3. «…проведя страну по лезвию ножа»

3. «…проведя страну по лезвию ножа»

Ельцина обвиняют в «грабительской приватизации», но она началась еще в 1987 г., с советского Закона о госпредприятии, открывшего зеленую улицу растаскиванию госсобственности, зайдя к приходу Ельцина уже очень далеко. Но и возглавив РСФСР, он еще долгие месяцы мало что мог сделать из-за отсутствия нужных законов. В Кремле, в кресле президента СССР, еще сидел Горбачев, а Ельцин уже констатировал (28 октября 1991 г.): «Мы недопустимо долго обсуждали вопрос, необходима ли частная собственность. Тем временем партийно-государственная элита активно занималась личной приватизацией. Их размах, предприимчивость и лицемерие поразительны. Приватизация в России идет уже длительное время, но неупорядоченно, спонтанно, часто на криминальной основе». Между 1988 и 1991 гг. сложилась экономика, при которой прибыль текла в частные карманы, а убытки доставались государству. На исправление ситуации ушли все девяностые годы.

Не Ельцин, а Горбачев бросил лозунг «Дозволено все, что не запрещено!». Этот лозунг годен лишь для стран старого капитализма, где жизнь за века выявила все, что безусловно следует запретить. Законы СССР, с которыми Россия входила в рынок, не предусматривали рыночных отношений и соответствующих запретов. Для людей ловких, дерзких, бедовых это была идеальная ситуация. Не нарушая законов, они становились мощными собственниками. Но при Ельцине же большинство дыр в законах было залатано.

Истинная ельцинская приватизация, сделавшая (бесплатно!) подавляющее большинство населения России владельцами и совладельцами квартир и земельных участков, – самое крупное социальное благодеяние власти по отношению к народу за все двенадцать веков русской государственности. Но за это благодеяние, случившееся через запятую с распадом СССР, обесцениванием вкладов, кризисом привычного образа жизни, никто даже не поблагодарил. Оно осталось как-то малозамеченным. Три четверти наших горожан ныне живут в принадлежащих им квартирах. Когда вы рассказываете об этом в Берлине, где в собственных квартирах живет 16 % населения, а 84 % снимают жилье[51], у людей лезут на лоб глаза.

Процессы приватизации, начатые при Ельцине, продолжаются. Подсчитано, что до конца 2010 г. в полноценной собственности окажется уже 22 млн участков земли с постройками на них, а всего может быть приватизировано от 30 до 40 млн участков, оценки расходятся. Если считать вместе с членами семей, то этот вид приватизации коснется большинства населения страны.

Ельцин предотвратил возврат коммунистов не только своей решимостью в сентябре – октябре 1993-го. Хорошо их зная, он как скала преграждал им путь все девяностые. И не с помощью штыков, а вполне демократическими мерами. Именно от этого его предостерегали многие, говоря, что, столкнувшись с резким ухудшением жизни, народ снова полюбит коммунистов и приведет их к победе на выборах. Его уговаривали – в том числе и некоторые демократы! – отказаться от выборов вообще. Потрясающе, что человек с таким прошлым отверг все подобные предложения. Он, как оказалось, знал свой народ лучше. У него был свой мост к исторической России.

Меня всегда восхищало отношение Ельцина к СМИ. Откуда в нем такая терпимость, где он научился ангельски сносить нападки? Он ни в чем не ущемил не только журналистов. Все его законодательные инициативы и поправки расширяли поле свободы, ни одна не была направлена на то, чтобы утеснить человека.

После выборов 1996 г. много писали, что Ельцин победил благодаря тому, что СМИ манипулировали избирателями, что банки вложили в его победу страшные деньги. Такое объяснение вызывает улыбку. Наверное, вложили. Но могли и не вкладывать. Результат был бы тот же, потому что страна голосовала не за Ельцина, а против возвращения коммунистов. Судьбу России решило тогда чувство самосохранения людей, которые точно знали, что именно они не хотят потерять. В том-то и состоит величайший подарок судьбы, что люди, которым есть что терять (далеко не в одном лишь материальном смысле и даже главным образом во внематериальном), уже в 90-е составляли большинство населения страны. Это новые люди России, вне зависимости от возраста. Их достаточно, чтобы исключить победу коммунистов на обозримое будущее[52].

Жаль, никто из команды Ельцина не убедил его, насколько важно постоянно объяснять народу действия власти. Миллионы людей пережили тогда кризис привычного образа жизни, и каждый сам должен был найти объяснение происшедшему. Далеко не всем это было по плечу. Власть же практически никогда ничего народу не объясняла. Объяснения с самого начала были отданы на откуп СМИ, зачастую недружелюбным и (или) безграмотным. Но вот что интересно: оказывается, Егор Гайдар предлагал создать при правительстве группу, которая бы занималась разъяснением реформ, но Ельцин на это ответил: «Вы предлагаете возродить отдел пропаганды и агитации, какой был в ЦК КПСС? Пока я президент, этого не будет». Поневоле задумаешься: а не обернулось ли бы предложение Гайдара и впрямь худшим злом?

Если летом 1991 г. Ельцин был истинным вождем, обладавшим небывалой поддержкой, то в декабре 1999-го весть о его досрочном уходе была почти всеми воспринята с облегчением. Он все больше раздражал людей, от него устали, и это до сих пор страшно мешает оценке его великой роли в становлении новой России.

Рано или поздно о нем напишут в учебниках примерно так: «Движимый поразительным чутьем, он выполнил почти невыполнимое, проведя страну по лезвию ножа». Ельцин расчистил пространство, он разрешил всем гулять по траве, чтобы возникли натоптанные дорожки. Замостить ту или иную (тем узаконив) либо нет – это он оставил российским политикам XXI в. Уходя, Ельцин указал, как на преемника, на полную противоположность себе. Вопреки социологам, убеждавшим, что никакой веры Ельцину в народе уже не осталось, народ проголосовал за ельцинского кандидата.

Правда, если от масштаба будущих учебников перейти к более крупному масштабу, придется делать уточнения. Вот что рассказал журналу «Smart Money» (№ 14/104, 21.04.08) чиновник высокого уровня на условиях анонимности: «Никто так и не понял, к какому краю пропасти мы тогда [к концу апреля 1997 г.] подошли. Несколько республик уже не платили налоги в федеральные бюджеты. Законодательство было у каждого свое. Когда начались события в Дагестане, татарский парламент выступил с заявлением о том, что они прекращают отправлять призывников в Российскую армию. Это могла бы быть цепная реакция. Две-три недели демонстрации слабости – и в национальных республиках могли начаться необратимые процессы. Потом все с умным видом доказывали бы, что распад Российской Федерации был предопределен ходом истории, как развал СССР». В этой обстановке Путин был назначен первым заместителем главы президентской администрации, отвечающим за регионы. Десяти недель ему хватило, чтобы привести в чувство тех, кто в этом нуждался. И нам после этого толкуют про «неумолимую историческую предопределенность», к примеру, революции 1917 г.

История девяностых годов еще будет написана. Ныне эти годы предельно демонизированы, но одно-два поколение спустя «дикая приватизация», притворные аукционы, олигархократия, задержки зарплат, топливные кризисы, дефолты, бегство капитала и прочие бесспорные беды 90-х, конечно, будут видны под лупой историка, но, приведенные ходом времени к истинному масштабу, они займут подобающее им место среди других – куда более важных – деталей полотна «Преображение России».