На ущербе

Когда негнущимися пальцами

сниму сюртук я, молью траченный,

Уж если не в гостиной шелковой,

так в экипаже городском.

Раздевшись, я моложе выгляжу

у ног любовницы из Гатчины.

Мне нравится ее преследовать

с надменно-каменным лицом.

Когда бы воспарить мне соколом

над гладким телом беломраморным

И, пламенея поцелуями,

исследовать изгиб колен.

Мы в ласках медленно сближаемся,

как будто бы в театре камерном,

А голова все так же кружится

от этих непристойных сцен.

В большом и неуютном номере

мы с ней воркуем, словно голуби,

В постель нам подаются устрицы,

форель, шампанское во льду.

Когда же чувства разгораются,

глаза темнее темной проруби.

А мне б уснуть – и не проснуться,

целуя эту красоту.

За окнами закат смеркается,

давно до донышка все выпито.

Над Гатчиной в саду запущенном

не умолкают соловьи.

С тех пор в глаза ее бесстыжие

так много жадных взоров кинуто!

Она все так же ослепительна

в бессонном зареве любви.