Государство и коррупция
Государство и коррупция
Очень часто приходится слышать сетования на то, что, мол, наше государство насквозь коррумпировано, невозможно нормально жить и процветать достойным людям. Вот, дескать, если бы государство было поставлено под контроль народа, тогда… все были бы «в шоколаде». Давайте разберемся с этим вопросом.
Идея постановки государства под контроль народа — вредная да и невозможная. Почему невозможная? А кто будет контролировать контролеров, которые контролируют государство? Кто станет контролировать контролеров, которые контролируют контролеров, которые контролируют государство? Кто будет… и т. д. и т. п. Так что этот путь вообще тупиковый, дурная бесконечность. Вот если государство не опасается возмущений со стороны народа, то оно перестает его бояться, перестает давить оппозицию, и тогда в народе начинается нормальная здоровая свободная жизнь. Как ни парадоксально, свобода есть там, где государство не боится народа. А всякие идеи наподобие «чем меньше государства, тем меньше коррупции» — дешевый популизм.
Из демократической прессы нам известно: если не все, то многие в государстве — воры. Только к чему призывают защитники демократии? К 1937 году? Чтобы сажали сразу всех? Нет, этого они не хотят. Когда сажают по одному, как сейчас, тоже, оказывается, плохо. Получается, на самом деле тайное их подспудное желание — чтоб никто вообще никого никогда не сажал, особенно за коррупцию. И это не случайно. Для идеологии наших либералов коррупция есть явление в принципе органичное и нормальное. И дело не в том, что все нынешние олигархи получили свои состояния только благодаря беспрецедентной коррупции 1990-х. Нет, речь сейчас не об этом. Давайте задумаемся: почему, когда мы приходим на рынок и отдаем дяденьке в кепке деньги, а он нам — килограмм апельсинов, это не просто приемлемо, но «так и должно быть». Ведь рынок (особенно саморегулируемый) видится нашими либералами образцом для всего и вся. В то же время, когда мы приходим к чиновнику и даем ему деньги, чтобы получить подряд на строительство в деловой части города, и он его дает, это вдруг не просто ненормально, это преступление! Двойные стандарты какие-то!
Стандарты действительно двойные. Дело в том, что рынок и пресловутое «гражданское общество» — это сфера, где люди преследуют свои частные, корыстные интересы, сталкиваются, конкурируют, договариваются к обоюдной пользе. Государство — совсем другое дело, оно по определению есть нечто общее, и любой чиновник тут руководствоваться должен не частным интересом, а интересами всего общества. Поэтому когда дядя в кепке ходит на рынок торговать, про него говорят «он работает» или «занимается бизнесом», а вот про чиновника говорят, что он «ходит на службу». Если место и товар на рынке принадлежат торговцу, то чиновнику его кресло не принадлежит, наоборот, он «принадлежит своей должности» и выполняет то, что должность от него требует.
Конечно, найдется много возражающих, мол, это в теории, а на деле все чиновники тоже преследуют частный интерес на всех должностях. Если это и так, то все происходит в соответствии с законами определенного экономического уклада. Вы же сами хотели рыночную экономику! Вот она!
Кто говорит, что в России задавлено все частное, что у нас одно сплошное государство? Да у России единственная проблема втом, что здесь один сплошной рынок, одно сплошное гражданское общество, один сплошной частный интерес от лавочника до министра! Если и есть проблема, так только в том, что у нас слабое государство, у нас нехватка людей служащих, работающих на общий интерес!
Да и откуда у нас возьмутся люди, работающие на общее благо, если им с рождения вдалбливают: «общего блага вообще не бывает», «рынок — это модель» всего в жизни, а «экономика — базис общества». Если человек видит, что первый сюжет во всех новостях — про экономику, если он живет в обществе, где чиновника не уважают, а наоборот презирают, если слово «государство» — ругательное, и оно означает какого-то непонятно зачем нужного паразита.
Человек, выросший в такой среде (а эта среда искусственно культивировалась многие годы, в том числе и при позднем социализме, чему немало способствовали марксистские догмы о первичности экономики), даже, если попадает на государственную службу, ведет себя как на рынке и очень будет возмущен, если ему вдруг устроят омоновские «маски-шоу».
