Неожиданный поворот
Неожиданный поворот
«Ничего такого не случится…» Академик не верит собственным выводам? Или уже найден выход из положения?
В начале семидесятых годов внимание мировой общественности привлекли работы Д. В. Форрестера и супругов Дониеллы и Денниса Медоуз. На основании статистических данных эти исследователи показали, что для современного развития производства, потребления, а также для динамики народонаселения характерен экспоненциальный рост. Выполненный во всеоружии электронно-вычислительной техники и техники математического моделирования, труд провозглашает неизбежный крах человечества в мировом масштабе, если этот рост не будет сурово ограничен. Где-то около 2100 года должно наступить замораживание производительных сил.
Позвольте, по представления о прогрессе, подъеме благосостояния…
— Нужны другие критерии экономической эффективности. Признаком здоровой экономики следует считать не развитие, не рост валового продукта, не рост потребления на душу населения, а экономический штиль. Прекратим рост, протянем существование дольше, удастся миновать и перегрев планеты, и кислородный дефицит.
Позднее два других провидца М. Мезарович и Е. Пестель представили так называемому «Римскому клубу» (одна из международных организаций, занимающихся изучением глобальных проблем) западноевропейский вариант приемлемого будущего. Их условие сводится к тому, что мировая экономика должна стать вроде единого организма, тогда в интересах целого с ростом всего организма какие-то органы будут расти, какие-то могут уменьшаться, в результате достигается динамическое равновесие, при котором органическая экономика будет обновляться подобно тому, как каждые семь лет обновляется человеческое тело. Если вдуматься, тут те же пределы роста, только указано, как наилучше их достигнуть.
…Что-то знакомое было во всем этом. Вот уж подлинно: хорошо забытое старое!
Эксперт, найдя прототип, порочащий новизну заявки, должен испытывать удовлетворение, — понял я, когда вспомнил, откуда оно знакомо. Самодовольство усиливалось тем, что источник был не из числа лежащих под рукой. Герберт Спенсер, «Система синтетической философии». (Впрочем, этот мыслитель, кажется, успел обдумать все, что подлежит обдумыванию, и все успел изложить, у него найдется суждение по любому вопросу, но трудно отыскать нужное из-за неимоверного количества текста, оставленного им в виде толстенных фолиантов.) «За усилением спроса гораздо скорее следует увеличение предложения… Очевидно, что этот промышленный прогресс имеет своим пределом (тут совпадение дословное — работа Д. X. и Д. Д. Медоуз с соавторами называется «Пределы роста». — Ю. М.) то, что Дж. Ст. Милль назвал «неподвижным состоянием». Когда населенность достигнет значительной степени во всех доступных для жительства частях земного шара, когда естественные богатства каждой страны будут вполне расследованы и когда техника производства достигнет своего крайнего развития, должно получиться в каждом обществе почти полное равновесие как по отношению рождаемости и смертности, так и по отношению к производству и потреблению. Каждое общество будет проявлять лишь самые незначительные уклонения от средней нормы, а ритм его промышленных функций будет иметь изо дня в день и из года в год сравнительно очень небольшие колебания».
К выводам такого рода можно прийти и иным путем. Идея «пределов роста» явится из рассуждения о «закрытых» и «открытых» системах.
Если дать себе труд подумать о привычных вещах, то можно прийти к поразительному заключению: мы еще не переварили, не осознали, что Земля есть шар. Подтвержденная, наконец, фотоснимками, сделанными с космических высот, шарообразность Земли все же не принимается в расчет ни в политической, ни в экономической практике. Для нас реальна не сфера, а «плоскость жизни». Мы все еще находимся во власти наивно непосредственного восприятия «бескрайних» просторов. Оправданию этой инфантильности служит, пожалуй, то, что еще недавно, в XIX веке, наиболее распространенной картой была схема Меркатора, изображавшая Землю цилиндром.
А кроме того, просто тягостна мысль о пределах. Та подавленность, то смятение умов, потерявших устои и веру в здравый смысл, которые произвел у современников Коперник («какой-то сын польского булочника») и другие, заодно с ним перевернувшие вверх ногами мир, ушли постепенно вглубь, преобразились в чисто подсознательное неприятие факта. Во всю историю человеку было куда податься, если совсем уж невмоготу из-за непогод, голода или зверств сородичей. Земля потому представлялась и использовалась как «открытая система».
