Удар в спину

Казалось, что поляков остается только добить. В сентябре 1655 г. царь писал сестрам: «Постояв под Вильно неделю для запасов, прося у Бога милости и надеяся на отца нашего великого государя святейшего Никона патриарха молитвы, пойдем к Варшаве!» Но в схватку вмешалась новая сила. Шведский король Карл Х Густав. В ходе Тридцатилетней войны Швеция значительно увеличила свои владения. К ней отошли северные области Германии, она захватила изрядный кусок земель и ряд островов у Дании. Складывалась могущественная Балтийская империя. А разгромленная Польша выглядела чрезвычайно соблазнительным куском. Карл X заключил союзы с Трансильванией, Пруссией и вторгся с армией в Речь Посполитую. На словах он демонстрировал дружбу к Алексею Михайловичу, предлагал стать союзниками, действовать вместе.

Но тайно король вел переговоры с панами, переманивая их под свое покровительство и обещая защиту от русских. Возникла значительная партия во главе с Радзивиллом, стоявшая за то, чтобы передать польскую корону Карлу X – а он побьет и выгонит царские войска. Свежие шведские полки принялись теснить русских, захватывать литовские и белорусские города, уже присягнувшие Москве. Карл отправил своих послов даже к Хмельницкому, соблазнял выйти из-под власти царя и перекинуться к нему. Конечно, такая лживая политика никак не могла понравиться Алексею Михайловичу. А шведские оккупанты в Речи Посполитой зверствовали. Они были воинствующими лютеранами, поэтому разоряли и католические, и православные святыни, изощренно истребляли священников и монахов. Среди польских и литовских панов образовалась и другая партия, обращалась с просьбами о заступничестве к русскому царю.

В сложившейся ситуации Алексей Михайлович оценил, что в первую очередь надо прогнать обнаглевших шведов, а с Речью Посполитой можно будет разобраться и позже. С поляками заключили Виленское перемирие. В 1656 г. царь объявил войну Карлу X и двинул свои армии в Прибалтику. Шведам тоже всыпали изрядно. Не удалось взять только Ригу из-за отсутствия флота. Но русские овладели Дерптом (Тарту), Мариенбургом, Динабургом, Кокенгаузеном, заняли половину Эстонии и Латвии. В этой кампании отличились донские казаки. Они вместе с отрядом Петра Потемкина спустились на лодках по Неве, с налета захватили крепость Ниеншанц, на месте будущего Санкт-Петербурга. Вышли в Финский залив и возле острова Котлин одержали морскую победу, уничтожив отряд шведских кораблей.

А в Польше из-за погромов католических храмов и монастырей против интервентов поднялись и шляхта, и крестьяне, гнали и истребляли шведов. Карл X оказался в затруднительном положении, и с ним удалось заключить перемирие на три года. Часть Прибалтики, занятая царскими войсками, осталась у русских. Польский король Ян Казимир тоже вроде бы не горел желанием продолжать войну. Условились в Вильно начать переговоры о мире. Таким образом, два главных противника были нейтрализованы. Остался третий, Крым. На 1657 г. было намечено нанести решающий удар против хана. Но начали сказываться совершенно иные факторы. Ведь на самой Украине отношение к воссоединению с Россией оставалось очень неоднозначным.

Для простых крестьян, горожан, казаков этот вариант получался самым наилучшим: быть вместе с русскими, а сильная власть царя обеспечит законность и порядок. Но смута на Украине, как и всякая гражданская война, вынесла волну всякой мутной пены, разбуянившейся вольницы, противящейся любому порядку, – для нее было главным погулять и пограбить. А в том административном и военном устройстве, которое ввел Хмельницкий, возвысилась казачья старшина: полковники, сотники. Они быстро превратились в «удельных князьков» в своих владениях, содержали воинские части, привыкавшие повиноваться лично им. Старшина основательно поживилась землями и богатствами панов, угнездилась в их замках и чувствовала себя новыми панами. Вот ее-то российские порядки совсем не устраивали. Многие полковники и сотники прикидывали, что для них было бы куда выгоднее под властью ослабевшей Польши – если их уравняют в правах с польской верхушкой и они станут неограниченными хозяйчиками в собственных полках и сотнях. Лидером старшины стал Иван Евстафьевич Выговский. Он был киевским шляхтичем, королевским ротмистром, под Желтыми Водами попал в плен к Хмельницкому, но перешел к нему на службу. Заслужил его доверие, занял пост генерального писаря – начальника штаба.

