СЛУЧАИ с «Концом времени композиторов»
СЛУЧАИ с «Концом времени композиторов»
Занятия теорией музыки приучают легко читать с листа вторые партии ансамбля (половину фактуры при этом можно не играть, главное — отловить схему формы), и я оказалась удобной заменой заболевшего второго пианиста для премьерного показа в кабинете Т.Н. Хренникова четырехручного фортепианного переложения симфонической увертюры Владимира Фере «Вьетнам в борьбе» (Фере, вместе с В. А. Власовым иA.M. Малдыбаевым, в 1930—1950-х годах создавал киргизские оперы и казахские симфонии; к 70-м национальных ниш для симфонически-оперных прививок в СССР уже не осталось, и престарелый Фере продолжал дело своей жизни во все еще далеких от европейской музыкальной цивилизации «братских странах»). Показ никак нельзя было отменить, поскольку специально на него приехали «вьетнамские товарищи». Помню, что играть пришлось правильно-скучную сонатную форму, аккуратно наполненную пафосной гремучестъю. Процентов сорок нотных знаков в своей партии я, как обычно, опускала, что было и к лучшему, так как надсадной «борьбы» получалось меньше, а бедного и голодного Вьетнама — больше. Зато когда в кульминации в моей части партитуры обнаружился контрапункт вьетнамской пентатоники (видимо, революционно-партизанского гимна) с «Интернационалом», я радостно накинулась на эту святую простоту и от души подала обе линии — «Интернационал» как бензопилой, а вьетнамский напевчик как молотком. Почтительному восторгу «вьетнамских товарищей» не было границ. Они жали нам. первой пианисткой Ольгой Седельниковой руки (Оля, бедняга, специально учила этот опус и выучила чуть не наизусть
да и куда ей было деться — жене слепого композитора Глеба Седельникова, который нуждался в помощи творческого союза!). А В.Г. Фере растроганно прижимал нас с Ольгой к своей болезненно-исхудавшей груди. Вскоре композитор умер, и этот самый «Вьетнам» оказался его художественным завещанием. «Наследников» не нашлось — сочинение так и не было исполнено в симфоническом виде, ни тем более издано.
* * *
Композитор Владимир Пальчун (род. в 1946 г.), музыкант не бездарный, уже до поступления в консерваторию в 1970-х годах был отягощен серьезным жизненным опытом. На концерты в Доме композиторов он приходил в красноречиво помятом виде, нередко с авоськой, в которой угрожающе грязнела картошка и обещали протечь пакеты молока. Вдруг в 1982 году Пальчун вознесся в Союзе композиторов на недосягаемую высоту — ногой открывал дверь любого секретарского кабинета. Начальники безмерно раздражались, но терпели: Пальчун вначале сочинил ораторию «Малая земля» по литературному опусу Брежнева, а теперь пахал балетную «Целину» по либретто на книгу того же автора. Балет уже ставился в Днепропетровске. Автор балета то и дело пропадал на несколько дней, потом в обычном своем облике появлялся в кабинете директора Дома композиторов и, не здороваясь с присутствующими, звонил по межгороду в Днепропетровск: «Ну, как первое действие? Как третья картина?» И вот однажды, после очередного пропадания, за время которого успел умереть Л.И.Брежневu чуть ли не был уже похоронен, Пальчун появляется с обычным своим неухоженным апломбом, набирает телефонный номер: «Как это — прекратили работу? Да я вас!.» Пауза. Сомнамбулой несчастный вышел из кабинета… Надо представить себе тихое торжество коллег, случившихся при сем историческом звонке.
Теперь Пальчун сочиняет духовную музыку.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.