Больная антигосударственная идеология позднего советского периода и «отмороженных» 1990-х годов должна быть квалифицирована именно как бред больного общества, а не как «либеральная теория» и «демократические ценности». В противовес надо четко заявить:
1. Экономика не первична. Самая «чистая» экономика по определению грязнее самой «грязной» политики. Собственно, политику делает «грязной» наличие в ней хотя бы малой примеси экономики.
2. Место рынка — на окраине, а не в центре, хоть в отдельном городе, хоть в сознании всего народа.
3. Общее благо есть. Общее благо не сводится к благу отдельных частников и не выводится из него. Как сумма частей не дает целого, так и совокупность частных интересов порой действует против себя же, вопреки общему и, в конечном итоге, вопреки каждому частному. И призвано это общее благо отстаивать государство.
О государстве в нашем обществе самые дикие представления. Его рассматривают то как «набор чиновников», то как «машину насилия». Но государство вообще не имеет в себе ничего материального. Государство — это идея! Что заставляет миллионы людей выполнять указы одного человека, который ничем не лучше их? Что заставляет с почтением относиться к государственным символам, соблюдать законы? Только то, что у миллионов людей в голове одна и та же идея, их действия синхронизированы, упорядочены, предсказуемы в соответствии с законами, указами, символами. Не я часть государства, а государство — часть меня, причем одна из самых важных.
Государство тем более эффективно, чем лучше отложились идеальные его образы в головах миллионов людей, чем меньше там разногласий, недопонимания и проч. Поэтому и укрепление государства — сугубо идеальная просветительская работа. Чем выше авторитет государства, тем оно больше подтверждает свой авторитет. Это как самосбывающийся прогноз, это положительная обратная связь. Если государство считать хорошим, оно и будет хорошим. И наоборот: если считать его плохим, оно и будет плохим. Кто-то из китайцев даже говорил: «Надо печалиться о государстве в мыслях, но никогда нельзя печалиться о нем вслух».
Более того, вот вам еще один «секрет»: даже самое плохое государство лучше, чем его отсутствие. Это вам подтвердят крупные бизнесмены, уже столкнувшиеся с тем, что их права и капиталы никем не гарантируются. Их инвестиции и состояния основаны на песке, если они построены с нарушением закона и государство не хочет или не может их защищать, хоть внутри — от собственного народа, хоть во вне — от субъектов рынка или других государств с их законами.
Авторитетный экономист Эрнандо де Сото показал, что значит сильное государство для развития рынка. Он сравнил, чем отличается деятельность бизнесмена Смита в США от деятельности бизнесмена Педро в Аргентине.
Начинается все одинаково. И у того ранчо и у другого, но в США ранчо оформлено, зарегистрировано и внесено в кадастры, реестры и государственные базы данных, а в Аргентине все по-простому, без бумаг и бюрократии. Дальше у бизнесменов возникает спор с соседями, и в США есть суд, а у суда есть полиция, которая заставит всех участников выполнить решения суда. ВАргентинеже суда нет, есть банды и авторитеты, и война может длиться долго с переменным успехом. В США Смит может пойти в банк и взять кредит под залог земли, в Аргентине Педро не может так сделать, у него нет бумаг. В США Смит имеет право зарегистрировать предприятие, выпустить акции на рынок и стать миллионером, а Педро никаких акций выпустить не может и так и будет сидеть со своими коровами. В США, если Смит и его фирма продает свою продукцию заграницу, все государство борется за него и если какая-то стана не пускает к себе товар Смита, то к ее берегам подойдут авианосцы, или в этой стране сделают «оранжевую революцию» или введут экономические санкции. А Аргентина своему Педро ничего не может предложить.
Так в чем разница между Педро и Смитом? Только в том, что у Смита есть сильное государство, а у Педро — свободный черный рынок и либеральная теория в голове со своим постулатом: «государство это плохо, это бюрократы, неэффективные менеджеры, чем его меньше, тем лучше, нужна невидимая рука рынка, меньше налогов и проч.».
Экономика растет как на дрожжах, когда есть стабильность, основанная на четких правилах и стандартах, гарантируемых государством. Французские историки «школы анналов» убедительно доказали: развитию рыночной экономики в Европе, капитализму, модернизации предшествовали реформы и усиление светских государств, которые, в свою очередь, опирались на новые стандарты григорианской церковной реформы.
