Дача, русское изобретение

Дача, русское изобретение

Каждый народ – это образ жизни.

Зимой с космических спутников ясно видно, насколько своеобразно окружение больших городов России. Сразу за кольцом спальных районов в лоскутное одеяло пригородных сел, полей и лесов вклиниваются огромные вытянутые острова совершенно особого ландшафта: на тысячах небольших, густо заросших участков стоят занесенные снегом безжизненные дома и домики. Редкий дымок увидишь тут в январе. Эта местность начнет понемногу заселяться лишь с возвратом тепла. С мая по сентябрь жизнь будет кипеть здесь вовсю, потом начнется ее осеннее угасание, и к первому снегу опять воцарится безлюдье.

В России никому не надо объяснять, что речь идет о дачах. Особенно много, бесконечно много дач вокруг Москвы. Двенадцать главных и десять второстепенных направлений, расходящихся от столицы, унизаны крупными и мелкими бусинами дачных поселков. Даже тем, кто никогда не бывал в Москве, знакомы их названия – Переделкино, Барвиха, Абрамцево, Николина Гора, Жуковка, Мураново, Пахра… Знакомы по изящной словесности, мемуарам, фильмам.

Под Москвой таких поселков сотни. Многие из них давно слились, и только местные власти знают, где заканчивается один и начинается другой. Однажды мы с приятелем, неутомимым ходоком, и тоже не московским уроженцем, провели долгий летний день в пешей экспедиции по изучению дачных местностей. Мы вышли из Томилина (это Рязанское направление, на юго-восток от Москвы), прошли Красково, Малаховку, Удельную, Быково, Ильинскую, Отдых, Кратово, дошли до Раменского, после чего капитулировали – дачному океану не было конца.

Совершая боковые вылазки, мы убедились, что дачи отнюдь не жмутся исключительно к железной дороге. В обе стороны от ее полотна отходили уверенные в своей бесконечности дачные улицы, и по этим перпендикулярам от станций ходили автобусы. У моста, где железнодорожный путь пересекал речушку, мы повернули на север, дабы по ее течению дойти до такого места, где всякие дачи кончаются. «Ведь где-то неизбежно есть такое место, – говорили мы себе. – Должно быть!»

Мимо заводей с кувшинками и загорающих на траве людей мы шли веселыми тропками часа три. Дачи выходили на речку то фасадами, то задними калитками, по мостам проносились хорошенькие велосипедистки, кто-то купал рыжего ирландского спаниеля. В конце концов мы опять вышли к станции электрички – но уже другого, нижегородского направления. За насыпью открывался новый дачный массив, и для наглядности у станции стоял автобус.

Помню, я тогда впервые осознал, что подобной, совершенно особой – и притом исполинской – инфраструктуры нет больше нигде в мире. Нет таких мегаполисов, половина населения которых переселялась бы на лето за город. Как это получилось, где истоки данного явления? Почему дачи оказались сугубо русским феноменом? А почему в Испании привилась коррида? Почему немцы чаю предпочитают кофе? На все три вопроса можно ответить: так уж сложилось – и это будет правильно.