Письма Новороссии: «Аэлита»

27 декабря 1935 года,

Макеевка. Сталинская область, УССР

Дорогой Борис Абрамович, а я ведь недооценил тебя, твой зоркий взгляд и умение совсем по Маяковскому найти в руде драгоценный камень.

Я ведь давеча утверждал в беседе со стахановцами, что им осталось только найти нишу для культурной жизни Донбасса и вся их прежде запутанная, утомительная, однообразная жизнь потечет совсем иным – широким, светлым руслом…

Мне в ответ называли имена, я их плохо помнил, говорят, дескать вот есть у нас не то Павел, не то Петр по фамилии, не то Безлошадный, не то Беспощадный. Увы, утомленный десятками сотнями часов бесед, сотнями, тысячами имен и фамилий, я точно не могу назвать тебе местную знаменитость. Впрочем, ты как постоянный ездок в Сталино, возможно знаешь его и без меня. На всякий случай уточню.

Но я говорил о том, что недооценил тебя. И эта мысль связана с хоть и с поэзией, хоть и с Донбассом, с поэзией донецкой, но иного свойства. И тут ты попал в точку, прислав мне бандеролью «Литературный Донбасс», последнюю книжку года. Да знаешь ли ты Боренька, что за чудо ты мне прислал? Право, я теряюсь в догадках, было ли у тебя намерение обратить мое внимание на автора, поразившего воображением твоего бедного «беседчика»? Возможно, я бы на стал обращать внимания на довольно длинное стихотворение с романтическим названием «Аэлита», но что-то тайное толкнуло меня – «прочти». Что ж, я уезжаю из Донбасса праздновать Новый, 1936 год с особым настроением.

Мой сарай (для посвященных – «кабинет мемуаров», а то!) в приятной близости к домнам Макзавода, который я арендовал в надежде побольше народу трудового опросить без трудностей и официальных формальностей для них, отныне для меня место, где я открыл для себя, кроме многих и многих замечательных рабочих судеб, также имя Павла Шадура, поэта вот уж поистине милостию божией. Мне он представляется молодым человеком, лет до 25—26, оптимистичного склада с крепкой отметиной простого народного юмора. С такими поэтами как он поспорит земля Донбасская с любой другой русской землицей охочей до песен. Лишь бы в чиновники не определили его местные товарищи по доброте душевной и излишнему рвению-старанию, не засунули бы в различные президиумы, наградив зловещей для литератора надобностью заведовать каким-нибудь складом или букинистическим магазином. Надо ли говорит, что яркой личности гореть – воздух надобен!

Не могу удержаться и вместе с сердечными поздравления с Новым годом, пожеланиями всяческих успехов, посылаю переписав каллиграфически шадурову «Аэлиту». Раздели со мной сладкое чувство любования этой изящной и умненькой вещицей.

Твой А. Б.

АЭЛИТА

Это детство

Вот вползает в сени

Страшный и оборванный монах.

Гулко вносят воду по ступеням

Водовозы в ледяных штанах.

Водовозки в бороде сосулек.

В длинных блюдах стынет холодец.

И над детством, на огромном стуле, —

Половина бога —

мой отец!

Оглянуться:

нагорают свечи.

Молятся, считают деньги вслух,

Мечутся, сгибая низко плечи,

десять перепуганных старух.

Мир стоит огромный, без начал.

– Детский мир.

Одно окно и дверь.

Темной ночью мать меня качала,

На полу стерег косматый зверь!

Но потом я стал богат и знатен:

На картинках небо дальних стран,

Заросли на стеклах,

степь в кровати,

В кадке Ледовитый океан!

И носил меня белокопытный

Конь мой

над землею без узды,

И тогда я встретил Аэлиту,

Девушку с затерянной звезды.

Там сады цвели.

Ходила с лейкой

Девушка по белому песку.

Там мальчишки запускали змейку,

и держали сахар —

По куску!

Там плакучие склонялись низко ивы,

Две луны садились за кусты.

И была та девушка красивой,

Как сиянье сумрачной звезды!

И она сказала:

Нехороший

У тебя и мир, и океан!

Колонисты мучат краснокожих

Храбрых и последних могикан

Кто богат, тому дают на ужин

Пироги и яблочный компот

Посмотри!

– За окнами на стуже

Маленькая девочка поет.

Что ей вынесут!?

Сухую корку хлеба! равнодушный и холодный взгляд!

Разве ей дадут большое небо!?

Голубое море? Виноград?

Никогда!

Она уснет на плитах,

На холодных плитах у дверей!

Только в детском мире Аэлиты

Виноград и море для детей…

Ты права!

Нас тоже не жалеют!

Склянками покрыта вся земля,

И гуляют дуры по аллеям,

Там, где мы должны были гулять!

Нас секут и говорят:

Молчите!

Умывают ледяной водой.

К нам приходит каждый день учитель

С безобразной,

рыжей бородой!

И когда звезда была над крышей

Я сказал:

Прими меня, прошу.

Даже маму тоже ненавижу!

Ненавижу всех!

И ухожу!

И ушел

Земля была облита

Звездами.

Светилась по краям.

И стояла близко Аэлита —

Первая любимая моя!

Где меня нашли —

в глухом овраге?

Или утопающим

в воде?

Но была большая,

больше страха,

Горькая обида на людей!

Возвращались,

Женщина орала.

Уходили в сумрак поезда.

Так кончалось детство!

Догорала

В небе недоступная звезда.