Государство

Государство

При внимательном рассмотрении вся внутренняя история России оказывается по преимуществу историей борьбы монархии с правящим слоем, во имя подчинения этого слоя общенациональным (общенародным) интересам. Правящий слой всегда против этого подчинения боролся, а низы всегда поддерживали общенародную линию. Борьба началась с удельного периода – с подчинения прав удельных князьков задачам обороны страны. Род Калиты окончательно сломал этих князьков. Поэтому-то один из этих князьков – Курбский – называл род Калиты «издавна кровопийственным».

Монарх-«кровопийца» собирал землю Русскую в один кулак; князьки пытались овладеть этим кулаком изнутри. Иван Грозный разгромил и эти попытки – в стиле и способами, которые вообще были свойственны тому времени. Но нельзя забывать, что Иван Грозный в своём знаменитом воззвании из Александровской слободы сознательно обратился к низам, к народу. Если из нашей истории изъять влияние народа, то мощь русской монархии совершенно непонятна: откуда все собиратели земли Русской брали силы для борьбы с уделами, с боярством, с местничеством, с «верховниками», с крепостниками и с прочими милыми людьми? Силы эти давал народ.

Пётр I получил уже прочно сколоченное здание самодержавия. Но и ему пришлось начать свою политическую карьеру с очередного разгрома неработоспособного дворянского слоя: раньше всего – общенародное благо, а ежели не хотите подчиниться добровольно, то «у меня есть палка, и я вам всем отец».

При императрицах зависимость монарха от интересов народа ослабла, – люди, пришедшие к власти путём дворцовых переворотов и цареубийств, не могли не считаться с исполнителями этих переворотов, нужно было идти им на уступки. Но при всех уступках царь продолжал оставаться ставленником народа, а не «прослойки», каковой и было дворянство, и какой стала впоследствии партноменклатура, а ещё позже – официозные демократы горбачёвско-ельцинского призыва.

Россия времён Екатерины II проходила конвергентный этап эволюции, процесс адаптации того варианта самодержавия, на который вывел страну Пётр I. А на этом этапе, как мы писали в главе «Шаги эволюции», разнообразие свойств и структур уменьшается, но система в целом и её элементы совершенствуется, подбирая наилучший способ приспособления к имеющимся условиям. Государственная система обеспечивала в это время выполнение функций по достижению целей № 1 (жизнеспособность) и № 2 (нормальное развитие государства). Однако у России хватало сил и на цель № 3 (выживание в кризисе и способность к большому рывку), частично стоявшую перед страной в связи с изменением внешних параметров.

Одной из составляющих патриотической доктрины при Екатерине становится самоопределение России как могучего государства и на уровне политики престола, и на личностном уровне индивидуального сознания подданных. «Гром победы, раздавайся» потрясал не только сияющие залы Зимнего дворца, он звучал и в самой отдалённой усадьбе. Гордость за могущество Отечества разделяли и вершители военного торжества России, «изрядно награждённые» полководцы и дипломаты, и крупные сановники, и всё дворянство, и простолюдины, и крестьяне. Патриотизм оказался наиболее сильным чувством, которое связывало настроения подданных с интересами власти и поддерживало внутренний баланс при Екатерине и позже.

Официальные документы, предназначенные для неукоснительного исполнения, содержали одну доминирующую идею: величие самодержавной власти. Образ монарха был объединяющим началом и охранялся на правах государственного достояния, – так обычно пишут излишне идеологизированные историки, особо напирая на слово «самодержавие». Но слово это означает, что государство, в отличие от ситуации, когда владетель получал права на власть от более высокого суверена (ярл, ярлык), держит себя само, то есть имеет собственного монарха по собственному праву. Это – патриотическая идея национального толка. Главная государственная ценность легко прослеживается в текстах того времени: «слава России», «возведение Отечества на самую вышнюю степень благополучия, блаженства и спокойствия», «Богом поспешествуемое попечение о истинном благосостоянии врученной Нам Святым Его промыслом Империи».