Когда-то Гегель назвал государство «образом Бога на Земле». Такой высокой оценки государство удостоилось не только за то, что без него не было бы никакого права и шла бы вечная «война всех против всех», которая бы не позволяла не только инвестировать и выходить на фондовые рынки, но и вообще хоть как-то гарантировать иное право, кроме права захвата здесь и сейчас со стороны сильного. Нет, Гегель имел в виду не только это. Он сравнивал государство с Богом в том смысле, что «святое поругаемо не бывает», что даже самое плохое испорченное государство, которое впустило в себя рынок и частный интерес, прогнившее от монарха и министров до последнего секретаря, государство, от которого осталась только форма, даже И В ЭТОМ СЛУЧАЕ, вопреки воле всех его чиновников, все-таки работает на общий интерес!!! И пока государство есть, хотя бы как форма, народ еще остается народом.
Как же так получается? Можно, конечно, проследить за работой самого коррумпированного чиновника и показать, что реально только очень небольшой процент вопросов у него решается по антиобщественной схеме. Чаще всего ему вообще ничего Не платят, кроме жалования, и он решает вопросы, исходя из здравого смысла. Частенько чиновник берет взятки не за незаконные действия, а как раз за то, что обязан делать по закону, и очень редко — за чисто противозаконные и корыстные действия.
Людям, не знакомым с чиновничьей жизнью, кажется, что все берут взятки, не боясь и не стесняясь, даже глядя на аресты коллег, и эти взятки все сплошь именно за антиобщественные вредные действия. Главное все же в другом: нельзя недооценивать форму. Даже там, где закон сводится к пустой формальности, где государство прогнило настолько, что осталась только форма, видимость, общее благо все еще есть.
Чтобы это понять, сравним два феномена: что лучше — разбой с кучей трупов или мошенничество? В обоих случаях бандитов интересовало ваше добро, но в одном случае они не посчитали нужным соблюдать хоть какие-то приличия, хоть какую-то видимость, хоть какую-то форму, они даже жизнь не стали сохранять жертве и свидетелям, потому что так целесообразнее, некому будет мстить, доносить, свидетельствовать… И совсем другое дело, когда вас облапошат красиво: деньги заберут, а вы еще потом будете 10 лет на митинги ходить и требовать, чтобы какого-нибудь Мавроди или Ходорковского выпустили из тюрьмы как честного человека.
В мошенничестве сохраняется видимость нормального контракта между субъектами. Но эта «всего лишь видимость» многое меняет в самом феномене! Спросите женщину, что для нее лучше: быть изнасилованной или быть обольщенной каким-нибудь ловеласом? В обоих случаях мужчина хотел удовлетворить свое влечение, и физически все выглядит одинаково, но разница все же есть. Она в видимости, она только в форме, а не в физиологии. В случае с ловеласом сохранена видимость любви и человеческого отношения. Но эта всего лишь видимость кардинально все меняет!
Никто не спорит: любовь лучше, чем донжуанство. Но не надо впадать и в крайность — раз нет любви, значит, признаем только изнасилования! Никто не спорит: честный бизнес лучше мошенничества. Но не надо впадать в крайность — если нет честного бизнеса, давайте убивать и разбойничать. Никто не спорит, что нравственное честное государство лучше, чем коррумпированное и гнилое, но нельзя впадать в крайности: раз все поголовно не честны, то давайте вообще без государства! Государство, которое только по форме работает на общее благо, конечно, хуже, чем государство идеальное, но оно бесконечнолучше, чем отсутствие государства.
Форма — начало содержания, первый этап. С дани уважения к форме, к символам, к условностям начинается согласие вообще, а согласие — мать любви. Когда государство называлось «образом Бога», то имелось в виду христианское понимание Бога как любви. Государство есть образ согласия и любви. Сильно сказано? Но ведь там, где возникает государство, кончаются убийство и война, дикость и «право силы» заменяются законом, устанавливаются взаимоуважение и порядок. Там есть, для начала, хотя бы видимость уважения, справедливости, там впервые возникают хоть какие-то права, в том числе и любимые всеми демократами «права человека».
Демократы привыкли видеть в государстве главную угрозу правам человека, но они забывают, что без государства никаких прав нет вообще! Переход от государства «только по видимости» к государству истинному тоже непрост, но его нельзя осуществить только репрессиями и тем более повышением зарплат чиновникам.
