Разрушение культуры
Разрушение культуры
Для определения характера нации очень важно, каковы роль и место государства в общественном сознании.
Для русского крестьянина – да и не только крестьянина, всегда было важно, чтобы, по формулировке Пушкина, был в России человек, который стоял бы выше всего – даже и выше закона. Чтобы где-то наверху был человек, а не «конституция». Чтобы была человечность, а не «буква закона». Чтобы была, по В. Соловьеву, диктатура совести, а не диктатура доллара или диктатура «товарища маузера». Чтобы где-то, на недосягаемых верхах, был бы человек – заранее освобождённый от всяких соблазнов лежащей во зле земли, человек, для которого – по праву его рождения и по долгу его рождения ничего, кроме блага русского народа, больше не нужно.
«Пока этого человека не будет, ни я, а также вы Россию своим домом чувствовать не будете, – пишет Иван Солоневич. – Ни я, ни вы не будете уверены ни в одном завтрашнем дне. Для меня и для вас – осознанно или неосознанно – монархия вовсе не есть «форма правления», одна из десятков форм, предложенных нам всем всеми нашими бердяями. Монархия, русская монархия, есть точка кристаллизации всего нашего прошлого – но также и всего нашего будущего. Без монархии у нас никогда ничего не выходило. И никогда ничего не выйдет.
Для профессионального политика нет ничего хуже монархии: она обрезает крылья восторженным взлётам какого-нибудь Иванова к каким попало взяткам. Но она же, монархия, обрезает и мои публицистические возможности… Я, конечно, стал профессиональным политиком – но я всё-таки не стал профессиональным жуликом в политике. Если я веду борьбу – то никак не за свою власть и не за власть моей партии или моей философии. Это товарищи Абрамовичи или подтоварищи Левицкие могут предполагать, что они такие умные, что из любой шпаргалки могут высосать рецепт перестройки всех наших одиннадцати веков. Я этого не предполагаю.
Но вместе с этим я предполагаю, что я объективно умнее и Абрамовича и Левицких. Я знаю границы своих возможностей – границы, очерченные тысячью лет. Абрамовичи, Милюковы, Левицкие и прочие просветители полагают, что тысячелетний народ – народ великих страданий, великого мужества и великого упорства, – они могут переделать и перевоспитать каждый по своей шпаргалке. Я ни на какие шпаргалки не надеюсь никак. Я питаю органическое отвращение ко всем шпаргалкам мира. У меня, как у всякого иного человека, в особенности русского человека, могут быть разные недостатки. Но комплекса неполноценности в числе их нет. И нет никакого комплекса зависти к Русскому Царю: я знаю, что Русский Престол – это не дансинг, а это почти Голгофа…
Российская государственность строилась на Православии, а не на юриспруденции. Всепопытки перевода с православного языка на язык «конституций» суть попытки безнадёжные. Но эта безнадёжность не играет почти никакой роли: всё равно будет Россия и будет Русский Царь. И всё равно будущее за нами. Не за долларами и не за парабеллумами – будущее за совестью. И единственная в истории человечества форма правления, которая была основана на совести– есть русская монархия. В ней не только будущее моё или ваше, Великороссии или Белоруссии – в ней будущее всего человечества».
Современному исследователю разница между русской культурой начала ХХ века, середины и конца того же века, очевидна. Не найти уже теперь таких убеждённых монархистов, каким был Иван Солоневич. Смена нескольких поколений за период Советской власти чего-нибудь да стоит. Как минимум, внешние проявления культуры стали другими. Образованность населения выросла, что, между прочим, повысило и возможности внушения читающему человеку определённых идей на логической основе. Про телевизор в красном углу любой избы даже уже и вспоминать не хотим. И всё же по-прежнему жива русская культура, и по-прежнему подвергается она деформации.
Об этом писал Солоневич, но об этом же – и Олег Арин (1997): «Одним из трагичных следствий вторжения капитализма в Россию является разрушение русской культуры».
Об этом же и Александр Панарин (2000): «Нам в России стоит всерьёз задуматься над тем, почему нас столь упорно и последовательно стремятся лишить классического культурного наследия, «отлучить» от «золотого» и «серебряного» века русской культуры, погрузив в тотальную «порнуху и чернуху», в суррогаты эрзац-культуры… Наверное, самым правдоподобным будет то объяснение, что пока мы сохраняем культурную память и интеллектуальную развитость, нам труднее будет смириться с той участью, которую, вероятно, уже отвели нам хозяева однополярного мира, – участь безропотных изгоев и лишенцев».