Что такое «открытая система», понять нетрудно, потому что каждый из нас «открыт». Мы такие структуры, системы, организации, в которых «входы» и «выходы» разъединены. Через нас нечто проходит. Труднее для понимания «закрытая система». Для нее нет ничего наружного. «Входы» во всех частях ее связаны с «выходами» в других ее частях. В нашем, человеческом опыте эти системы, «единые до внутренней тьмы», могут быть представлены только как абстракция. В самом деле, идеальная засекреченность делает их непознаваемыми. Ни доставить туда ничего нельзя, ни извлечь какие-нибудь сведения. А значит, нельзя быть уверенным, что они вообще существуют. О закрытой системе можно что-то знать, лишь находясь внутри нее.
Повторяем, все живые организмы, включая человека, — «открытые системы». На их «входы» подается воздух, вода, пища, световые и звуковые сигналы, а на «выходы» — продукты обмена и знание.
Системы, с которыми нам приходится встречаться, в целом — открытые. Однако по некоторым своим функциям они могут быть как бы закрытыми. Например, человечество в целом имеет на «входе» новорожденных, на «выходе» — умерших. Эта система поддерживает себя самовозобновлением и тем приближается к типу «закрытых». Но по всем остальным функциям она открытая.
Как и наше тело, открытое для прохождения материи, энергии, информации, мировая экономика также «открыта» этим главным потокам. «Входы» — это все то, что пополняет склад наличностей — вещей, людей, знаний, организаций, а «выходы» — это потребление, изымающее наличности из общей копилки. (Далеко не общей, как известно. Все наше рассуждение здесь условно.) Если под этим углом взглянуть на полезные ископаемые, пищу, сырье всякого рода, то они предстанут в нескончаемом пути из неэкономической сферы в экономическую, где проходят через производство и потребление, и оттуда — на «выход», вовне. Дела экономические начинаются с открывания и добычи ископаемого топлива, руд, а завершаются выхлопом и выбросом сожженного, съеденного, сношенного в неэкономические резервуары — атмосферу и океан, мусорные ямы человечества.
Для продвижения всего что ни на есть из неэкономической сферы в экономическую и оттуда в «бездны» океана или атмосферы потребна энергия. Она поступает на «вход» в форме механической силы, ископаемого топлива, солнечных лучей, приливов и отливов… Энергия и сама выбрасывается, приняв непригодную для использования форму, то есть став вровень с энергией, рассеянной вокруг.
Информация приходит извне. «Небесный свод, горящий славой звездной», зажег человеческое воображение. Глядя во Вселенную, человек составил мнение о себе. Будь планета закрыта облаками, вряд ли на ней вызрел бы ум Аристотеля, Коперника, Лобачевского. Но главный источник информации — самопроизводство в человеческом обществе. «Приход» состоит из рождений и образования. «Расход» — смерть и потребление. Накопленные знания составляют общечеловеческий капитал. Он всегда превышает знания, уже воплощенные во что-то. Избыток производства информации над потреблением составляет тяговую силу прогресса. Значение знаний хорошо иллюстрирует пример районов и стран, экономический потенциал которых был разрушен войной и быстро восстановлен благодаря знаниям, не страдающим от бомб. И напротив, страны, обладающие обширными природными ресурсами, но скудной информацией, развиваются медленно.
Что делается с материалом? Получив от природы; сырье высокого качества, человек доводит его до непригодного состояния. Все, что было концентрированным, скажем руда, распыляется, рассеивается, попадает в те самые «неэкономические резервуары» — океан, атмосферу, на поверхность Земли, в ее недра. То же происходит и естественным путем, по прихоти стихий. В результате повышается энтропия, то есть порядок единообразия, подогнанности под общий уровень, порядок уравниловки. Одновременно совершается и антиэнтропия — концентрация того, что рассеяно. Микробы набивают азотом, извлеченным из воздуха, клубеньки клевера; из морской воды микроорганизмы экстрагируют марганец и другие элементы. Гигантскую обогатительную работу ведет человек. Однако понижение энтропии материалов приходится оплачивать вложением энергии и информации. Есть закрытые системы, где ни роста, ни падения энтропии материала не наблюдается. Примером служит азотный цикл в природной системе. Молекула азота, которую вы съедаете с яичницей, находилась в этой же точке своего кольцевого маршрута сто миллионов лет назад, и тогда ее съел, возможно, динозавр.
