БОСФОРСКИЙ ПОХОД — КОГДА ГОРА РОДИЛА МЫШЬ

Июнь 1940 года — германский блицкриг на Западе. Можно только догадываться, в какой эйфории пребывал в этот момент Сталин. Да и было от чего впасть в экстаз — разгром Франции и вступление в войну с Великобританией Италии практически полностью парализовывали какую-либо возможность Альбиона повлиять на ход событий в районе Босфора и Дарданелл. Путь на Стамбул был открыт!

Гитлер в свое время признал:

«Если бы не удалось во время вторжения русских в Румынию заставить их ограничиться одной лишь Бессарабией и они забрали тогда себе румынские нефтяные месторождения, то самое позднее этой весной они бы задушили нас» [65].

Правительство Кароля II было смещено только в сентябре 1940 года, когда в результате организованного немцами переворота на престол был посажен Михай, а вся власть фактически перешла к Антонеску. Лишь в октябре 1940 года в страну были введены немецкие войска и только в ноябре Румыния присоединилась к Берлинскому пакту 1940 года. Какое отношение к Германии мог иметь ввод советских войск в Румынию (союзницу Антанты на тот момент) в июне 1940 года?

Вторжение же в Румынию СССР было запланировано еще в 1925 году. Основным поставщиком нефти и стали для Германии был сам СССР. По хозяйственному соглашению между СССР и Германией на 1940 год Советский Союз обязался поставить в Германию в течение года (и поставил) почти миллион тонн нефти, 500 тысяч тонн железной руды, 300 тысяч тонн чугуна и железного лома, 100 тысяч тонн хромовой руды, 2,4 тонны платины, лес, марганцевую руду. СССР также обещал закупать сырье для поставок в Германию у третьих стран [1].

Какой же тогда смысл в этом вторжении, если ты сам продолжаешь поставки нацистам?! Если верить Суворову, то вторжение в Бессарабию было враждебным актом в первую очередь по отношению к Германии. Тогда почему Сталин сразу же не начал с немцами войну по всему фронту, ограничившись лишь Бессарабией (к Германии на тот момент не имевшей ни малейшего отношения — Румыния еще не являлась союзником рейха)? Почему Сталин не напал на немцев тогда, в июле 1940-го, когда все основные силы вермахта вели наступление во Франции и Германия на востоке была «голенькой»?! К чему эта возня с румынскими месторождениями, если всю Германию тогда можно было забирать голыми руками, а союзники (Антанта) еще и помогли бы?! Почему одновременно с вторжением в Румынию не прекратились поставки немцам советского сырья?

Если Сталин совершал враждебный акт якобы по отношению к Германии, значит, должен был быть готовым к дипломатическим и политическим осложнениям. И что же мы видим: стоило немцам «сдвинуть брови» и потребовать «нажать на тормоза», как Сталин, поджав хвост, послушно выполнил все их требования, а затем всю осень пребывал в откровенной растерянности. К чему тогда затевался весь этот сыр-бор? К чему новое хозяйственное соглашение с Германией, подписанное 11 февраля 1940 года? И что это за странная «война за Бессарабию» (так у Суворова)? Так Сталин нефть у румын (и немцев) хотел забрать или Бессарабию? Но в Бессарабии нет нефти! И почему тогда в июне 1940-го Сталин не попытался сделать того же, что он попытается сделать в июне 1941-го — бомбардировал Констанцу и Плоешти (если его так беспокоили румынские месторождения)? Хотел забрать все целым и невредимым? Но ведь немцы, разделавшись с Францией, придут и дадут в зубы?! Почему Сталин, если уж начал бить, не добивал Германию в июне 1940-го «на всю катушку»?

Да потому, что не собирался он, до румынского похода, вообще воевать с Германией! И поход в Румынию (а не в Бессарабию) вовсе не в пику немцам затеян был! В июне 1940-го Коба шел на Стамбул!

В апреле Сталин срочно вызывает Жукова из Монголии. Он еще не знает нового комкора толком, это новое для него лицо (назначение Жукова в Монголию проводилось через Тимошенко, Буденного и Ворошилова), и хочет с ним познакомиться.

«В апреле и мае 1940 года о подготовке войны за Бессарабию знали только в стенах сталинского кабинета и Генерального штаба. В штабы Киевского особого военного и Одесского военного округов из Генерального штаба поступали короткие распоряжения о том, что надо делать, без указаний зачем» [65].

Сталин открыл основной замысел операции Жукову, не мог не открыть, ведь Жуков не мог наступать «туда, не зная куда»!

Подготовка частей УОВО к наступлению на Румынию началась еще при прежнем командующем округом Тимошенко, нынешнем наркоме обороны. Никакой «войны за Бессарабию» не намечалось.

Претензии на Бессарабию — такой же повод для начала вторжения в Румынию, как «безопасность Ленинграда от немцев» явилась поводом для вторжения в Финляндию, а «безопасность граждан Белоруссии и Украины» — поводом для вторжения в Польшу.

