3. Перед концом нефти

3. Перед концом нефти

Амбициозными патриотическими играми балуются многие государства, но по-разному. В благополучных цивилизованных странах эти игры финансируются по остаточному принципу, т.е. из средств, которые люди могут выделить, не затягивая пояса.

В странах противоположного политического полюса наоборот, по остаточному принципу удовлетворяются реальные потребности людей, а в основном национальный доход расходуется на военный патриотизм (таким образом в середине прошлого века, советская империя надорвала пуп в погоне за стратегическим паритетом в холодной войне).

Последние 5 лет непрерывно росли доходы экспортеров нефти и газа. Политические риски на нефтеносном Ближнем Востоке и развитие индустрии в странах ЮВА, вздували цены на энергоносители до немыслимых высот. Государственный бюджет России стало буквально распирать от денег. Российские нефтяные бароны вошли в списки богатейших людей планеты, и даже народу перепало некоторое количество денег. Чиновники российского правительства вновь, как во времена СССР, почувствовали себя тяжеловесами международной политической арены, «великой державой»…

Все это время духовность и патриотизм финансировались сравнительно безболезненным для народа способом: из дырок в земле, откуда проистекают природные энергоносители, обмениваемые на твердую валюту. Природное богатство страны расходовалось бесполезным для общества способом, но и без ощутимого вреда для него. В конце концов, могло в России и не оказаться таких запасов полезных ископаемых (как нет их в соседнем Китае) и это само по себе не привело бы страну к катастрофе.

Общество махнуло рукой на то, что нефтегазовые ресурсы сжигаются в духовно-патриотической топке во славу национальной идеи и мировой энтропии. Само собой предполагалось, что по окончании нефтяного бума, завершится и патриотический бум, поскольку исчезнет его экономическая основа. А пока пусть себе правящий клан строит по всей России декоративные «потемкинские деревни», где специально обученный народ проникается духовными ценностями, любит президента, голосует за «Единую Россию» и ходит в нашу самую лучшую на свете православную церковь.

То, что в ходе духовно-патриотических игр правящий клан затоптал сперва политическую оппозицию, потом правозащитные движения, а потом «неблагонадежные» религиозные и благотворительные объединения, было воспринято, как неизбежное зло. Власть на Руси издавна воспринималась, как непрерывное стихийное бедствие, которое обязательно что-то разрушает. То, что жертвой стихии пали идеологические, этнические и религиозные меньшинства, а не миллионы обычных людей, случайно попавших под каток карательной государственной машины (как при Иване Грозном или Сталине), было воспринято обществом с нескрываемым облегчением: «На этот раз, похоже, пронесло».

Беснующиеся попы и правоверные депутаты в телевизоре. Шпиономания, раздуваемая идеологически бдительной госбезопасностью. Православно-патриотические уроки в школе. Исчезнувшие «по патриотическим причинам» хорошие сухие вина из Молдавии и Грузии. Городские парки, изуродованные культовыми фаллическими новостройками — символами новой государственной религии. Духовно-патриотическая цензура. Митинги «патриотично настроенных граждан» на площадях, под лозунгами «Слава Русскому народу, смерть Западу, бей жидов, кавказцев и негров, Православие или смерть!».

Обычный человек из среднего класса, занимающийся «настоящим делом» пожимает плечами: «Ну, что взять с дураков? Свалились на них деньги „по щучьему велению“, вот и носятся со своими писаными торбами… Жаль, хорошего и недорогого вина теперь не попить и ребят из Средней Азии не нанять, чтобы ремонт в квартире сделали — нету уже ни того вина, ни тех ребят… А, ладно, переживем как-нибудь».