Что же включала власть в понятие процветающего государства, стремящегося к «вышней степени благополучия»? Если судить по высочайшим официальным документам – следующие понятия:

Российское оружие, которое «только там славы себе не приобретает, где руки своей не подъемлет». Победы одерживались на фоне таких символов, как «Москва – третий Рим», «единоверная Византия», исконные западнорусские земли, Святая вера оскорбляемых латинянами православных жителей Польши, и т. п. Когда же в арсенале традиционных ценностей не находилось подходящих аргументов, наступательная политика развёртывалась безо всяких идеологических обоснований.

Мужественное войско, построенное на природной храбрости и военной дисциплине, должно поддерживаться усилиями дипломатов, ибо высшей задачей своей политики императрица в духе идей Просвещения провозглашала мир, тишину и спокойствие. Однако от «праведно начатых войн» не отказывалась, а по тем или иным доводам все войны для отечественного оружия оказывались праведными.

Благоразумный государственный порядок, составляющий «крепость и изобилие государства». Недреманное наблюдение целости всего отечества и единоправление объявлялись важнейшей задачей и непререкаемой государственной ценностью для всех уровней власти, перед которой часто отступала политика дифференцированного отношения к различным провинциям и областям, которая, впрочем, тоже имела место.

Законное правосудие, не помрачённое «ни могуществом знатных, ни слабостию бедных, ни душевредным коварством и лихоимством богомерзким», и, наконец, распространение образования, культуры, европейской цивилизованности под мудрым покровительством просвещённой законодательницы.

Провозглашаемые самодержавной властью приоритеты в основном совпадают с «пятью предметами» или пятью правилами управления, которые сформулировала для себя Екатерина, ещё будучи Великой княгиней:

«Пять предметов:

1. Нужно просвещать нацию, которой должен управлять.

2. Нужно ввести добрый порядок в государстве, поддерживать общество и заставить его соблюдать законы.

3. Нужно учредить в государстве хорошую и точную полицию.

4. Нужно способствовать расцвету государства и сделать его изобильным.

5. Нужно сделать государство грозным в самом себе и внушающим уважение соседям».

Конечно, реальность внесла существенные коррективы в программу будущей императрицы, возвысив одни пункты и сведя на нет другие. Если в «пяти правилах» юной княгини все положения были умозрительными и в равной степени актуальными, то государственная доктрина царствующей императрицы распалась на провозглашаемые, но не реализуемые вербальные ценности, с одной стороны, и насущные государственные задачи – с другой. Оказались иллюзией соединение мира и спокойствия с решением стоящих перед страной внешнеполитических проблем, одновременное наполнение казны и защита людей от отягощения, утверждение единого для всех правосудия в условиях объективной экономической неизбежности сохранения крепостного права. Печальная данность российской истории в том и заключалась, что очень часто государственный интерес противоречил «умножению всеобщего благоденствия», и, разумеется, власть выбирала первое, сознательно или в силу необходимости попирая второе. А иначе и нельзя: или выживает государство и подданные, или никто.

Реально в политике екатерининского правления было очень мало произвольного, идущего от прихоти монархини. Государственная система действовала так, как было нужно государству, а значит, большинству. Частые упоминания в указах, что «от руки Божией прияли <Мы> Всероссийский престол не на свое собственное удовольствие, но на расширение славы Его и на учреждение доброго порядка и утверждение правосудия в любезном Нашем отечестве» – это не цинизм, и даже не «двойной стандарт».

Законодательные материалы второй половины XVIII века свидетельствуют, что власть переходила от запугивания народа к ориентации на воспитание людей и «подготовку их умов» для «введения лучших законов». Подобная просветительская направленность самодержавия была связана не столько с характером и кругом чтения императрицы, сколько с усложняющимися задачами, встающими перед страной. Престол нуждался в развитии государственного сознания у подданных и в их деятельной поддержке всех мероприятий правительства. Власть призывала к единству и общему согласию (сейчас сказали бы: к консенсусу) между «первыми Членами в государстве, между средними и самыми малыми людьми», напоминая о печальной истории рухнувшей из-за раздоров Греческой (Византийской) империи.

Однако диалог шёл всё же не со «средним» или «малым» человеком, а с политически активной образованной элитой, как оно обычно и бывает, особенно в России. Проводя выверенную и продуманную политику в отношении к знати, Екатерина переложила разговор с большей частью населения на низовые органы власти. Ведь общество разделялось на высшее сословие, государственное сознание которого, преданность престолу были фактором имперской политики, на «подлых людей», всецело подчинённых помещику и даже лишённых права приносить присягу, и так называемых низких, но «по состоянию своему свободных» подданных. Состав последней группы был очень разнообразен и включал, в частности, как горожан, так и консолидирующееся в особое сословие гильдейское купечество.