Ставка Хмельницкого превратилась в клубок интриг. Старшина пыталась поссорить царя с гетманом, слала на Хмельницкого доносы в Москву, кляузничала послам. Одновременно Выговский и полковники юлили перед посланцами Алексея Михайловича, выклянчивали, чтобы государь утвердил «корысти» и «маетности», которые они себе нахватали. Царскому уполномоченному Василию Бутурлину приходилось стыдить их за такую жадность. Но старшина силилась и Хмельницкого настроить против русских, подорвать симпатии жителей Малороссии к России и царю. Распускались слухи, что Алексей Михайлович собирается примириться с Польшей ценой Украины, вернуть ее панам. Эти слухи не имели под собой никакого основания, но во взбаламученной среде многие верили. Не сидели сложа руки и поляки. Наводили мосты со старшиной, распространяли клевету.

Хмельницкий и без того был недоволен Москвой. Возмущался, что государь присылает мало войск для защиты Украины. А уж с Виленским перемирием с Польшей гетман так и не согласился. Нарушил Переяславский договор, самостоятельно вступил в переговоры со шведами и их союзником, трансильванским князем Ракоци. Заключил с ними союз, обещал помочь Ракоци получить польскую корону, выделить ему 12 тыс. казаков. Русским воеводам, прикомандированным к Хмельницкому, приходилось трудновато. Лавировали, уговаривали, разъясняли. Доносы на гетмана Алексей Михайлович и бояре оставляли без последствий. Альянс с Карлом X и Ракоци с юридической точки зрения квалифицировался однозначно – измена. Но даже в этом случае государь подошел к вопросу взвешенно и внимательно. Он оценил поступок Богдана совершенно правильно – как ошибку вождя, привыкшего видеть события только с украинской «колокольни», сбитого с толку сплетниками и клеветниками.

Никаких враждебных действий царь предпринимать не стал, послал Федора Бутурлина, и тот передал Хмельницкому выговор в очень мягкой форме. В беседах посла с гетманом недоразумения рассеялись, доверие восстановилось. Мало того, Алексей Михайлович поручил Хмельницкому продолжать переговоры со шведами – но при этом стараться склонять их к миру. А украинский предводитель, в свою очередь, представил доказательства коварства Польши: в то самое время, как паны уверяли русских дипломатов в готовности мириться, казаки перехватили гонцов Яна Казимира к турецкому султану. Король предлагал Османской империи союз против России.

Предложение ударить на Крым вдохновило Хмельницкого. Он начал готовиться к наступлению. Государь подкрепил его, отправил 10 тыс. ратников. Второй удар намечался с Дона, туда послали князя Семена Пожарского с войсками. Но и раздрай на Украине нарастал. В Киеве умер митрополит Косов, и духовенство разделилось на «московскую» и «антимосковскую» партии, спорило о преемнике. А вдобавок ко всему заболел Хмельницкий. Он все чаще пролеживал в постели. Дела прибирал к рукам Выговский. Это понравилось далеко не всем. Казачья «голутва» (голытьба, низы) не доверяла старшине. Подозревала, что она поведет Украину совсем не туда. В противовес «шляхетской» возникла «народная» партия, ее возглавил полтавский полковник Мартын Пушкарь.

Разладом в казачьей верхушке пробовали воспользоваться поляки, прислали очередных эмиссаров, чтобы уговорить Хмельницкого отпасть от России. Но он отрезал: «Я одной ногою стою в могиле и на закате дней моих не прогневлю небо нарушением обета царю Московскому». Все мысли гетмана поглотила другая проблема – кто сменит его? После смерти старшего сына, Тимофея, он всю любовь перенес на младшего, 16-летнего Юрия. В отцовской слепоте не замечал, что Юрий нисколько не похож на брата: труслив, лжив, бездарен. Богдан писал к Алексею Михайловичу, просил признать сына его приемником, уговаривал полковников. Что ж, царь не возражал. Он ведь обязался не вмешиваться во внутренние дела Украины. Отвечал – как сами решите, так и будет.

