробудила наш интерес к женщинам фашистов. Теперь Ангела Ламберт написала биографию «Пропащая жизнь Евы Браун» («The Lost Life of Eva Braun»), где исследует мотивы, по которым Ева Браун отдала свою жизнь такому человеку, и что он видел в ней, женщине, которую скрывал от Германии на протяжении 17 лет.

Ламберт выбрала непростую тему. Ева Браун, которая до сих пор лишь спорадически появлялась в биографиях, предстает женщиной, чьей самой примечательной чертой была пустота, и, может быть, поэтому о ней так трудно судить: заслуживает ли она морального осуждения или невинна как дитя? Никто не думает, что она, как те странные женщины, устраивающие помолвки с убийцами в тюрьме, хотела «изменить» Гитлера. В «Падении» именно пустота Евы представлена злом: она лихорадочно танцует в ночь, когда рушится Берлин.

Она пыталась заполнить внутренний вакуум кажущимся неутолимым желанием приобретать. Ее любовь к магазинам и коллекции туфель — одно из немногих сходств Браун с супругами других диктаторов. Ее не волновало личное продвижение и продвижение ее семьи — она порхала как мотылек, переодевалась семь раз на дню и ждала звонка своего фюрера.

Если оставить в стороне полное отсутствие нравственной ответственности, характеризовавшее Германию в целом, Ева Браун изначально была славной девушкой. Она не была соучастницей преступлений, как Майра Хиндли[10], по той простой причине, что не считала своего Адольфа преступником, говорит историк Ричард Овери. Он был героем, спасителем Германии. Наверняка неизвестно даже, состояла ли она в нацистской партии — учитывая отношение фюрера к вмешательству женщин в его работу, маловероятно, что она в подробностях знала о его замыслах. Но в том и проблема с Евой: полное безразличие к миру, который ее друг уничтожал, делает ее зловещей фигурой.

Ева Браун познакомилась с Гитлером в октябре 1929 года. Ей было 17 лет, одна была одной из трех дочерей обычной католической семьи в Мюнхене, с каштановыми волосами и свежим лицом. Она любила танцы, гимнастику, голливудские фильмы и романы, обладала потенциалом, который требовался от идеальной нацистской женщины — kinder, kueche, kirche (дети, кухня, церковь). Окончив школу при монастыре, она начала работать у Генриха Гофмана, официального фотографа нацистской партии, и именно здесь познакомилась с 40-летним Гитлером. Когда открылась дверь, Ева стояла на приставной лестнице, что обеспечило им обоим удачный ракурс: он посмотрел на ее ноги, она посмотрела сверху на его лицо, и обоим понравилось то, что они увидели.

Гофман представил его как герра Вольфа, и этого было достаточно для Евы, которая никогда не слышала о Гитлере. Ей он показался «господином в возрасте со смешными усиками и большой фетровой шляпой в руках». Для него, вспоминал Гофман, «она была привлекательной малышкой, в которой, несмотря на незначительный и глуповатый вид, а может быть, благодаря этому виду, он нашел отдохновение, какого искал. Но ни голосом, ни видом, ни жестом он не продемонстрировал глубокого интереса к ней».

На первый взгляд, в основе их взаимного притяжения лежало не более чем влечение к эго друг друга. «Умный мужчина всегда должен выбирать примитивную и глупую женщину», — объяснял фюрер. Ему нравились молодые девушки, потому что он мог их формировать. Тщеславной Еве льстило внимание «звездного» мужчины. Но важно помнить, что у Гитлера уже была связь с его юной племянницей Гели Раубаль, и он начал всерьез воспринимать Еву лишь в конце 1931 года, после самоубийства Гели. Гели, утверждает самый авторитетный биограф Гитлера Иан Кершоу, была единственной женщиной, к которой Гитлер питал сильные чувства и от которой был эмоционально зависим. Ева Браун была классической реакцией.

Ее дневниковые записи 1935 года наводят на мысль, что и тогда не было признаков того, что его интерес к ней усилился. «По чему я должна все это выносить? — пишет она о его постоянном отсутствии. — Лучше бы мне никогда его не видеть! Я так несчастна. Пойду куплю еще снотворного и погружусь в полудрему».

Похоже, Браун почти все время пребывала в полудреме. Склонная к депрессии, она дважды предпринимала попытки самоубийства, пока Гитлер не поселил ее в отведенном ей лично доме, но и это не дало ей общественного признания, даже когда приезжали важные гости и составляли ей компанию. Много времени она проводила в одиночестве и скучала до слез. Ее кузина Гертруда Вейскер говорила, что «она была самой несчастной женщиной, какую я встречала».

История Евы Браун окутана домыслами: была ли у нее сексуальная жизнь с Гитлером? Мы знаем, что ему нравилось, когда она носила замшевое белье, но была ли она для него чем-то большим, чем фетиш, остается только догадываться. Нравилось ли ему, чтобы она испражнялась на него, как Гели? Любила ли она Гитлера, насколько хорошо она его на самом деле знала? Понимала ли она степень его безумия к концу жизни? Что касается вопроса, почему она согласилась на такую жизнь с таким человеком, то, став его любовницей, она уже, конечно, не имела выбора. Никто не уходил от фюрера иначе, чем Гели, вперед ногами.

Важный вопрос, насколько она была осведомлена о том, что происходит с евреями. Представление о Еве как о глупой, молодой и наивной пустышке вроде Траудл Юнге в «Падении» выглядит удобной возможностью накрепко связать зло нацизма исключительно с мужчинами. Нежелание задавать вопросы, как говорит Юнге, само по себе является преступлением. «Ева Браун окажется большим разочарованием для историков», — предсказывал архитектор Гитлера Альберт Шпеер, но, может быть, она интересна как раз своей пустотой. Как выразился Оскар Уайльд: «Лишь пустые люди знают себя».