Покидая нынешние Дельфы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Покидая нынешние Дельфы

…Громадный, рыжий, волосатый — земля держала его крепко, долго. Откопали вот, извлекли. Какое мясо!.. Мамонт совершенно свежий, словно вчерашний! Все же пусть сначала собаки. Едят, канальи. Что за сохранность! Верно, упал, и сразу его заморозило. И уж не размораживало, иначе бы протух. Столько лет! Странно… Отчего же оно этак — сразу… Кожа, волосы — все сохранилось. А собакам-то хоть бы что, облизываются…

В желудках и между зубами мамонтов — читаем в старом научном журнале — были найдены растения и травы, которые теперь не растут в северной Сибири… Содержание желудков было тщательно исследовано; они содержали непереваренную пишу — листья деревьев, ныне произрастающих на юге Сибири, на большом расстоянии от источников слоновой кости. Микроскопические исследования кожи обнаружили красные кровяные тельца, что было доказательством не только внезапной смерти, но и ее причины — от удушья газом или водою, очевидно, в данном случае — последней. Но остается удивительным замораживание этих больших мясных туш так, что они сохранились на века.

— Это может произойти неожиданно?

— Смотря что считать неожиданным.

— Буквально — снег на голову. Как случилось с мамонтами… Их откопали свежеморожеными. Нашлись гурманы — съели бифштекс из этого полуфабриката… Некоторые животные не лежали, а стояли в мерзлоте. Их сковал холод и засыпал снег прямо в движении. Не успели даже упасть!.. Отсюда и предположение: не включился ли климатический рубильник на «холод» внезапно, рывком? Трудно, конечно, поверить, и если б не это сообщение…

— Неважно. Все равно — фантазия. Так быстро климат не меняется.

Я хотел было рассказать подробности, как выкапывали да что нашли между зубами, но он поднял руку:

— Неважно. Все равно.

— Но чтобы застать нас врасплох, и не надо так быстро, не правда ли?.. Кстати, модель «белой Земли» допускает климатические неожиданности в том смысле, что наша планета может без видимой причины стать целиком Антарктидой равно, как лишиться полностью льдов. Скажите, эти расчеты сделаны впервые лично…

— Селлерс пришел к тем же результатам, что и я, но позднее. Моя работа опубликована в 1966 году, его — в 1969 году. Было ли что-то аналогичное раньше, не знаю. Мне не встречалось.

С членом-корреспондентом АН СССР Михаилом Ивановичем Будыко я разговаривал 8 января 1973 года. На дворе стояла теплынь, градуса четыре выше нуля. Ангельски розовые облачка витали средь ослепительной голубизны. Михаил Иванович сумрачно поглядывал в окно, как бы приговаривая: «Сами видите, что делается с погодой».

— Успеем ли подготовиться к переменам? — автор модели «белой Земли» пожал плечами. — Должны успеть.

Теперь, после пребывания в стенах Главной геофизической обсерватории, прелый воздух улицы и лихорадочный румянец облаков в зимнем ленинградском небе воспринимались как симптомы.

…Дорога, ведущая от главного корпуса к шоссе, зимой неблагоустроена и требует сосредоточенности. Но надо еще и еще раз оглядеться вокруг, покидая эти нынешние Дельфы.

Исполинные деревья, как усталые натурщики, застолбенели в позе лаокоонов. Змеиные звуки автомашин мечутся где-то меж черных стволов… Здание обсерватории скромно, без всякой амбиции; никто посторонний не замедлит шага, проходя мимо, не снимет шляпы. Оно так же неприметно, как знаки предостережения, рассеянные в воздухе этого внесезонного дня,

Да полно! Какие знаки? Где? Кругом все то же. Как было, так и есть: волны бензинового перегара, поземка городского праха над асфальтовой гладью, уютно подрагивающий автобус… А знаки-предвестники, если они и есть, то не для нас, спешащих по своим делам. Они видны иному глазу, слышны иному уху… «Люблю сей божий гнев, люблю сие незримо, кругом разлитое таинственное зло…» Автобус плывет мимо афиш и витрин, мимо нервных перекрестков, зевает автоматическими дверями, меняет пассажиров и снова пускается в путь.

Все та ж высокая, безоблачная твердь,

Все так же грудь твоя легко и сладко дышит…

Хвостатые звуки легковых автомашин нагоняют нас, набрасываются спереди и сзади, а мы трусим, вздрагивая на выбоинах.

Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет,

Все тот же запах роз…

В городском крошеве ритмов, красок и форм вспоминаемые по контрасту тютчевские ямбы выстраиваются неподкупно строго. Так, пресекая галдеж и нагнетая трепет, заставляет себя слушать метроном, отсчитывающий последние мгновения.

Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет,

Все тот же запах роз, и это все есть Смерть!..

Стихотворение «Mal’aria» (зараженный воздух) было навеяно поэту описаниями Рима в романе г-жи де Сталь «Коринна, или Италия». Но своей могучей оркестровкой Тютчев возносит тему зла, незримо разлитого «в самом небе», до высот грандиозного иносказания.

