Ведет ли к легкой смерти узаконенный отказ от лечения?

Ведет ли к легкой смерти узаконенный отказ от лечения?

В большинстве правовых государств принят закон об отказе от лечения, поддерживающего в человеке жизнь. Законодатели и Конституционные суды повсеместно считают его прямым следствием права на самоопределение, которым наделен каждый гражданин, однако в каждой стране по-разному регулируются возможности воспользоваться этим правом. На международном уровне вообще принято считать, что отказаться от дальнейшего лечения вправе пациенты на последней стадии болезни, которые, находясь у порога смерти, сохраняют ясный рассудок и способны принимать решения. Неизвестно, какой процент умирающих составляют эти люди, — уже хотя бы потому, что только лечащие врачи или больничные комиссии решают, на какой стадии болезни находится пациент и вменяем ли он. В свою очередь, комиссии эти — в зависимости от их ориентации, предвзятости, религиозных воззрений — могут высказать предположение: если, мол, у человека достало сил пройти все бюрократические процедуры, необходимые для отказа от дальнейшего лечения, значит, до последней стадии ему далеко. Ну а коль скоро больной все же ходатайствует об ускорении конца, он, скорее всего, в невменяемом состоянии.

Тем самым так называемое право на самоопределение в настоящий момент сводится к ходатайству о прекращении лечения. Врачей же и администраторов, для которых продолжение лечения часто напрямую связано с материальной заинтересованностью, ничто не обязывает удовлетворять эти ходатайства. Но даже если ходатайства удовлетворяются, то всевозможные бюрократические проволочки, предписанный срок ожидания (спрашивается, отчего бы и внезапной смерти заодно не предписать срок ожидания?!) фактически унизительно сводят на нет право человека на самоопределение. Ведь это все равно как если бы пришлось хлопотать о возможности воспользоваться правом свободы слова, а получив разрешение, ждать еще тридцать дней, прежде чем высказаться. Или если бы свобода вероисповедания заключалась в том, чтобы испрашивать на то особого разрешения, а ходатайство рассматривалось бы закоренелыми атеистами.

Однако многие больные не знают даже того, что в большинстве стран, где эвтаназия запрещена, человек имеет право отказаться от лечения. Но пусть пациент и знает об этом своем праве, все равно за отсутствием профессиональной осведомленности ему трудно представить, к какой смерти приведет это его законное решение. Впрочем, как правило, люди догадываются, что смерть вряд ли будет легкой. Конечно, если находишься в надежных руках, за избавительным препаратом дело не станет. У врача или медсестры, которые и слышать не желают об активной эвтаназии, все же наверняка достанет сострадания, чтобы (прежде чем остановить прибор, поддерживающий жизнедеятельность) шепнуть больному: «Не бойтесь, мы избавим вас от мучений!» — а тем временем набрать в шприц смертельную дозу морфина. С нравственной точки зрения — если законы позволяют — эту процедуру можно было бы проделать и без остановки прибора обеспечения жизнедеятельности или прекращения медикаментозного лечения, что куда более гуманно.

Я не утверждаю, будто бы отказ от лечения никак не может считаться одной из форм эвтаназии, хотя сам по себе он не отвечает принципам эвтелии. Больного при смерти порой поддерживают такими медикаментозными средствами, одно лишь воздержание от которых ведет к быстрой и безболезненной кончине. Если же отказ от лечения может вызвать мучительную агонию, так что облегчить состояние больного способны лишь очень высокие (смертельные) дозы обезболивающих средств, то ходатайство о законно дозволенном отказе от лечения превращается в завуалированное прошение о запрещенной законом активной эвтаназии.

Но даже если бы смертельно больные и знали о своем праве отказаться от дальнейшего лечения и догадывались, что врач под этим предлогом поможет им умереть с помощью передозировки «болеутоляющих» наркотиков, в любом случае эта «пассивная» эвтаназия отнюдь не равнозначна легкой смерти. Ведь в нынешних условиях у врачей вряд ли найдется время подготовить пациента и его близких к последнему прощанию или совершить ритуалы эвтелии, ведущие к легкой смерти. Да это и не входит в их обязанности. Долг врачей — исцелять, всеми доступными средствами поддерживать жизнь, к тому же на достойном человека уровне. Если сохранять этот уровень больше не удается, следует уступить место людям другой профессии, которые в силу своей подготовки сумеют помочь умирающему избавиться от затянувшихся мучений. Однако профессиональное вспоможение подобного рода в настоящее время нигде открыто не практикуется.