Начинался «Босфорский поход» и Румыния на пути Жукова была всего лишь «коридором», который также, между делом, планировалось прибрать к рукам.

В апреле и начале мая 1940 года Сталин все еще пребывал в нерешительности, выжидая удобный для наступления на юге момент. Но 10 мая немцы начали свое сокрушительное наступление на западе, чем застали Кобу (уже уверовавшего в затяжную войну Германии с Антантой и опасавшегося заключения мира между ними) врасплох. С одной стороны, он был рад, что война там, наконец, началась по-настоящему, а с другой стороны, он совершенно не ожидал такого быстрого прорыва фронта союзников частями вермахта. Почти три недели Сталин выжидал, чем завершится стремительное продвижение немцев во Франции, но 20 мая 1940 года германские войска вышли к побережью Ла-Манша, 5 июня пал Абвиль и стало ясно, что судьба Франции решена. С этого момента события в СССР развивались стремительно.

«7 июня приказом НКО № 2469 генерал армии Жуков был назначен командующим войсками Киевского особого военного округа.

…В беседах со Сталиным, Калининым и другими членами Политбюро я окончательно укрепился в мысли, что война близка, она неотвратима… Но какая она будет, эта война? Готовы ли мы к ней? Успеем ли мы все сделать? И вот с ощущением надвигающейся трагедии я смотрел на беззаботно провожающих меня родных и товарищей, на Москву, на радостные лица москвичей и думал: что же будет с нами? Многие этого не понимали. Мне как-то стало не по себе, и я не мог сдержаться. Я полагал, что для меня война уже началась. Но зайдя в вагон, тут же отбросил сентиментальные чувства. С той поры моя личная жизнь была подчинена предстоящей войне, хотя на земле нашей еще был мир…» [65, с. 69–70].

Над этими словами Жукова стоит хорошенько задуматься. Действительно, вторжение в Румынию (до лета 1940 года не являвшуюся союзницей Германии!) теперь уже без всяких «может быть» и «если», означало вступление СССР во Вторую мировую войну, причем на стороне Тройственного союза, так как Румыния тогда еще являлась союзницей Антанты. Ну, а уж к чему вел захват черноморских проливов (а также, возможно, и Балкан), было понятно любому школьнику, не то что генералу армии.

«После разгрома Франции Гитлер приказал резко сократить германские вооруженные силы. И это сокращение проводилось широко и интенсивно, ибо война против Советского Союза не намечалась, не предусматривалась и не планировалась» [65].

Это и есть как раз та дезинформация, которую немецкие спецслужбы скармливали советской разведке. Как раз 22 июня 1940 года Гитлер сообщил Кейтелю:

«Война против России после победы над Францией будет для нашего вермахта вроде детской игры в кулички». Через месяц (31 июля 1940 года) генерал Гальдер записывает исходные данные для нового плана войны: «…Начало — май 1941 г. Продолжительность операции 5 месяцев… Было бы лучше начать уже в этом году, однако это не проходит, так как осуществить операцию надо одним ударом. Цель — уничтожение жизненной силы России…».

Ф.В. фон Меллентин:

«Верховное командование готовилось расформировать большое число дивизий (после победы над Францией. — С.З.), были аннулированы крупные контракты на поставку вооружения. Однако наши надежды на спокойную жизнь рухнули, когда Англия отклонила предложения Гитлера и Черчилль заявил о непоколебимой решимости своей страны продолжать войну. Верховное командование приступило к спешной подготовке операции «Морской лев» и германские военно-воздушные силы стали готовиться к завоеванию господства в воздухе над Ла-Маншем и Ирландским морем…» [42, с. 50–51].

«И вырисовывается вот какая картинка: гениальный Жуков плакал о грядущих жертвах, ибо уже в начале июня 1940 года знал, какая идея придет в голову Гитлера через полтора месяца» [65, с. 71].

Жуков плакал оттого, что понимал, во что и на чьей стороне ввязывается СССР своим походом на Босфор. Он осознавал, что война неотвратима, вот только не о войне с Германией шла речь.

«Всего под командованием Жукова в составе фронта было 13 корпусов: 10 стрелковых, 3 кавалерийских.

Общее количество дивизий — 40: 32 стрелковых, 2 мотострелковые, 6 кавалерийских.

Количество бригад — 14:11 танковых, 3 воздушно-десантные.

Усиление: 16 тяжелых артиллерийских полков РГК и 4 артиллерийских дивизиона РГК БМ (большой мощности).

Авиация Южного фронта — 45 авиационных полков, в том числе истребительных — 21, бомбардировочных — 24.

Общая численность войск — 460 тысяч бойцов и командиров, 12 тысяч орудий, 3 тысячи танков, 2 тысячи самолетов.

Сосредоточив такую мощь на границе Румынии, Сталин потребовал возвращения Бессарабии и Северной Буковины» [65, с. 72].