Возглавить поход на татар Хмельницкий уже не мог, поставил наказным (т. е. назначенным) гетманом миргородского полковника Лесницкого, вручил ему знаки власти, булаву и бунчук. В это время Пожарский с отрядами царских воинов и донских казаков подступил к Азову, разметал крымцев, захватил много пленных, в том числе ханских сыновей. Но основного удара, с Украины, не последовало. Казачьему гетману становилось все хуже, полковники готовились сцепиться между собой, и Лесницкий под разными предлогами откладывал наступление.

В июле 1657 г. Богдан Хмельницкий скончался. Была назначена рада для выборов нового гетмана, Выговский и Пушкарь мобилизовывали своих сторонников, но Лесницкий опередил их. Он вдруг объявил, что заранее не признает никакой рады. Ведь Хмельницкий уже передал ему власть и гетманские регалии. Вместо похода на Крым он вернулся в Миргород и начал рассылать универсалы, призывал казаков слушаться только его. Писал, будто царь хочет закрепостить украинцев и он порывает отношения с русскими. Однако на глупой выходке Лесницкого хитро сыграла старшина. Подняла шум, что надо действовать без промедления, побыстрее избрать гетмана. Дожидаться, пока съедется «голутва», не стали, рада получилась узенькая, собрание старшины – и в гетманы протолкнули Выговского.

А он сразу же использовал нападки Лесницкого на Россию, чтобы привлечь на свою сторону «народную» партию. Нагрянул с войском в Миргород, отобрал у самозванца булаву и бунчук, а в наказание заставил поить и кормить пришедших с ним казаков. Хотя и Выговский отнюдь не намеревался оставаться под покровительством Москвы. Он велел полковникам, чтобы присягу приносили ему лично. Многозначительно разъяснял при этом, что царю присягал Хмельницкий, а не он. Даже не удосужился известить Алексея Михайловича о смерти прежнего гетмана и своем избрании, в Москве об этом узнали от русских воевод.

Царь воспринял подобное поведение вполне определенно – готовится измена. Решил серьезно предупредить Выговского. На Украину отправились авторитетные послы – Трубецкой, Хитрово, Лопухин, Матвеев. Все четверо из ближайшего окружения Алексея Михайловича. Гетмана они известили, что за ними идет корпус Ромодановского. Дескать, об этом просил еще Хмельницкий для защиты от татар. Выговский заюлил, обратился к государю, будто Богдан «сына своего и все Войско Запорожское ему в обереганье отдал». Но полки Ромодановского уже вступили на Украину. Встали в Переяславе и Выговского вызвали туда для переговоров.

Он боялся, пытался как-то выкрутиться, два месяца не являлся. Но и русские части не уходили. Наконец гетман не выдержал. Приехал в Переяслав. После этих виляний царское правительство получило еще большие основания не доверять Выговскому. Ему предъявили ряд условий. В целом они повторяли прежний Переяславский договор, но был и новый пункт – царь потребовал, чтобы в нескольких украинских городах находились русские воеводы. Впрочем, они получали очень ограниченные полномочия, им выделялись небольшие отряды. Но присматривать за гетманом было совсем не лишним. А Выговскому так хотелось побыстрее спровадить русское войско, что он согласился со всеми условиями и созвал раду для законных выборов гетмана.

Но и Пушкарь действовал не слишком умно. Он написал царским послам, что рада будет подтасованной, просил назначить другую, и сам в Переяслав так и не приехал. Что ж, для Выговского это стало просто подарком! Он кликнул верных ему полковников, те привели свои полки, вот и рада. А Пушкаря, не прибывшего на нее, Выговский оболгал – дескать, сами видите, наплевал на законы, на приказы послов государя! Перед радой выступил Хитрово, от имени царя подтвердил права Малороссии на самоуправление. Заверил казаков, что государь не стесняет их в выборе гетмана, а духовенство может свободно избрать Киевского митрополита. Царь не возражает, а патриарх Никон заранее благословляет любую кандидатуру. Гетманом рада утвердила Выговского, он принес присягу Алексею Михайловичу. Киевские священнослужители избрали митрополитом архимандрита Печерского монастыря Дионисия Балобана. Вроде все вошло в нормальную колею. Полки Ромодановского получили приказ возвращаться в Россию…

Однако на Украине, как только они ушли, стали твориться дела темные и нехорошие. Выговский начал хватать и казнить предводителей «народной» партии. Пушкарь жаловался в Москву, умолял царя и патриарха самим приехать и разобраться в здешней обстановке. Но сторону Выговского приняли киевские священники во главе с Балобаном, предали Пушкаря анафеме как изменника – сбили с толку и русское правительство, и украинское простонародье. Только Запорожская Сечь поднялась по тревоге, прислала Пушкарю 7 тыс. казаков.