Большинство законодательных актов того времени было направлено на решение исключительно конкретных задач, касающихся внедрения новых механизмов, регламентации деятельности важных для государства производств, ценового регулирования выпуска продукции и т. п. Были и такие документы, как Наказ Екатерины II Уложенной комиссии, Жалованная грамота городам, Книга «О должностях человека и гражданина», адресованные собственно роду людей, «пользующихся вольностью и не причисляемых ни ко дворянству, ни ко хлебопашцам».

От купца, в пользу которого осуществлялись казённые субсидии, вводился благоприятный таможенный режим, самодержавие ждало материальной отдачи, что совершенно здраво. Торговая структура в состоянии сама позаботиться о своём интересе, но её надо контролировать, чтобы не забывала об интересе всего сообщества. А этот последний реализовался через интерес императрицы, олицетворявшей собою государство. Весь пафос доктрины, обращённой к купцам и горожанам, в этом и заключался: «Каждая степень подданных в государстве должна охотно тому способствовать, что верховная власть повелевает», чтобы купечество, обогащаясь, не забывало «богатить государство» (из Книги «О должностях человека и гражданина»).

Землепашцам же Екатерина адресовала указ «о пребывании крестьянам у своих помещиков в должном повиновении и послушании», «чтоб никто неведением не отговаривался читать в праздничные и Воскресные дни в сёлах, в приходских церквах и по торжкам». («Мучились» ли при этом крестьяне, сказано в предыдущей главе.)

В отличие от современной ситуации, когда верховная власть стремится подчинить своим решениям всё и вся, а народ вымирает, построение «вертикали власти» с вычленением прав (и обязанностей) «горизонтали народа» привело к быстрому росту численности, причём не только за счет приращения новых земель. За десять лет до правления Екатерины II в России насчитывалось не более 19 миллионов человек; в городах проживало от силы 600 тысяч. А за год до её смерти (1795) в России было уже около 37 миллионов жителей!

Интерес императрицы был целиком слит с интересом России, которую она с простодушием самодержавной правительницы воспринимала, как своё именье. Выражения «моя слава и слава моего государства», «польза моего престола», «рвение к моей службе и преданность мне и моей империи» относятся к устоявшейся лексике её переписки и именных указов. Рационально мыслящая и властолюбивая, она, вероятно, наилучшим образом соответствовала перспективам страны, в развитии которой традиционно ведущую роль играло государство.

В «Наказе» Уложенной комиссии Екатерина до тонкостей прописала свой политический идеал государства, защищённого от внешних врагов и «внутри поддерживаемого крепкими подпорами», «при спокойном царствовании законов» и «под образом правления», утверждённым «всего народа желаниями». Но, превратив свой «Наказ» в набор даже не перефразированных цитат из Монтескьё, она позаботилась о том, чтобы главный пафос документа был авторским:

«Государь есть самодержавный; ибо никакая другая, как только соединённая в его особе власть не может действовать сходно с пространством столь великого государства. Пространное государство предполагает самодержавную власть в той особе, которая оным правит… Всякое другое правление не только было бы России вредно, но и в конец разорительно».

Императрица запретила бранные и поносные слова в официальных бумагах, запретила даже слово раб в подписях под челобитными на высочайшее имя. Она уничтожила за ненадобностью Тайную Розыскную Канцелярию и само «ненавистное изражение «слово и дело», поскольку старание власти об исправлении нравов «возымело желаемое действо». По документам, исходящим от престола, можно сделать заключение, что к последней трети XVIII века понятие государственного интереса стало более весомым по своему значению и, преодолев узкий смысл наполнения казны, приблизилось к, казалось бы, недосягаемому символу «пользы Ее Императорского Величества, Обладательницы Всероссийской». Шло усложнение объекта патриотических чувств подданных, призванных служить монархине, а в её лице – «всякому для государства полезному делу», «благополучию и славе всего отечества, обширной Российской Империи».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.