Можно, конечно, спорить, но вот вам факт: в 1917 году принесённая с Запада коммунистическая идея начала разрушение традиционной русской культуры; после её стабилизации под названием «советская культура» в конце ХХ века принесённая опять же с Запада идея «общества потребления» способствовала возобновлению разрушения.
Вновь полыхнувшая борьба обуславливается простой истиной: она, наша культура, не совместима с капитализмом западного образца, как с системой. Ядро русской культуры – народность, а не элитность; общинность, а не индивидуализм; любовь к Отечеству, а не к деньгам; духовность и возвышенность, а не прагматический расчёт. Иными словами, капитализм не имеет перспектив при сохранении традиционного русского общества, и стремится его разрушить. Это закономерный процесс, ничего иного и ждать было нельзя.
Один из способов разрушения – чисто экономический. Само внедрение рынка во все межличностные отношения вносит иные моральные ценности, которые в конечном счёте сводятся к принципу: человек человеку волк. Прежние связи между людьми «перерасчитываются» в деньги, каждый человек начинает рассматриваться как потенциальный покупатель. Это естественное явление в системе капитализма, прежде всего в развитой её части – правда, облагороженное всеобщим лицемерием и канонизированной вежливостью.
В таком обществе главное – личный успех. В этом, кстати, причина столь большого пристрастия к гангстерским фильмам в США. В гангстерских фильмах успеха достигает бандит. Не важно, что бандит; лишь бы достигал успеха. А если ему это не удаётся, то перед нами полицейский фильм, в котором побеждает тоже, как правило, полисмен-одиночка, часто – вопреки приказам начальства и мнению своего полицейского коллектива. Производственных или коллективных мотивов в западных фильмах мало, они встречаются разве что в фильмах армейской тематики. Вообще вряд ли кто-нибудь сможет назвать американский художественный фильм, в котором сверло, отвёртка и другой слесарный инструмент использовался бы для производства, а не в качестве приспособлений для вскрытия сейфа.
СМИ, и прежде всего телевидение, массовым показом американских фильмов и различных шоу, сделанных по американскому же образцу, внедряют именно такой стиль жизни. Люди удивляются, почему во власти оказываются беспринципные эгоисты, не желающие думать об общественном интересе. А ведь это они и есть, капиталистические рафинированные индивидуалисты. В том обществе, которое создают нам реформаторы по западным моделям, никто иной во власть попасть не может никак и никогда.
Надо учитывать и ещё один важный факт. Развитие Запада, начиная с XV—XVI веков, происходило в значительной степени за счёт ограбления колоний; Западная Европа как целое эксплуатировала огромные массы порабощённых людей. Внутренние противоречия сглаживались поступлениями из колоний, хотя и между собою европейские владыки дрались всласть. Запад был защищён от внешних нашествий, и только юго-восточный угол Европы стал ареной борьбы с Оттоманской империей. Но продвижение последней было остановлено благодаря сопротивлению сербов, да и другие славянские народы принимали на себя удар, не допуская врагов в Европу, которая стала своего рода «островом благополучия». В частности из-за этого и вышли здесь на первый план личностные интересы, личная выгода.
У нас такого не было, и вот мы видим, что СМИ уделяют особое внимание созданию имиджа второсортности русских: де, склонны мы к подчинению «тоталитаризму». Культивируются клички – совки, козлы.
Нередко газеты публикуют высказывания откровенных расистов, направленные против русского народа. О нём, жившем с глубокой древности своим трудом, а не строившем своё благополучие на грабеже и истреблении других народов, на ТВ тоже говорят как о «ленивом народе». Заявления, что, де, хватит ждать, пока «государство накормит» – просто в порядке вещей. Задумываться, откуда же, кроме труда граждан, брало государство еду, одежду, жилища и всё остальное, чтобы содержать ленивое население, «просветителям» незачем.
