Процесс по делу об убийстве Леви

Процесс по делу об убийстве Леви

То лечение, которое предлагалось Квику, оставалось прежним — большие дозы бензодиазепинов и психотерапевтические беседы с Биргиттой Столе три раза в неделю. Записи в карточке этого периода настолько тревожные, что непонятно, почему никто не предпринял никаких мер против тяжелой наркозависимости Квика.

19 ноября 1996 года сотрудники обнаружили Квика в музыкальном зале, где он пытался повеситься, привязав брючный ремень к батарее. Он был голый, мокрый от пота и перевоплощался из одной личности в другую. Рядом с ним лежала записка: «Я не хочу быть Наной, потому что меня зовут Симон». В конце концов сотрудникам удалось уговорить его принять еще ксанор и поставить клизму со стесолидом.

Неделю спустя Квик проснулся среди ночи от мощного приступа страха — «перевоплощается в разные личности (в том числе в Эллингтона). Разговаривает по-английски и на различных диалектах. Однако примерно через два часа Томас возвращается при помощи сотрудников и за счет приема лекарств».

В этот период Биргитта Столе писала:

«Несмотря на это острое и очень тяжелое экзистенциальное состояние, психотерапевтическая работа продолжается. Остается надеяться, что сообщение о передаче уголовного дела по поводу Рёрсхюттана [Йенон Леви] в суд поступит перед Рождеством, чтобы Томас имел возможность для так необходимого ему отдыха».

Однако ожидание затянулось, и после Нового года состояние Квика еще ухудшилось. В карточке постоянно встречаются отметки о страхах, мыслях о самоубийстве и глубокой апатии. От всех болезней ему давали еще бенодиазепинов. Запись в карточке от 28 января 1997 года дает типичную зарисовку состояния Квика:

«Во время психотерапевтической сессии в первой половине дня Томас регрессировал с острыми приступами страха и судорогами. Сотрудникам пришлось держать его и поставить ему две клизмы со стесолидом по 10 мг. Через час его состояние несколько улучшилось. После обеда он поспал около часу. Примерно в 14.00 он снова вышел из своей комнаты, состояние быстро ухудшалось, отчаяние и страх. Дано 2 таблетки ксанора по 1 мг, улучшение примерно через 45 минут, однако он совершенно обессиленный и уставший. Около 19 часов доктор Эрик Калль назначает три капсулы геминеврина по 300 мг на ночь, а также постоянное наблюдение, поскольку у Томаса активные мысли о смерти. В течение вечера он находится под влиянием лекарств, однако может собраться и послушать музыку или разговаривать с сотрудниками на бытовые темы. Однако около 18 часов происходит новый срыв с приступами отчаяния и рыданиями. Дано еще 2 таблетки ксанора по 1 мг, с помощью сотрудников возвращается к реальности. Принимает 3 капсулы геминеврина по 300 мг в 20.50. Спит до часу ночи. Просыпается от головной боли. Принимает 2 шт. панадила, а также вольтарен, 50 мг и 1 шт. ксанора, 1 мг примерно через час. Засыпает около 3.00 и просыпается в 7.00. После терапии сегодня в первой половине дня ему тяжело ходить и двигаться. Тело не повинуется ему. Принимает 2 таблетки ксанора, 1 мг. Примерно через час снова улучшение, лежит на кровати и отдыхает. На обходе принято решение пока оставить постоянное наблюдение».

Когда в начале апреля 1997 года Кристер ван дер Кваст ходатайствовал перед судом о рассмотрении дела Квика по подозрению в убийстве Йенона Леви, состояние Квика ухудшилось. Дозы лекарств увеличились, теперь бензодиазепины ему часто вводили в виде инъекций. 13 апреля врач Йон Гуннлаугссон назначил инъекции диазепама в дозировке 20 мг, и Квик «поставлен на геминеврин в капсулах в дозировке 300 мг, 2?4, и 2 таблетки рогипнола на ночь». Несмотря на массированный прием лекарств, Квик спал в ту ночь только полтора часа. Санитар записал в карточке: «Сейчас, утром, у него почти кататонический синдром. Он трясется, потеет, ему трудно говорить».

В 8.45 пришел врач и ввел Квику инъекцию диазепама 20 мг «без выраженного эффекта». В 10.30 он вернулся еще с одним шприцом. «Примерно через полчаса огромное напряжение отпускает». Врач назначает повышение дозы мощного препарата геминеврина до 3–4 капсул, а также еще одну инъекцию на ночь.

Непосредственно перед судом Томасу Квику стали поступать угрозы физической расправы. Поэтому суд Хедемуры из соображений безопасности решил провести заседание в здании полиции Фалуна.

В первый день, 5 мая 1997 года, в зале находились в качестве слушателей родственники жертв Квика. Родители Юхана Асплунда сомневались в Квике и хотели своими глазами увидеть, как проходят судебные процессы против него. Отец Улле Хёгбума Рубен находился там по той же причине.

— Он говорит, что признаться его вынуждает моральный долг перед нами, родственниками. Тогда пусть укажет, где Юхан, даст какие-то доказательства. Вместо этого он подбрасывает очередные ложные следы, — сказал Бьёрн Асплунд газете «Экспрессен» на следующий день.

Комиссар криминальной полиции Леннарт Ярлхейм также находился на месте, являясь помощником прокурора ван дер Кваста на процессе, — он отвечал за карты, фотографии, орудия убийства и прочие доказательства и улики. Ярлхейм сам составлял протокол предварительного следствия и знал все материалы вдоль и поперек. Он рассказывает мне, что его очень удивило, что против Квика вообще было возбуждено уголовное дело. По его мнению, никаких доказательств его вины не существовало.