Но гетман тайно сговорился с крымским ханом. А с противником решил разделаться побыстрее, пока не вмешался царь. Вместе с татарами подступил к Полтаве и осадил ее. В это время к нему приехал государев посол Кикин. Ужаснулся и заставил гетмана поклясться, что он не отдаст крымцам жителей. Но Полтаву взяли приступом, Пушкаря убили, по городу покатился погром, резня. Кикин негодовал, кричал: «Где же твоя клятва?» Выговский испугался, в каких тонах это будет доложено Алексею Михайловичу, велел казакам все-таки отогнать татар.

Но в Москве, разумеется, встревожились. Государь повелел Ромодановскому вернуться с войсками на Украину. Задачу поставили как бы нейтральную, идти для «защиты от татар», но ведь татары были союзниками Выговского! Однако и гетман выкручивался так и эдак. Он экстренно погнал к государю гонцов. Докладывал, что он, как верный подданный, подавил мятеж изменников. Теперь обстановка нормализовалась, крымский хан Украине не угрожает, а с мелкими татарскими бандами казаки сами справятся. Алексей Михайлович честно выполнял обещания об автономии. Сами судите друг друга, сами управляйте, как считаете нужным. Если измену искоренили и крымцев удалили, чего же еще желать? Царь допустил ошибку, ввод войск отменил.

А между тем поляки, еще недавно молившие о мире, стали вдруг тормозить переговоры. Русская делегация прибыла в Вильно, ждала несколько месяцев, а посольство Речи Посполитой не приезжало. Алексей Михайлович решил подтолкнуть панов, направил в Литву корпус Долгорукова. В августе 1658 г. он подошел к Вильно. Лишь после этого Ян Казимир прислал делегацию. Но она только произносила пустые речи, переливала из пустого в порожнее, увязла в обсуждении мелочей. А поблизости от небольшого корпуса Долгорукова из 8,5 тыс. солдат и конницы стали накапливаться неприятельские силы. В 15 км от Вильно встало войско литовского гетмана Сапеги, на р. Вилии в 5 км от русского лагеря – войско Гонсевского.

Паны тянули время не напрасно. Передышку в войне они использовали в полной мере. Получали помощь от римского папы, от Габсбургов, восстанавливали разгромленные войска. А кроме того, у них в запасе появилась козырная карта. Они вели тайные переговоры с Выговским. 6 сентября гетман подписал Гадячский договор, возвращал Украину под власть Польши. За это король обещал отменить унию, прислать на помощь 10 тыс. солдат. Самому Выговскому за измену пожаловал Киевское воеводство, Барское староство и достоинство польского сенатора. Гетман укреплял дружбу и с Крымом, пригласил татар.

В Москве о предательстве все-таки узнали. Правительство разослало призыв к казачьим полковникам – низложить Выговского и избрать нового гетмана. Переговоры в Вильно 9 октября были прерваны. Паны были уверены, что они провели русских, скрытно изготовились к удару. Но Долгоруков не позволил им ничего предпринять. У него оказалось уже все выверено, продумано, и он ударил первым. Корпуса Гонсевского и Сапеги стояли далеко друг от друга, и воевода этим воспользовался. Он выслал отряды Волынского и Сукина встать заслонами против Сапеги, укрепиться таборами их телег и рогаток и прикрыть Вильно, а сам 11 октября выступил на Гонсевского. Литовцы тоже вышли в поле, схватились у села Верки. Бились долго и упорно, неприятельская тяжелая конница теснила русскую, но не могла прорвать строй солдатских полков, ощетинившихся пиками и поливавших ружейными залпами. А Долгоруков сберег резервы, два полка московских стрельцов. Уловил момент, когда враг начал выдыхаться, и бросил их в атаку. Шляхта не выдержала и побежала. Литовцев гнали, громили, захватили весь обоз, артиллерию, сам Гонсевский угодил в плен. Сапега так и не смог оказать помощь соратникам, бросил свой лагерь и отступил к Неману.