Почти все ведущие ТВ (Е. Киселев, Н. Сванидзе и др.) занимают крайне антисоветскую позицию и поддерживают то или иное крыло нынешних реформаторов. Это – их личные убеждения, которые они имеют право выражать лишь в небольшой части эфирного времени, пропорционально той доле общества, которая эти убеждения разделяет, то есть около 5%. Они же делают свои установки главным мотивом информации, используя видеоряд, терминологию, интонацию и даже мимику, чтобы опорочить образ советского прошлого, историю, праздники и символы. Не менее поразительны антирусские интонации. Однажды в некоем ток-шоу простая женщина с болью говорила об истреблении духовных ценностей народа, и тут телекамера неожиданно показала ведущего, В. Познера. Он откровенно хохотал.
Борьба с царизмом ныне уже не актуальна; монархистов, как уже сказано, практически не осталось. Тема «распутинщины», «предательницы-царицы» и вообще Николая Кровавого на ТВ не популярна. Однако ещё живы люди, помнящие, что во времена Сталина были не только репрессии, а потому педалирование темы репрессий как началось в годы перестройки, так и продолжается. После того, как были раскрыты архивы, несколько независимых групп исследователей перекрёстными методами установили достоверную картину произошедшей в России трагедии, – но до сих пор до эфира не допускаются не только специалисты, но даже официальные лица, готовые довести эту информацию до сведения общества. Её сокрытие и явная каждодневная ложь о «миллионах расстрелянных» служат одной цели – углублению раскола и противостояния.
Идея государственности – составная часть национального самосознания российского этноса. Восприятие её как жизненного условия входило в общественную психологию наших дальних предков, славян, с древнейших времен. Теперь нам, русским, объясняют, что наша Родина – это «империя-монстр», возникшая потому, что мы всегда страдали некоей миссионерской идеей: собирать народы и навязывать им себя в качестве «старшего брата». Мы что, должны этому верить? А интересно было бы послушать, в качестве кого навязывали себя европейцы коренному населению Северной Америки, неграм Африки, индийцам и китайцам. В качестве кого они ныне навязывают себя нам?
Ещё один приём уничтожения национальной психологии нашего народа – охаивание созданной нами цивилизации: «настоящая» цивилизация, мол, только на Западе. Та, что создана у нас, – никакая не цивилизация, а недоразумение. А ведь на деле-то как раз с «их помощью» мы и начали «пропадать». Американизация языка и нравов, опошление чувств, оплощение музыкальной и литературной традиции – всё это происходит не само по себе, а под влиянием внешних сил. Мы понимаем, что идёт борьба структур, подвязанных к западному капитализму, с традиционными общественными структурами русского общества. С нами – наша история и опыт выживания, но финансы и современнейшие технологические наработки в этой борьбе не на стороне России.
В мире всего десять телекоммуникационных компаний владеют 86% рынка телекоммуникаций. Недаром американский исследователь Глейзер откровенен без обиняков: глобализация – это «распространение во всемирном масштабе регулируемой Западом информации и средств развлечения, которые оказывают соответствующий эффект на ценности тех мест, куда эта информация проникает».
А вот высказывание американского социолога Р. Стила:
«Мы построили культуру, базирующуюся на массовых развлечениях и массовом самоудовлетворении… Культурные сигналы передаются через Голливуд и «Макдоналдс» по всему миру – и они подрывают основы других обществ… в отличие от обычных завоевателей мы не удовлетворяемся подчинением прочих: мы настаиваем на том, чтобы нас имитировали».
Рассмотренное под этим углом домашнее лидерство отечественных поп-певцов воспринимается уже по-другому. Просто мы копируем американцев, и в музыке и в кино, хотя и на русском языке. Все эти российские «Менты» и прочее, по существу, лишь русифицированные ремейки голливудских болванок.
«Размягчение» морали и нравственности – важный этап в разрушении всего культурного ядра общества. Потому и говорят – устои. Антрополог К. Лоренц сформулировал почти как экспериментальный закон: «Радикальный отказ от отцовской культуры – даже если он полностью оправдан – может повлечь за собой гибельные последствия, сделав презревшего напутствие юношу жертвой самых бессовестных шарлатанов. Юноши, освободившиеся от традиций, обычно прислушиваются к демагогам и воспринимают с полным доверием их косметически украшенные доктринёрские формулы».
С середины 1980-х годов в СССР шла большая и хорошо разработанная программа по размыванию, а потом и снятию нравственных норм и запретов и внедрению ценностей радикально аморальных. Безнравственность вводилась средствами массовой информации в норму. А былые нормы, принципы, знания – в том числе о прошлом своего народа – объявлялись ненужными, ни на что не годными.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.