Европейская композиция, или опус-музыка,
Европейская композиция, или опус-музыка,
Европейская композиция, или опус-музыка,начинается в Западной Европе в xi веке. С определенного момента (с появлением автономных жанров) она складывается в историю, целеустремленно эволюционирует, стремясь к самообновлению. До оформления в историю опус-музыка представляет промежуточный между канонической импровизацией и новаторской композицией тип: каноническую композицию. Автор уже существует, его могут называть Великим, как Перотина в XII веке, и этот автор уже создает новые, оригинальные произведения, но новизны не ищет. На новации он наталкивается случайно. До появления оперы новации не программируются, а осмысляются задним числом.
Для опус-музыки изменяться означает не исчезать (как для фольклора или ритуальной канонической импровизации), а как раз напротив: быть, существовать. Но в конце XX века способ существования опус-музыки поставил под вопрос само ее бытие.
* * *
В XX веке все активнее проявляют себя миксты музыкальных практик.
В развлекательной музыке возникает джаз, сотканный из английских пуританских хоралов XVI—XVII столетий, европейских военных маршей, спиричуэл (христианских духовных гимнов американских негров), афролатинских танцевально-ритуальных ритмов и специфических американских городских развлекательных жанров (вроде менестрельного уличного театра, в котором черные изображали белых: от этой кукольно-гротескной пластики пошли танцевальные ритмы регтайма, кэкуока и тустепа). Рок-музыка — еще более сложная амальгама. В 1940-е годы джаз, а в 60-е рок выделяют в себе артифициальные (неразвлекательные) стили, сближаясь с опус-музыкой.
В свою очередь, в опус-музыке активно адаптируются фольклорные традиции (неофольклоризм, например, Б. Бартока или раннего И.Ф. Стравинского). Сложными путями формируется неоканонизм, опирающийся на традиции ритуальной импровизации. Активно ведутся поиски «третьего направления», соединяющего развлекательное и серьезное музицирование (правда, чаще вместо «третьего» получается третьесортное). Вообще-то заимствования и смешения были всегда и всюду. Японская профессиональная традиционная музыка созревала благодаря корейским и китайским заимствованиям, связанным с распространением буддизма. Странствующие цыгане переносили народные напевы из Румынии в Грузию, с Балкан в столичные российские рестораны и на провинциальные ярмарки, а русские крестьянские песни исполняли на свой манер, формируя «российско-цыганский» стиль (например, знаменитая «Ой, да не вечерняя заря», которая звучит в кинофильме «Живой труп»). Из североафриканских походов Наполеона в Париж был вывезен канкан, ставший на долгое время самым экстремальным танцем водевильных, а затем и кафешантанных подмостков. Русское богослужебное пение пришло из
Византии, впоследствии пережив существенное переосмысление и в Киеве, и в Новгороде, и в Архангельске, и в Москве. А средневековые западные менестрели и вовсе были музыкально-поэтическими интернационалистами: они сочиняли и пели на всех основных народных языках Европы, не чуждаясь и латыни; странствуя по богатым замкам и королевским дворам, создавали общеевропейский мелодический фонд. Много вынесли рыцари-менестрели и из крестовых походов: от привезенных ими в Европу тюркских и арабских музыкальных инструментов пошли всем нынешним меломанам привычные скрипки и виолончели…
И все же XX век приходится выделить в особую рубрику. Не только потому, что миксты в нем систематичны и целенаправленны, но еще и потому, что верховное в Европе искусство опус-музыки в этих микстах стремится изменить себя не на свой собственный (новаторский), но на чужой (новаторству альтернативный) лад. Опус-музыка переживает к концу столетия свой самый существенный кризис, сопоставимый по тектонической мощи только с началом этого типа музицирования1 .
В Европе в XI столетии возникла авторская письменная теоретичная музыка, которая в Новое время выявила в себе способность и желание «делать историю». Теперь она приходит к нежеланию (или неспособности) иметь дело с историей. И указывает на это фольклористическими, ритуализующими и развлекательными мутациями.
1 . Есть другой опыт классификации, также не связанной с эволюционистской стадиальностью. В. Мартынов в книге «Конец времени композиторов» (1996—2001, рукопись) выделяет бриколаж, богослужебное пение и композицию. Бриколаж, т.е. оперирование некоторым ограниченным набором неизменных элементов (попевок, ритмических формул, музыкальных форм и т.д.), по Мартынову, есть везде, где нет композиции или богослужебного пения. Понятие богослужебного пения распространяется только на христианское богослужение: ранневизантийское, православное — до XVII века, католическое — до IX—XI веков, а также на практику сирийской и коптской церквей и, отчасти, русских старообрядцев. Композицию Мартынов называет «искусством революционного преобразования действительности» — целенаправленного новаторства. Мартынов реконструирует в европейской авторской музыке сплошную телеологическую линию новаций, начатую самыми первыми опытами многоголосия. Композиция, по Мартынову, представляет собой вмешательство произвола в «пространство иконы», а впоследствии и самостоятельное развертывание произвола. Последнее заканчивается тогда, когда окончательно забывается канонический образец. Это событие автор датирует сериализмом («Структуры» Пьера Булеза, 1952). См.также:Мартынов В.И. Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси. М., 2000.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.