Поскольку никаких улик, доказывающих причастность Квика к убийству, не было, в качестве доказательств использовались те сведения, которые он сообщил в ходе предварительного следствия, в сочетании с его признанием. Во время процесса сыграли роль и альтернативные личности Квика. Когда был задан вопрос, как он с его ограниченными знаниями иностранных языков мог общаться с Йеноном Леви, Квик выдал неожиданное объяснение:

— Я стал Клиффом, а он великолепно говорит по-английски.

В своих показаниях на суде Сеппо Пенттинен рассказал, как проводилось следствие: «Томас Квик менял свои показания в ходе следствия, эти изменения он делал без всякого внешнего воздействия. Таким образом, „неправильности“ не могли стать очевидны Квику за счет настойчивого повторения одного и того же вопроса или за счет того, что его спрашивали, уверен ли он в своем ответе».

Суд воспринял как весомое обстоятельство ту положительную оценку, которую Пенттинен дал своим собственным допросам.

Но когда я читаю протоколы, передо мной встает совсем иная картина.

На первых допросах Квик утверждал, что встретился с Леви в Упсале и что тот согласился поехать с ним в Фалун. Однако Пенттинен знал, что Леви пропал в Стокгольме. Корректировка неверных данных Квика — наглядный пример того, как Пенттинен постоянно интерпретирует и комментирует психические сигналы Квика. Однако эти психологические рассуждения не могут скрыть того факта, что Пенттинен на самом деле давал понять Квику, правилен его ответ или нет.

Пенттинен: Ты на сто процентов уверен, что встретился с Йеноном Леви в Упсале?

ТК: Да.

Пенттинен: Никаких сомнений?

ТК: Нет.

Пенттинен: Я вижу у тебя следующую реакцию. Когда я задаю вопрос таким образом, ты реагируешь так, что у меня создается впечатление, что в твоем способе выражения все-таки есть сомнения, так мне подсказывает выражение твоего лица.

ТК: Хм.

Пенттинен: Это очень важный вопрос — ты сейчас в течение долгого времени утверждал, что встреча произошла в Упсале, а потом каким-то образом сигнализируешь, что в этом все же есть доля неуверенности.

Через пару страниц в протоколе допроса Квик изменил свои показания и сообщил, что встретился с Леви в Стокгольме. Таким мучительным образом расследование все же продвигалось вперед, и одна деталь за другой подстраивалась так, чтобы рассказ Квика не слишком противоречил известным фактам.

Даже ван дер Кваст не мог удержаться, чтобы не подтолкнуть Квика в нужном направлении. На первых двух допросах Квик заявил, что сумка Леви была оставлена на месте преступления. Несмотря на это, в ходе третьего допроса Квику снова задается вопрос, что стало с вещами. Он отвечает, что оставил сумку возле тела. Этот ответ не принимается, и чуть позднее ван дер Кваст возвращается к теме.

Кваст: Еще раз — что стало с вещами?

ТК: Они там и остались, рядом с телом.

Затем Квик ответил на вопрос, где было оставлено тело, неверно сообщил, что его не видно с дороги, и ван дер Кваст снова воспользовался шансом спросить о сумке.

Кваст: А сумка? Такая большая сумка?

ТК: Ну да.

Кваст: Где же она находилась?

ТК: Позади него.

Несмотря на четкий ответ Квика, ван дер Кваст не сдается. Вопрос слишком важен, поэтому он задает его в четвертый раз.

Кваст: И что получается, когда ты покидаешь место преступления? Что происходит с сумкой?

ТК: Она остается там.

Кваст: Видишь ли, тут возникает одна проблема. Дело в том, что эту сумку так и не нашли.

На следующем допросе Квик рассказывает, что забрал сумку с собой. Суд остался в полном неведении по поводу этого обстоятельства. Ответственность за это Леннарт Ярлхейм во многом возлагает на адвоката Квика.

— Процесс превратился в настоящий фарс! Клаэс Боргстрём не задал ни одного критического вопроса во время всего процесса. Было очевидно, что все хотят только одного — чтобы ТК осудили, — говорит он.

Основное заседание в суде не убедило и родителей Юхана Асплунда — напротив, оно подлило масла в огонь.

— Весь процесс — просто спектакль, срежиссированный Квиком, — констатировал Бьерн Асплунд в «Экспрессен» от 8 мая.

Председатель суда и члены суда первой инстанции Хедемуры не разделяли мнение супругов Асплунд, а единодушно осудили Томаса Квика за убийство Йенона Леви. В своем решении суд записал, что «за счет свидетельских показаний Сеппо Пенттинена было выявлено, что допросы проводились образцово, без использования наводящих вопросов или упорного повторения одного и того же вопроса».

Клаэс Боргстрём прокомментировал сомнения супругов Асплунд в той же статье «Экспрессен», где признал, что их отношение к правдивости Томаса Квика вполне понятно.

— Но центральный вопрос остается: откуда он получил информацию? Как он может знать все детали?

Репортер Пелле Тагессон закончил рассуждение по этому поводу несколькими избранными цитатами из заключительной речи Кристера ван дер Кваста:

«Он дает целостную связную и логичную картину, не имеющую ничего общего с догадками. […] Чего еще можно требовать? Это следует считать неоспоримым».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.