Донбасс от Европы (Лондон-на-Кальмиусе)

Одной из основных причин первоначального недоверия акционеров Новороссийского общества к деятельности своего исполнительного директора Джона Юза было неудовлетворительное состояние трудовых ресурсов в регионе. Заводу и шахтам общества на первых порах необходимы были всего несколько сотен рабочих рук, но взять их было неоткуда. На это указывал еще французский исследователь Ле Пле, с группой русских и европейских сотрудников проведший детальное обследование потенциального поля деятельности как в горном, так и в металлургическом производстве.

Сел в будущем густонаселенном крае тогда было совсем немного, и все они были не велики числом жителей. И те не собирались оставлять своего крестьянского заведения и отправляться в страшные угольные подземелья и к жутким огням доменных и пудлинговых печей, смертельно опасным в то несовершенное технически время прокатным станам.

Между тем, действовать надо было быстро, потому что договор с царским правительством подразумевал уже к сентябрю-октябрю 1871 года выпуск полноценного проката и за ним – выпуск рельсов, из-за которых собственно и было затеяно, как мы с вами знаем, все непростое дело.

Таганрог в позапрошлом веке / ikipedia

Отправляясь в последних числах августа 1870 года из Саутгемптона в Таганрог на восьми пароходах с полностью готовой к сборке доменной печью и деталями коксовых печей, Исполнительный директор Новороссийского общества вез с собой 254 техника и рабочих из числа валлийцев, которым особенно на родине терять было нечего – частые экономические кризисы убивали огромное количество мелких шахт и заводов в Южном Уэльсе, и даже отличные специалисты порой оказывались на улице. Уж кому-кому, а Юзу и его семье, постоянно нуждавшейся, вынужденной даже Джона и его братьев отдать в раннем детстве работать под землей из-за того, что отец, прокатный мастер не мог найти постоянной работы, это состояние было хорошо известно.

И все равно – в далекую и дикую по их представлениям Россию валлийцы не спешили ехать массово. Боялись всего – морозов, болезней, отсутствия привычной еды и медицинской помощи. И были правы. В первый же год из поехавших с Юзом от разных болезней и несчастных случаев умерло более 80 человек.

По информации известного русского инженера Петра Горлова, работавшего на конкурента Юза Соломона Полякова, зима 1870—71 годов вышла беспрецедентно холодной и жестокой – с ноября по март дули ветры, метели безжалостно обрушивались на тонкие дощатые сборные домики, которые по европейскому обыкновению посчитали достаточными для первого обвыка «понаехавших» экспатов. Вообще, британцы в то время отличались удивительной беспечностью и беспомощностью в делах квартирного обеспечения даже армии, не говоря о строительных отрядах крупных корпораций. На Островах, где погода относительно мягкая, чаще всего хватало обычных палаток. Заслышав, что в России, а особенно в степи, зима очень снежная и холодная помогавшие Юзу вице-консулы Хьюм и Кемерон предложили ему щитовые домики. За неимением их в Британии, адмиралтейство (напомним, оно было в доле НРО) купила конструкции во Франции – там они еще хранились со времен Крымской компании, когда служили главной французской квартире в Камышовой бухте Севастополя.

Домиков этих для нашей непогоды, конечно, не хватило. Мор и болезни, вызванные или усиленные холодом, начали убивать изнеженных в русском смысле британцев. К лету 1871 года, когда Юз и акционеры усиленно думали, что делать им с этим предприятием и как убрать «козел» из первой, так некстати перед всей Россией и Европой опозорившейся домны, осталось в будущей Юзовке не более половины британских спецов.

Правда, когда акционеры приняли решение все-таки продолжать деятельность в донецких степях, удалось завербовать на заводах Мертир-Тидвила, Ньюпорта, Свонзи, Эбб-вейла и других индустриальных городков Южного Уэльса (в России того времени говорили и писали, кстати, иначе, чем мы с вами сегодня и – «Валлиса») еще пару сотен добровольцев, готовых ради лишней сотни фунтов стерлингов рискнуть здоровьем в медвежьем углу Европы. Но, забегая вперед, скажем, что англиканская община в Юзовке и окрестностях никогда не превышала пяти сотен человек.

Чуть ли не единственным преимуществом нового места работы валлийцы Юза считали дешевую русскую водку, многочисленные кабаки и «samogonka», в изобилии представлявшихся в их распоряжение. Известно, что в первые годы существования поселка у заводов НРО или Ливенского поселка (по имени князя Ливена на чьей земле росли и завод и поселение заводчан) любимейшим времяпровождением валлийских, английских и шотландских рабочих и мастеров было нехитрое состязание «кто кого перепьет». История, которая так много растеряла из донецких древностей, донесла по своей причуде имя бессменного чемпиона этих возлияний – Флинн, «глиняные ноги».

Гораздо позже европейская община стала разнообразней. В Донбассе зазвучали польская, немецкая, французская, финская, шведская речь. Связано это было с тем, что нищие в то время, искавшие любой работы хоть за океаном, хоть в океане на островах работы европейцы, охотно стали наниматься во франко-бельгийские, немецкие, голландские компании, бросившиеся осваивать «Новую Америку», так с легкой руки Блока стали именовать в канун Первой мировой Донбасс, приносивший всем капиталистам, вкладывавшимся в самое грошовое предприятие в здешних степях, солидные барыши.

По самым скромным меркам только британцев прошло через Новороссийское общество и другие фирмы до пяти тысяч человек. Точная цифра пока неизвестная. Ну, и остальных экспатов было немало. Допустим, столько же, сколько британцев. Получается солидная цифра.

Одной из самых характерных историй, связанных с Юзовкой, Юзами и британской жизнью в русских степях Донбасса, является биография Энни-Гвен Джонс, рассказанная ею самой в суровом 1943 году, когда советские войска освободили Сталино, весь Донбасс и погнали германцев за Днепр. Ребята с радиостанции BBC разыскали в Южном Уэльсе мать своего рано ушедшего из жизни коллеги, Гарета Джонса, Энни Гвен Джонс. Британские журналисты попросили ее освежить в памяти события полувековой давности, припомнить те далекие времена, когда Сталино был еще Юзовкой и по заводскому гудку спешили к доменным печам хмурые валлийские парни, вывезенные с Островов Джоном Юзом и его компаньонами.

Память у 74-летней женщины оказалась превосходной. Много лет спустя ее потомки собрали записки Энни Гвен и издали их небольшой книжечкой под скромным названием «Жизнь в степях России. 1889—1892».