Современное раскрытие этой темы видишь, побывав в кругу метеорологов, а не врачей. Что там Mal’aria! Нет, это не о нем: «Судеб посланник роковой… как тканью легкою свой образ прикрывает».

Климат — вот фактор, в сравнении с которым все игрушечно, смешно, сметаемо шаловливым, случайным мановением… Вот высшая инстанция жизни… Вот исполнительная верховная власть природы… Вот вершитель воли Солнца па Земле.

Теоретику-метеорологу, чтецу знаков-предвестников, может быть, и подобает немногословие, покрасневшие от долгой сосредоточенности глаза, оракульски отрывистая речь…

Как ни своеволен климат, как ни прикрывает свой образ, он не выстоит перед проницательностью цифр, он будет рассчитан, смоделирован, предвиден, изображен. На столе М. И. Будыко лежал одинокий листик бумаги: опираясь на оси ординат, в змеиной позе замерла кривая — модель «белой Земли»…

Чтобы упредить климатическую катастрофу, М. И. Будыко предлагает «ограничение влияния промышленного развития на климатические условия» и искусственное торможение роста температуры у поверхности Земли путем рассеивания в атмосфере тонкой пыли.

Осуществимо ли это? Ничего особенного тут нет. За последнее время рамки возможного сильно раздвинулись. Получили применение новые способы давления на природу. Ведь многие природные процессы тонкой регуляции находятся в неустойчивом состоянии. Чтоб добиться огромного эффекта, вызвать их срыв, не надо больших усилий, крупных затрат энергии. Принципы спусковых — триггерных — механизмов, используемых в импульсной технике, оказались вполне пригодными для включений и выключений грандиозных метеорологических явлений — на этих принципах основаны искусственное рассеивание облаков, туманов, стимулирование осадков, борьба с градобитиями и т. п.

Периодически внося в стратосферу различные аэрозоли, ослабляя тем приток солнечной радиации на Землю, можно изменить и климат, и попутно всю природу на целой планете. Следствие, как видим, колоссальное, а усилий при современной технике потребует сравнительно небольших.

Но и стихни, подстрекаемые человеком, обещают разыграть пантомиму в духе мрачных фантазий Апокалипсиса. «Заслуживает внимания громадная скорость, с которой может произойти возвращение к прежним климатическим условиям (она примерно в сто тысяч раз больше скорости процесса естественного похолодания, который преобладал в последних геологических периодах)». «…Многие аспекты изменения климата в эпоху «потепления» Арктики имели большое практическое значение. В связи с этим следует думать, что изменения климата, которые могут быть достигнуты к концу XX века, окажут большое влияние на различные стороны хозяйственной деятельности ряда стран…» «Дальнейшее усиление изменений климата, связанное с таяньем полярных льдов, при отсутствии специальных мероприятий по подготовке народного хозяйства к этим изменениям, могло бы приобрести характер климатической катастрофы…»

Чего добивается М. И. Будыко, возлагая на читателя бремя осведомленности?

Впереди полоса мировых проблем. Вглядитесь, призывает ученый, вон уже маячат их силуэты на горизонте. Когда произойдет встреча? Точно неизвестно. Эти неопределенности ставят нас в положение классического студента-жизнелюба, который не выучил часть курса и вот спешно прорабатывает параграф за параграфом, страшась, что в любой момент может грянуть вызов к экзаменатору. Успеет он или нет — дело случая. «Человечество, — пишет К. Маркс, — ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь когда материальные условия ее решения уже имеются или, по крайней мере, находятся в процессе становления». Преддверие мировых проблем своеобразно тем, что «судеб посланник» не ждет. Ему нет дела, готов экзаменующийся к ответу, подошел ли к важному параграфу, поставил перед собой нужные задачи или не успел.

Темпы приближения «сессии» оставляют метеорологам не более пяти-десяти лет на выяснение точной картины климатических условий будущего. Так что сегодня у теоретиков климата «горит план».

Но и всем жителям планеты, особенно тем, кто составляет планы, пора включить в круг жизненно важных соображений заботу об атмосфере в полном комплексе ее незаменимых свойств и качеств.

Итак, впереди мировые проблемы. Кто призван будет их решать? Какие характеры, умы, личности, души? «Необычайность, небывалость зовет бойцов совсем не тех…»

Прошлое являет загадочную готовность человеческого общества решать возникающие задачи и выпутываться из тупиков. Откуда ни возьмись берутся нужные люди! Некие скрытые от глаз социальные механизмы угадывают момент и срочно размножают наиболее подходящий тип личности таким тиражом, что он определяет дух времени.

Тут действуют два процесса. Первый — характеры распределяются в зависимости от их соответствия главной задаче. Скажем, для Афин, родивших Алкивиада, главным делом была война. В ней обретали славу и позор, она служила основой солидарности и разногласия, обогащения и разорения. В ту пору общественное признание было на роду написано атлетам милостью божьей.

Второй процесс: сама задача формирует характеры, годные для ее выполнения. Пусть ты от природы семи пядей во лбу, ты Сократ, учитель шального Алкивиада, но в первую очередь развей в себе военно-спортивные качества и будь человеком воли, а уж потом философствуй, да осторожно.