Но вот энергия не имеет никакой лазейки в обход второго закона термодинамики, о котором теперь, после выхода книги Германа Смирнова «Под знаком необратимости», уже не скажешь — «мрачного», поскольку там неумолимо доказано, что ему-то, закону необратимости, мы обязаны всем, вплоть до самой жизни.
Рассеяние энергии в закрытой системе неотвратимо. Только подпитка ею извне делает возможными эволюционные процессы.
Запасы топлива истощимы — это общепризнано. Расщепляющиеся материалы улучшат положение, но не изменят его кардинально. Однако нам, конечно, не безразлично, когда произойдет то, что должно произойти. Не истощение запасов топлива и не энтропия положат пределы развитию. Кризис возможен задолго до того. Он будет ускорен или отложен в зависимости от умения получать и использовать энергию. В свою очередь, количество растрачиваемой энергии зависит от умения распоряжаться материалом.
Экономика, проникнутая беспечно-романтической грезой о Земле без конца и края, как плоскость, как степь бесподобная, которою ехал Тарас Бульба с сыновьями, должна уступить место экономике сферы. Экономика пиршества — экономике диеты. Экономика открытого, как караван-сарай, проходного двора — экономике закрытого часового механизма. Стало модно символически изображать современное человечество командой космонавтов. Земля это наш общий космический корабль. А еще Циолковский предсказывал характер экономики космонавтов. «Люди будут портить воздух и поедать плоды, а растения будут считать воздух и производить плоды. Человек будет возвращать в полной мере то, что он похитил от растений: в виде удобрений для почвы и воздуха». (Удобрением воздуха для растений служит выдыхаемый человеком углекислый газ.)
Космический корабль не имеет неограниченных резервуаров ни для чего — ни для добычи, ни для выбрасывания. Человек должен вписаться в цикл закрытой экологической системы, единственным вводом в которую является энергия Солнца.
«Экономика космонавтов» и «экономика запорожцев» разнятся также своим отношением к потреблению. Открытая экономика одинаково благословляет как производство, так и потребление. Успех измеряется количеством материального блага, проходящего с «входа» на «выход». Если резервуаров бесконечно много, такая мерка годится. При этом разумно национальный валовой доход разделить на две части: ту, что берет начало из возобновляемых ресурсов (древесина, например), и ту, что происходит из ресурсов истощаемых. К первой пожелание «чем больше, тем лучше» подходит, а вот ко второй не очень. Авторы «Пределов роста» видят особенность «экономики космонавтов» в том, что для нее мерой успеха служит не производство и потребление, а природа, качество и сложность всего наличного богатства, включая состояние человеческих мыслей и тел. Экономика закрытой системы будет приветствовать сдерживание, а не наращивание обращаемого валового продукта.
Каков поворот! Производство и потребление — это скорее плохо, чем хорошо! Да ведь чтобы принять такую точку зрения, надо пересмотреть сами основы жизненной практики, психологии, наши желания и устремления. Например, наша первая, неистребимая, неотъемлемая потребность в разнообразии первой же будет обуздана, введена в строжайшие рамки.
Ну и жизнь ожидает потомков у пределов роста! Не жизнь, а бухучет. «В потреблении нет ничего заманчивого», — будут вдалбливать землянину с ясельного возраста. «Чем меньшим потреблением мы можем поддерживать данное состояние, тем лучше». Воцарится режим скаредного практицизма, воздержания и целесообразности. Быть сытым, но не есть; носить, но не изнашивать… Вместо шашлыка по-карски внутривенное вливание. Забудут, что значит путешествовать, иметь много знакомых и друзей. Значение семьи, наконец, возвысится, как о том мечтали и как к тому призывали певцы патриархальной старины. Развлечения? Как лекарственное средство, строго по предписанию. «В возмещение затрат нервной энергии на разговор с подчиненными выдать 1 (один) билет на оркестр народных инструментов». Система обмена старых телевизоров, часов, система проката уже сейчас практикуются, а тогда охватят весь ассортимент вещей индивидуального и общественного пользования. Взял, попользовался — передай другому или обменяй. Ничего «твоего» нет. Все во временном пользовании, как и ты сам временный на Земле.