Но на Украине перешел в наступление Выговский. Стотысячная армия гетмана и крымского хана подступила к Киеву. Изменившие полковники ворвались на белорусские и русские земли, захватили Мстиславль, Рославль, Чаусы. Уже 19 октября, через неделю после своей победы, Долгоруков получил приказ оставить гарнизоны в Вильно и других западных городах, срочно ехать в Смоленск, организовывать отпор новому противнику.

Однако далеко не все жители Малороссии поддержали гетмана. Наоборот, узнавали, что он отдает народ полякам, привел татар, и обращались к русским.

В Киеве стоял небольшой отряд Шереметева, но к нему стекались казаки, горожане, пришли запорожцы. Войско собралось такое, что воевода вышел из города, дал сражение возле его стен. Дрались целый день и Выговского с его татарскими союзниками отогнали, взяли 20 пушек, 48 знамен. А на выручку Киеву уже шли из России полки Федора Куракина и Григория Ромодановского. Города без боя открывали им ворота, встречали хлебом-солью и присягали царю. Казачья «голота» присоединялась толпами. Приезжали и полковники, сохранившие верность России. На зимние квартиры войска остановились недалеко от Киева, русские под Лохвицами, а казаки в Ромнах. По предложению Ромодановского украинская часть армии провела раду и выбрала «гетманом на время» генерального войскового судью Ивана Беспалого.

Ну а поляки своего обещания прислать армию для Выговского так и не выполнили. Он нервничал. Отправил посольство к царю, приносил повинную. Но сам же не выдержал марки кающегося. Соблазнился, что возникло подобие перемирия, – ох как удобно налететь врасплох! В декабре послал наказного атамана Скоробогатенко погромить лагеря Ромодановского и Беспалого. Нет, не удалось, царские ратники и дружественные им казаки оказались начеку, воинство Скоробогатенко отбили.

А в России уже формировалась большая армия Трубецкого. 15 января 1659 г. она выступила из Москвы к границе. Но… царь не хотел завоевывать Украину! Ведь и война-то началась для поддержки и спасения украинцев, по их собственным настойчивым просьбам. Инструкция Алексея Михайловича требовала от воеводы «идти в Переяслав уговаривать черкас, чтобы они в винах своих ему, государю, добили челом, а государь их пожалует по-прежнему». А 7 февраля вдогон Трубецкому были посланы новые инструкции. Государь соглашался даже на примирение с Выговским. При переговорах с ним воеводе дозволялось пойти на уступки – утвердить за гетманом такие же привилегии, какие сулили ему поляки, отказаться от воеводств на Украине, вывести русский гарнизон из Киева.

Трубецкой остановился в Путивле, к нему на соединение подошли и Ромодановский с Беспалым, собралось до 150 тыс. человек. Но русское правительство и командование полагали, что внушительная армия понадобится только для демонстрации. Трубецкой писал к Выговскому, звал на переговоры. Не тут-то было. Гетман настроился совершенно иначе. Он делал вид, будто опять испугался, а сам лишь тянул время. Ждал татар, баламутил казаков и всякий сброд, с 30-тысячным войском появился под Миргородом. В городе подняли мятеж его сторонники, навалились на стоявший там полк драгун, заставили сдаться, ограбили – правда, отпустили живыми.

Трубецкой увидел, что Выговский не намерен мириться, и двинул армию вперед. Но пока он простоял возле границы, гетман успел как следует укрепить Конотоп, перекрывавший дорогу от Путивля вглубь Украины. Буквально под носом у русских туда вошло большое войско полковника Гуляницкого. 19 апреля к Конотопу подтянулся царский передовой полк, 16 тыс. человек – не зная, что в крепости затаились более крупные силы. Предложили открыть ворота, получили отказ и с ходу кинулись на приступ. Но едва ратники приблизились к стенам, под ними взорвалась заложенная мина, из города выплеснулись казаки Гуляницкого и раскидали атакующих.

Подходили остальные русские части, взяли крепость в осаду, расположились лагерем. Трубецкой понимал, что взять Конотоп будет не просто. Ждал, когда по весенней грязи подвезут тяжелую артиллерию, обозы с боеприпасами, при этом снова и снова пробовал вступить в переговоры с Выговским и Гуляницким. А гетман как будто не отказывался. Писал, будто одумался, желает покориться, со дня на день приедет к воеводе. Но чем дальше, тем отчетливее прояснялось, что он лжет. В мае Трубецкой отправил корпус Ромодановского, Куракина и Беспалого «промышлять» неприятеля самостоятельно. В июне в главный русский лагерь прибыла артиллерия, 30 крупнокалиберных орудий открыли огонь по Конотопу, а ратники насыпали земляной вал, начали придвигать его к стенам, готовясь к приступу.

