III

Время перед отъездом было хорошее.

Незадолго до отъезда приехал к Горькому в Ленинград Уэллс.

Уэллс рыж, сыт, спокоен, в кармане его сына звенят ключи, в чемодане отца сардины и шоколад.

Он приехал в революцию, как на чуму.

Как был прекрасен Ленинград.

Около Госиздата, против Казанского собора, у блестящей стены дома Зингера играл на кларнете старик.

Город был пуст и состоял из одних промерзших до ребер домов.

Дома стояли худые, как застигнутое вьюгой стадо, шедшее по железной от мерзлости степи к водопою.

И звуки кларнета переходили с хребта дома на хребет.

Уэллс осматривал Россию и удивлялся, что в ней так дешевы вещи.

Удивлялся на дом Горького, на слонов, на Ракитского, на Натана Альтмана, с плоским лицом кушита. Альтман его уверял, что он, Альтман, – марсианин.

А Горькому было печально, что Уэллс не видел в России людей отдельных. Не знал, сколько стоит ложка супа. Не видел скрытой теплоты великой культуры и великого явления культуры – революции.

Перед отъездом за границу на Кронверкском было шумно.

Народу как на вокзале.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.