Социальные механизмы поставляют в духе времени и личность искателя истины. Добытчик знаний формируется общественной средой, которая сама зависит от добытых знаний.

…В сороковые годы знамением времени были полупроводники и ядерная физика; в пятидесятые, с открытием генетического кода наследственности, заявляет свои права биология; в конце шестидесятых — начале семидесятых эти научные гегемоны уступают место быстрому возвышению наук об окружающей среде, до той поры третировавшихся как второстепенные.

Был своевременен — вы помните? — модный, короткостриженый, спортивный и деловой, танцующий твист физик-теоретик.

…На квартиру к такому свойски маститому теоретику был как-то откомандирован с кафедры зоологии мастер набивки чучел. Следовало привести в порядок медвежью шкуру, лежавшую вместо ковра в рабочем кабинете. Пока гость усердствовал, ползая по полу, хозяин, сидя в вынужденном безделье за письменным столом и глядя с высоты своего положении, размышлял вслух:

— …Букашки да таракашки, усики да носики… Чем занимаются почтенные люди! В нашу-то эпоху, когда есть такие вещи, как… Ну-ну, я шучу, конечно… Но согласитесь все же, что одни области знаний актуальны, определяют сегодняшний и завтрашний день человеческого существования, а другие… Нам, людям рационального, строгого мышления, теоретикам, экспериментаторам, поверьте, не чужда приятность природы. Так что же, заглядывать в глазки этой даме и вздыхать? «Шепот, робкое дыханье, трели соловья»? Нет, действовать! Диктовать условия! Подчинять! Полагаться только на свои силы, на свои головы! Мы и без жучков обойдемся, когда надо будет.

Реставрация шкуры была прервана, потому что мастер сбежал, убоявшись, что и ему самому, как несчастной букашке, не останется места на Земле, ставшей лабораторией аналитического ума.

Этот ум-булат разделяет и властвует. Он покоряет мир предметов и явлений путем рассечения, расчленения их (такова механика и этимология рациональности) на доступные части. Части немногочисленные — вот что существенно. Например, ход небесных тел был для ясности расчленен на силу инерции и силу тяготения. Впоследствии, приглядевшись повнимательнее, астрономы обнаружили, что Меркурий искажает свою законную траекторию. Чтобы уложить и новый факт во всеобщую закономерность, пришлось призвать на помощь теорию Эйнштейна, уточнявшую теорию Ньютона. Так раскрываются явления, под крышкой которых запрятаны считанные пружины.

Наша среда обитания — это система со многими степенями свободы. Из подобных систем рациональный анализ выделяет наиболее влиятельные факторы, а остальными пренебрегает. Галилей, чтобы обосновать равенство скоростей падения пушинки и булыжника, должен был пренебречь трением, а также сопротивлением воздуха. Действительно, на Луне, в межзвездном пространстве или в специально оборудованной лаборатории это равенство соблюдается. Но не в обыденной земной жизни. Здесь вы остро ощутите разность скоростей, если местом приземления обоих предметов окажется ваша голова. Упрощая — для ясности — природное окружение, трудно гарантировать сохранность голов. Потому, что второстепенные факторы со временем оборачиваются грозными. Просмотреть ход событий далеко вперед невозможно из-за быстрого нарастания неопределенности. Так бильярдист теряет прицельность и уверенность в результатах, когда вместо простого удара шаром по шару должен сыграть еще от борта и тем паче — от двух, трех… Как же быть? Разве есть у нас что-нибудь взамен рациональности? Нет. Она и впредь останется нашим верным мечом-булатом. Но целиком на него полагаться нельзя. Натура (природа) требует от нас еще и нерационального, нелогичного, ну, в общем, родственных чувств.

Если в климатической машине что-то нарушилось и к концу века скажутся эти сдвиги, то положение уже сейчас пиковое. Правда, небесные силы игривы и любят пошутить над прогнозами. Может, и на этот раз они шалят, ничего серьезного не замышляя? Может быть. Но все равно положение пиковое. В том смысле, что нам не забыть, не забросить пророчества метеорологов, нависшего над ними, как меч над головой Домокла. (Стоит ли развлекаться, можно ли отвлечься, будучи на волосок от гибели? Сиракузский литератор и правитель Дионисий этот общефаталистический вопрос решал конкретно: приказал во время пира подвесить над головой одного из сотрапезников по имени Домокл тяжелый меч на конском волосе и созерцал эффект.) Нам придется самое меньшее — испытать свой «час пик». То есть пройти через очищение, не самобичевальное, но еще более мучительное. Ибо что тягче отказа от привычек! И ради чего? Чтобы выполнить ультиматумы, диктуемые теоретическими соображениями. Но разве человек с сигаретой в зубах[7] не бесстрашен?

Но вот незаметно подкрались глобальные проблемы. Увы, они требуют не только иных знаний, но и другого умонастроения. В стремлении охватить целое заложено нечто большее, чем благородное любопытство. В нем заключена забота. Учитывающий разнородные и отделенные причины и следствия держит в голове такие цели, которые относятся к будущему не как к тому, что после нас, но как к продолжению нас.