«Льется музыка, музыка…»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Льется музыка, музыка…»

– Просто я влез не в свое дело, – ворошит прошлое осужденный Р. – Эту дискотеку организовала фирма «Г. и компания». Десять процентов акций этой компании принадлежали областному прокурору. На этой дискотеке можно было купить любой наркотик.

– А вы тут при чем были?

– По роду своей работы я составлял справки о том, что было задержано столько-то сбытчиков наркотиков.

Осужденный Р.

– Родился я в городе Кургане. Там окончил школу. И пошел работать в милицию. В 1995 году я перевелся в центральное РОВД города Челябинска. Работал сначала по линии угона автотранспорта, а затем по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. В 1998 году перевелся в областное управление, где курировал линию по борьбе с синтетическими наркотиками, то есть героином, кокаином и другими видами наркотиков. Конкретно работал по проведению оперативных разработок на дискотеках, в барах, ночных клубах. Наша работа заключалась в выявлении лиц, сбывавших наркотики. Информации было много, не хватало только времени полностью обработать всю информацию.

– Крупные дела у вас были?

– Таких дел было много. Незадолго до моего ареста мы взяли группу таджиков, у которых изъяли пять килограммов героина и четыре с половиной килограмма гашиша.

Мы три месяца на трассе работали, выявляли каналы. Мы задержали тринадцать человек с поличным.

– То есть работали вполне успешно?

– Да.

– Поощрения по службе были?

– Меня наградили карманными часами с надписью: «За службу Отечеству».

– Сколько всего лет вы проработали в милиции?

– Начал я работать в 1993-м, а в 1998 году меня закрыли.

– Что вы совершили?

– Меня подозревали в хищении наркотиков, которые хранились у меня в сейфе. И якобы я потом заставил неких наркоманов сбывать их.

– За это и посадили?

– Да. Конкретно за семьсот граммов гашиша.

– Вы признали вину?

– Частично. Я был согласен, что халатно отнесся к тому, что у меня исчезли наркотики. Я пытался как лучше сделать… чтобы замять это дело. Не получилось. В конце концов этим делом занялись работники ФСБ.

– А в сейфе откуда взялись наркотики?

– Этот гашиш мы изымали у таджиков. В моем сейфе он находился на хранении. Потом, при вступлении приговора в законную силу, надо было гашиш уничтожить.

– Почему не уничтожили?

– Потому, что он у меня пропал.

– Вы доложили об этом своему руководству?

– Я до этого докладывал руководству, что мой кабинет кто-то посещал. Один раз мой кабинет был совсем открыт. Я потом поменял замок на двери.

– Что вам ответило руководство?

– Когда я первый раз докладывал, что мой кабинет был открыт, меня спросили: «Что-нибудь пропало?» Я ответил: «Нет, ничего не пропало». – «Ну, значит, ничего страшного». А потом, на суде, мой начальник от своих слов отказался. Он сказал, что я к нему не обращался.

– Получается, вы себя не чувствуете виноватым?

– Ну почему… Я виноват в том, что не доложил руководству о пропаже наркотиков. Я побоялся, что меня уволят. У меня семья, дочь была маленькая.

– Как развивались события дальше?

– Потом я перевелся в областное управление, работал-работал, и в августе 1998 года… там вообще ситуация получилась интересная. До этого, в конце весны – начале лета, я замечал, что за мной ходят какие-то люди. Меня это насторожило. Я город очень хорошо знал. Знал все ходы и выходы в своем районе. Один раз я зашел в магазин, который, я знал, был проходной, со вторым выходом. За мной человек зашел, я видел. Я ушел от него. На следующий день утром выхожу, он сидит у подъезда, этот же человек. Я сразу понял, что за мной установили слежку. Но кто и с какой целью, я не знал. У меня было двое друзей. Один из них должен был мне деньги. Я потом узнал, что он был очень тесно связан с ФСБ. И вот он встречается с моим вторым другом, они выпивают, и мой второй друг говорит: «У меня есть взрывчатка. Не знаешь, кому ее можно продать?» Ровно через месяц тот, кто должен был мне деньги, приезжает к тому другу, который хотел продать взрывчатку, и говорит ему: «У меня есть покупатель. Завтра с ним можно встретиться и продать взрывчатку». На следующий день они встречаются у Главпочтамта. К ним подъезжает на машине человек, который хочет купить взрывчатку. И они договариваются, что через два часа тот, кто продает, привозит взрывчатку сюда же, к Главпочтамту. А тот, кто покупает, говорит: «Но я сам не приеду, а приедет мой друг. Он будет на “газели”. Под лобовым стеклом будет лежать бутылка водки». Продавец взрывчатки едет домой, берет товар и через два часа возвращается в условленное место. Смотрит, стоит «газель». Садится в нее. Разговаривает с водителем. Отдает ему взрывчатку. И как только выходит из «газели», его задерживают работники ФСБ. Привозят в свою контору, обыскивают, изымают записную книжку. В ней был номер моего телефона. И тут начинается самое интересное. Ему предъявляют обвинение в приобретении и сбыте наркотиков, полученных якобы от меня.

– Стоп. А чем же закончилось дело о продаже взрывчатки?

– О взрывчатке уже никто и не вспоминал. Перед ним положили лист бумаги и сказали, что он должен дать показания против меня. Ему сообщили, что меня подозревают в распространении наркотических веществ.

– Откуда вы знаете про эти подробности разговора вашего друга с работниками ФСБ?