Для американца главное преуспевать, и потому «Пределы роста» его озадачили. Крайне чувствительный к экономическим идеям, он заметно возбудился. Нет большего еретика, чем вчерашний верующий. Грянуло «отрезвление», отрекательство от того, чему поклонялись вчера. Впрочем, было движение в мыслях, не в делах, но шум поднялся порядочный. Из этой волны, как Афродита из пены, явился этически-экономический кумир Е. Ф. Шумахер со своей книгой «Малое прекрасно». Все надо пересмотреть! Вам нравится нынешняя высокорослая молодежь, а следовало бы об этом сожалеть. Если рост народонаселения широко обсуждается и найдены некоторые средства его планирования и контроля, то размерам человека не уделяется внимания. Между тем укрупнение человеческих тел вызывает осложнения того же характера, что и перенаселенность. Человек становится выше на пять процентов, значит, тяжелее на шестнадцать. На него пойдет значительно больше пищи, воды, кислорода, тканей, металла, бумаги и других жизненных ресурсов. В результате польза от предохранительных средств и тому подобного сведется к нулю. Между тем недавние исследования показали, что американцы продолжают расти. Средний американец 25–35 лет из-за своего роста весит на два кило восемьсот граммов больше, чем его предшественник-однолеток начала шестидесятых годов.
Укоренившееся предпочтение высоким мужчинам за их силу, внушительность, а также детское стремление вырасти, отождествляющее высокий рост с независимостью, надо перевоспитывать решительным образом.
В высоком росте мало хорошего. Исследование биографий американских президентов, известных бейсболистов, силачей, футболистов и прочих знаменитостей показало, что короткие живут дольше длинных на шесть — двадцать процентов. То же и среди других млекопитающих (обследованы лошади и собаки). Низкорослые едят меньше — может быть, поэтому. Диетолог Клив Маккей из Корнелльского университета проверил на крысах. Давал им необходимые витамины и прочее, но недокармливал. Подопытные были меньше и легче евших вдоволь и жили в полтора раза дольше.
Геронтологи подтвердили то же на примере долгожителей Кавказа: мало едят.
Увеличение тел чувствительно для экономики. Так, рост ступней американок за последнее время вызвал потребность в дополнительной коже. Прибавка ее на одно поколение женщин — это лента длиной 12 с лишним тысяч километров — расстояние от Майна до Калифорнии.
Западногерманская гражданская авиация ежегодно песет убытки в два миллиона долларов на том, что средний пассажир тяжелее, чем планировалось, и это влечет за собой перерасход горючего, лишние посадки на заправку, меньшее число перевозимых пассажиров. Из-за непредусмотренного удлинения ног приходится расширять пространства между креслами и тем самым сокращать вместимость авиасалонов. Американские специалисты по гражданскому строительству (Массачусетский технологический институт, 1967) указали, что укрупнение человека заметно повлияет на размеры домов, дорог, мостов, автостоянок. В Японии студенческие парты тесны для нового набора. В США старые кинотеатры неудобны для нынешней длинноногой публики и стоят перед необходимостью перестройки. Стоимость же переделки жилых домов, офисов, школ, во всех отношениях пригодных, кроме того, что стали малы, а также смены оборудования предвидится грандиозной.
Борцы за всеобщее обмельчание приводят следующую выкладку. Сравнивают два варианта будущей Америки с населением в пятьсот миллионов. Один из этих вариантов, экономически более разумный, в среднем ниже ростом, чем другой, менее разумный, на один фут (30,4 сантиметра). Подсчитали стоимость одежды, пищи, жилья, мебели, личных вещей, транспорта. Низкорослые дали общую годовую экономию в пятьсот миллиардов долларов. Крыть, как говорится, нечем.
Если к тому же учесть, что древние греки и римляне, создавшие высшие образцы культуры, были соответственно 164 и 167 сантиметров и что среди выдающихся людей Нового времени также высок процент низкорослых, то в пользу высокого роста останется только инерция вкусов времен «экономики запорожцев».
Все это завершается призывом поскорее выяснить причины увеличения размеров человека и начать их устранение.