Но было уже поздно. К Выговскому пришел крымский хан Мехмет-Гирей со 100-тысячной ордой и турецкой артиллерией, они спешили к Конотопу. Остановились поодаль, на речке Сосновке, и послали отряд конницы раздразнить русских, выманить из лагеря. Ночью 27 июня гетманские казаки и татары побили караулы, ворвались в расположение армии. Наделали побольше шума, а когда царские воины опомнились и на незваных гостей посыпались пули, они развернулись и поскакали прочь. Прихватили с собой табун лошадей и скот, пасшийся за лагерем.

Трубецкой поднял всю конницу – 20 тыс. дворян и рейтар. Два князя Семена, Пожарский и Львов, повели их в погоню. Понеслись во весь опор, без разведки, абы настигнуть наглецов. Местные жители предупредили: за Сосновкой стоят огромные таборы татар и казаков, но Пожарский отмахнулся. Какие таборы? Наверное, грабители оставили там свой обоз. Сметем одним махом! А отряд, за которым гнались, увел русских за 40 км от Конотопа и еще раз схитрил. Спешился и засел за лесной засекой, показывал, что собирается обороняться. Пожарский тоже спешил полки, послал в атаку. Казаки постреляли, бросили позицию, стали удирать за Сосновку. Русские сели на коней, рванули за ними на другой берег и угодили в «мешок».

Из кустов и перелесков по ним ударили картечью пушки, засвистели тучи стрел. Татары, укрывшиеся в прибрежных зарослях, стали отрезать обратный путь к реке. Масса конницы сгрудилась на поляне, не могла развернуться, каждая пуля и стрела находили цель. Лишь небольшая часть всадников сумела прорваться назад. Остальные очутились в кольце. Дрались несколько часов, их трепали наскоками и расстреливали со всех сторон. Пожарского, придавленного убитой лошадью, захватили в плен. Уцелевшие воины, повыбитые и измотанные, сдались.

Но Выговский заранее договорился с ханом не брать пленных – пускай между казаками и «москалями» нагнетается озлобление, ляжет кровная вражда. Пожарского привели к Мехмет-Гирею. Тот давно точил зуб на князя за разгром своих войск под Азовом. С издевкой предложил выбрать: или принять ислам, получить за это высокий пост и владения в Крыму, или умереть. Последний представитель славного рода Пожарских, племянник освободителя Москвы, не осрамил чести предков. Он плюнул в бороду Мехмет-Гирею и был обезглавлен. Всех сдавшихся, 5 тыс. человек, победители перерезали. Сохранили жизнь лишь князю Львову, но он не вынес жуткого зрелища и сошел с ума. Чудом уцелел толмач Фрол, он-то и рассказал потом, как погиб Пожарский.

А массы крымцев и казаков Выговского покатились к Конотопу. Ускакавшие русские кавалеристы успели предупредить своих, пехота и артиллерия укрылись в укрепленном лагере, нахлынувшую орду покосили и отшвырнули огнем. Но враги перекрыли все дороги, блокировали лагерь. Трубецкой решил спасать армию, идти на прорыв. Чтобы защититься от атак конницы, он приказал строить подвижные «таборы» из обозных телег, двигаться внутри них. Как только полки покинули лагерь, татары и изменные казаки навалились со всех сторон. Но из «таборов» били легкие пушки, гремели залпы мушкетов, отгоняя нападающих. Таким способом войско медленно ползло по дорогам. Достигло пограничной реки Сейм, построило телеги полукругом. Под их прикрытием навело переправу, перешло на русский берег и укрылось в Путивле.

Трагедия на Сосновке ошеломила Россию. Царь оделся в траур, во всех храмах служили панихиды. Но предпринимались срочные меры, чтобы выправить положение. Полетели приказы на Дон – произвести диверсии на крымские улусы. Под Калугой собиралась вторая армия под командованием Долгорукова, ей предписывалось «идти на помощь к боярину и воеводе князь Алексею Никитичу Трубецкому со товарищи на крымского хана и на изменника Ивашка Выговского». Но хан и гетман не рискнули подступать к Путивлю. Это был мощный форпост русской южной обороны, а число воинов у них заметно поубавилось. Да и донские казаки не медлили, их отряды налетели на татарские кочевья, лодки замаячили у Азова.