Спору нет, чиновник, который решает многие вопросы, должен иметь достойное и уважаемое всем обществом жалование, но всегда то, что лежит на складе, дороже, чем зарплата сторожа, иначе не нужен сторож. Когда вокруг пропагандируются частные блага, богатство, а только чиновнику они недоступны, это всегда сладкий «запретный плод», и репрессии выглядят в глазах общества и коррупционеров жестокостью.
Ни деньгами, ни силой не заменишь совесть. Поэтому совесть, религиозную мотивацию надо реабилитировать. Никакими деньгами не заменишь уважение общества, почет, славу, честное имя. Нужно, чтобы эти «вещи» спокойно конкурировали в общественном сознании минимум на равных с богатством. А лучше, если бы были выше их: «Твой папа богат? У него новый «Мерседес»? А вот мой папа получил орден!». Вот и получается, что один думает о своей мошне и не более того, а другой — святой человек.
Богатства будут стесняться просто потому, что оно свидетельствует о недалекости и эгоизме его владельцев. От богатства будут избавляться с помощью благотворительности и усиленного инвестирования, а не показного потребления, что благотворно сказывается на экономическом росте…
Проблема коррупции может быть решена пропагандой в обществе религиозных, патриотических и государственных ценностей. Это станет основой для честного и справедливого государства, а оно, в свою очередь, есть основа стабильности, гарант прав, инвестиций, капиталов и защитник каждого гражданина на международной арене.
Тем, кто считает это недостижимым идеалом, мол, в России такое невозможно, неплохо бы обратиться к истории. Всего лишь 40 лет назад СССР был одной из самых некоррумпированных стран мира. И это начиная с середины 1920-х. Гражданская война не в счет, это как раз отсутствие государства. При Николае II все было плохо. Там разоряющиеся знатные фамилии, соревнующиеся друг с другом в потреблении, брали взятки и забывали о родовой чести, лишь бы не ударить в грязь лицом. Это плохо кончилось. Иное дело при Александре III. Именно его реформы создали очень эффективное, высоко моральное государство и чиновничество (один Победоносцев чего стоил!), что позволило стремительными темпами развиваться капитализму, создало новый класс, увеличило мобильность общества.
Не надо строить «капитализм» специально, в хорошем государстве он сам растет так бурно, что не остановишь. Давно известно, что симуляция в итоге часто воспроизводит тот феномен, который симулируется. Если начать симулировать классическое государство, с чиновничьей честью, формой, рангами, наградами, этикой, то все это ОБЯЖЕТ самих чиновников становиться похожими на свой идеальный образ. Юноша с самого начала должен делать выбор: идти ему по пути эгоистического накопления для себя или по пути монашеского самоотречения, служения общему благу. И он должен знать, что второй вариант, как принято говорить, престижнее, это вариант для сильных, для настоящих мужчин.
В государстве как форме общественной жизни и деятельности должны быть свои недоступность и притягательность, своя манящая романтика. Такие «касты служителей», подчиняющихся только «закону справедливости и истины», имели прецеденты в истории. Например, конфуцианские реформы в Китае, построенные на создании целой культуры (системы культов и ритуалов) заложили основы тысячелетнего могущества Поднебесной.
Как можно запугать человека хоть монарху, хоть бандиту, если он шесть часов в сутки, после государственных дел, упражняется в каллиграфии и для него жизнь ничто в сравнении с красотой цветка? Как можно купить человека, который с детских лет пишет стихи (без чего не сдать чиновничий экзамен) и проводит вечера в медитации, философских диспутах, поэтическом творчестве и для него ничто все блага мира? Чиновник в Китае, чтобы поступить на службу, сдавал экзамен политературе. И эта империя просуществовала несколько тысяч лет. Зато у нас сейчас все чиновники экономисты и кругом одни экономические кризисы. А дело в том, что чиновники-литераторы не занимались взяточничеством, потому что считали это недостойным и в принципе презирали материальные блага, а наши чиновники-экономисты в первую очередь применяют свои знания, чтобы найти лазейки в законодательстве и бюджете и воровать для себя, да так, что не придерешься — они же квалифицированные!
Все эти погоны, государственные чины и ранги, различные обращения к каждому рангу, приветствия и прочие ритуалы — не ненужная, нефункциональная ерунда, не пережиток средневековья. Это основа для формирования касты хранителей и служителей, которая гарантирует развитие гражданского общества и в то же время максимально далека от коррупции.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.