– Об этом написано в протоколе судебного заседания. Моему другу на суде задавали вопросы, он отвечал. Отвечал все, как было.

– Итак, с ваших слов, наркотики из вашего сейфа украли. Кому это могло понадобиться?

– Тут очень много догадок. Скорее всего, я просто влез не в свое дело. Допустим, в 1998 году, когда я работал по линии ОБНОНа [18] , у нас в Челябинске было три основных канала поставки наркотиков. Два таджикских и один русский. Насколько я знаю, работники ФСБ очень плотно занимались разработкой таджикских групп. У них очень хорошая агентура там была. Очень много своих людей было внедрено. Возможно, им не нравилось, что мы тоже занимались таджиками. Вот один пример. С работниками ФСБ, которые меня задерживали, я раньше был в очень хороших отношениях. Один раз мы с ними выпивали вместе, и они рассказали о таком случае. Мы, говорят, стоим, «пасем» таджиков. Подъезжает к ним сотрудник милиции. Открывает багажник и передает им сверток. В этом свертке были наркотики. Возникает вопрос: почему они, работники ФСБ, не задержали этого сотрудника? Почему не задержали этих таджиков? Я считаю, что у них была какая-то личная выгода. Насколько я знаю, этот сотрудник до сих пор работает в милиции. Он тесно сотрудничает с работниками ФСБ.

– Что вы имели в виду, сказав, что влезли не в свое дело?

– В Челябинске была дискотека «Мартин Хаус». Она находилась в кинотеатре «Урал». На этой дискотеке можно было купить любой наркотик, начиная от марихуаны и кончая гашишем. Эту дискотеку организовала фирма «Г. и компания». В 1996 году, насколько я знаю, десять процентов акций этой компании принадлежали областному прокурору. По роду своей работы я составлял справки о том, что были проведены мероприятия там-то и там-то и что было задержано столько-то сбытчиков наркотиков, а также лиц, употребляющих наркотики. Конкретно по этой дискотеке. Общественность обращалась в мэрию, что очень громко на дискотеке играет музыка. Мы сами ходили, опрашивали людей: мешает – не мешает вам дискотека? Сначала они музыку стали тише включать, а потом дискотеку совсем закрыли. Может быть, к неудовольствию областного прокурора.

– Но вы же наверняка об этом не знаете, а только догадываетесь?

– Да, это мои догадки. Они подтверждаются еще вот чем. После моего задержания работники ФСБ, в моем присутствии, достали из стола два постановления о производстве обыска. Чистые! В углу этих постановлений была гербовая печать областной прокуратуры и подпись лично Б-на.

– Кто такой Б-н?

– Областной прокурор. Сами постановления заполнялись в моем присутствии. Вносились мои данные. При мне. Я так думаю, что это было спланировано заранее. Потому что, чтобы получить санкцию, надо, во-первых, постановление вынести. Уголовное дело не было возбуждено. Постановление о возбуждении уголовного дела вынесли только 2 сентября. И перечислялось, на основании каких документов было возбуждено уголовное дело. Там указывалось, что обыск у меня дома производился 2 сентября, а на самом деле он проводился 3-го. Я анализировал материалы уголовного дела и нашел много других неточностей. Во время обыска у меня в кабинете из сейфа изъяли наркотические вещества: гашиш, марихуану, опий, кокаин. Эти наркотики есть практически у любого опера, работающего по этой линии. При изъятии я работникам ФСБ говорю: «Описывайте полностью». Они при мне берут гашиш, пишут: два цилиндрика диаметром пять-шесть миллиметров и длиной девятнадцать-двадцать миллиметров. Через несколько дней следователь прокуратуры в присутствии двух понятых, которые проходили стажировку в прокуратуре, осматривает изъятые у меня наркотики. На следующий день эти наркотики отправляются на экспертизу. Но на экспертизу приходят совсем другие наркотики. Ну как за один день гашиш мог вырасти в размерах? Был в диаметре пять-шесть миллиметров, а стал восемь-девять. И длина увеличилась с девятнадцати-двадцати миллиметров до двадцати и двадцати двух. Он расти не может. Масса осталась приблизительно той же. Изъяли кокаин. Чисто белый. А на экспертизу пришел желтоватый. Совсем другой. Я не думаю, что он мог испортиться. Марихуана была чистая, без семян, без стеблей. Но на экспертизе она идет как смесь листьев, стеблей и семян. С какой целью поменяли наркотики? Не знаю. Почему-то следователь посчитал, что часть наркотиков вообще не нужна, и уничтожил их до суда. Оставил один гашиш. Я когда сидел в СИЗО, со мной в камере был человек, с которым произошел совсем дикий случай. Его осудили по 105-й статье за убийство. Он пишет кассационную жалобу, где указывает, что в момент совершения убийства он находился в изоляторе линейного отдела внутренних дел. То есть не мог совершить убийство. Его сразу же сажают в карцер, чтобы никто с ним не общался и чтобы он больше не мог отправлять никому никакой жалобы или весточки. Что было дальше с этим человеком, я не знаю. Еще один случай. Человека также обвиняли в убийстве. Он уже отсидел два с половиной года. А его приговор вдруг отменяют. Но в то же самое время его приговаривают на два с половиной года за наркотики, которые у него когда-то изымали, еще до суда и следствия по убийству. То есть надо было хоть как-то оправдать, что он отсидел эти два с половиной года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.