Едва узнав об этом, Мехмет-Гирей оставил Выговскому 15 тыс. всадников и повел орду домой. Крымцы не упускали возможности окупить поход, по дороге разоряли украинские села. Популярности Выговскому это совсем не прибавило. Он возгордился было победой, однако ее плоды быстро сходили на нет. Отдельно от Трубецкого действовал корпус Ромодановского, Куракина и Беспалого. Гетман послал против него часть войска во главе со Скоробогатенко – его разнесли вдребезги, Скоробогатенко очутился в плену. Тут уж и «победитель» занервничал, с оставшимися у него силами отступил подальше, в Чигирин.

Государевы воеводы взялись и за полковников Выговского, посланных в Белоруссию. Их выгнали из Рославля и Мстиставля. Полковник Нечай и его казаки соединились с поляками, засели в неприступном Старом Быхове. Князь Лобанов-Ростовский осадил крепость, три месяца она держалась под жестокой бомбардировкой, но ночным штурмом русские ворвались в нее, «изменника Ивашка Нечая, и шляхту, и казаков, и мещан живых многих поимали, а достальных многих же в приступное время побили». А на Украине воевода Василий Шереметев выслал из Киева отряды стольников Барятинского, Чаадаева, рейтарских подполковников Скорнякова-Писарева и Шепелева, они заняли и сожгли несколько городов, поддержавших Выговского.

Из Путивля снова выступила армия Трубецкого, получившая серьезные подкрепления. Она соединилась с корпусом Ромодановского. Четыре казачьих полковника, киевский Екименко, переяславский Цецюра, нежинский Василий Золотаренко (брат Ивана, погибшего в царском походе в Белоруссию и Литву) и черниговский Силин, подтвердили, что признают власть царя, «а изменников заводчиков, которые были с Ивашком Выговским, всех побили».

У гетмана осталось только 10 тыс. казаков и татары, он взывал о спасении к Яну Казимиру. Король наконец-то откликнулся, прислал в Белую Церковь отряд Андрея Потоцкого, но у него было лишь 1,5 тыс. воинов. Такая помощь вогнала Выговского в полное уныние. Он стал искать, за кого бы еще ухватиться, и написал турецкому султану. Просил, чтобы он принял Украину в свое подданство. Но об этом прознали казаки Чигиринского, Черкасского и Уманьского полков. До сих пор они сохраняли верность гетману, а теперь взбунтовались. Избрали своим предводителем Юрия Хмельницкого. Татары сообразили, что добычи им больше не обломится, зато под саблю попасть очень вероятно. Быстренько снялись и ускакали на родину. А Выговскому и податься-то было некуда, удрал к Потоцкому.

Казаки двинулись за ним. Их делегация явилась к полякам и настаивала, чтобы гетман сдал свои клейноды, булаву и бунчук. Сражаться Потоцкому совсем не улыбалось, казаков было в несколько раз больше. Да и за кого сражаться, за битого авантюриста? Потоцкий предпочел сделать хорошую мину при плохой игре. Нажал на Выговского, заставил отдать клейноды, а от казаков попросил обещаний, что они за это будут подчиняться Польше. Они согласились соврать, а Потоцкий изобразил, будто поверил им.

А тем временем войска Трубецкого, Ромодановского и Шереметева вступили в Переяслав. Народ встречал их ликованием и колокольным звоном. Братьев Выговского, жену и сына арестовали, отправили в Москву. Юрий Хмельницкий с правобережными полками тоже перешел на сторону русских. В октябре 1659 г. была созвана еще одна Переяславская рада. Она избрала гетманом Хмельницкого. Украинское казачество принесло присягу Алексею Михайловичу. Рада утвердила и поправки к прежнему договору – в пяти городах, Киеве, Переяславе, Чернигове, Брацлаве и Умани, должны были нести службу русские воеводы с гарнизонами. После гетманского мятежа казаки нисколько не возражали против такой меры.

Сразу после рады Хмельницкий повел казаков на крымцев, наказал их за вторжение, погромил улусы, набрал большую добычу. А Василий Шереметев ударил на поляков. Небольшие силы Потоцкого, неосторожно задержавшиеся на Украине, приказали долго жить, воевода их «побил и обоз взял и языки поимал». Выговский бежал в Польшу.