Не многовато ли сил нагнали для «войны за Бессарабию»? И почему части УОВО были преобразованы именно в Южный фронт, а не в Юго-Западный? Хотели просто завоевать Румынию? Но зачем? Ради нефти? Своей хватало, еще и с Гитлером делились! Лишить немцев румынской нефти? По этому поводу выше уже ответ прозвучал.

В действительности острие Жуковского фронта должно было выйти в Болгарии, а уж там и до «Святой Софии» рукой подать. Момент был лучше не придумаешь: Франция разгромлена, Англия сброшена в Ла-Манш! Но вот тут-то и произошло непредвиденное.

«Южный фронт Жукова был готов сокрушить Румынию, но воевать летом 1940 года не пришлось. Правители Румынии были свидетелями блистательных побед Красной Армии в Финляндии и давали себе ясный отчет, что лучше Сталину уступить без боя. Стороны согласились на мирное разрешение конфликта. Румынские войска отошли, а войска Жукова вошли в Бессарабию и Северную Буковину» [65].

Все обстояло несколько иначе.

«Блистательные победы» в конце 1939 — начале 1940 годов заставили потешаться над Красной Армией всю Европу, крупнейшие газеты мира публиковали «победные» фотоснимки из-под Толваярви, Суомуссалми, Леметги и Карельского перешейка. Немцы, так те вообще лишились к Красной Армии всяческого уважения, что в итоге и привело к плану «Барбаросса» (спасибо товарищу Сталину!): «Далее он (К. Типпельскирх. — С.З.) говорит о больших потерях советских войск во время боев за «линию Ман-нергейма», об их «тактической неповоротливости» и «плохом командовании», в результате чего «во всем мире сложилось неблагоприятное мнение относительно боеспособности Красной Армии. Несомненно, впоследствии это оказало значительнеое влияние на решение Гитлера» [54, с. 194].

На самом деле Сталина в Румынии остановили немцы. Как только советский МИД заявил румынам о претензиях на Бессарабию и Буковину, а на советско-румынской границе собралась крупная группировка РККА, немцы, которые быстро поняли, чем это может кончиться для Кароля II (хотя и не представляли, зачем в действительности Сталину Бухарест; они решили, что все дело в нефти!) и поскольку Румыния, как сырьевой придаток, самим была необходима в предстоящей войне с СССР, Берлин стал действовать. Германский МИД предложил румынам союз (а куда после разгрома главного союзника в лице Франции они денутся?) и посоветовал уступить русским требуемые теми территории («все равно потом заберем назад» — тот же прием, что и с Прибалтикой). Попутно ведомство Риббентропа по Венскому арбитражу 1940 года вынудило 30 августа румынское правительство вернуть Венгрии территорию Северной Трансильвании, а 7 сентября по Крайовскому соглашению отдать Болгарии Южную Добруджу, отторгнутую у последней в ходе второй Балканской войны. Советам же немцы недвусмысленно заявили, что не потерпят продвижения Красной Армии в глубь Румынии — раз, а также не потерпят дальнейших территориальных изменений в пользу СССР в Европе — два. Гитлер прямо заявил своему окружению, что в свое время достаточно расплатился с русскими за невмешательство в ход кампании на западе и на дальнейшие уступки идти был не намерен, тем более что уже начал подготовку к нападению на Советский Союз. Сам того не ведая, фюрер подыграл своим военным противникам британцам и попутно оградил от напасти и Болгарию с Турцией.

Это была катастрофа, причем там, где не ждали. Выяснилось, что «друг Адольф» вовсе не друг и уж точно не считает таковым Иосифа. Вся длительная подготовка, все лишения и жертвы советского народа пошли псу под хвост. Немцы поставили барьер на пути к Босфору. Вдобавок, в сентябре 1940 года финское правительство предоставило Германии право ввода своих вооруженных сил на территорию Финляндии, скомкав тем самым всю подготовку частей ЛВО к повторному вторжению в Суоми. В ноябре 1940 года Гитлер заявил Молотову, что не потерпит никаких шагов СССР и в Финляндии.

«Немецкий посол в Хельсинки так прокомментировал эти сообщения: «Фюрер укрыл финнов своим зонтиком» [29, с. 237–238].

Как справедливо отмечают свидетели и многочисленные исследователи, в лице финнов Сталин нажил себе врагов «на ровном месте». Даже придворный сталинский диверсант Старинов, и тот сказал следующее:

«Финляндия из англо-французского блока перешла в гитлеровский лагерь, а это привело позже к гибели сотен тысяч ленинградцев во время блокады, которой не было бы, если бы мы не воевали с Финляндией» [1, с. 359].

Однако те же самые исследователи совершенно упускают из виду, что то же произошло и в отношении с Румынией. Когда бы еще фюрер заполучил румын с их нефтью себе в союзники, если бы товарищ Сталин не мчался, не разбирая дороги, на Босфор! Такова цена топорной политики «гениального» вождя.