Военный лагерь

«На III Всесоюзном съезде Советов специально обсуждался вопрос о создании прочной экономической базы обороны СССР и обеспечении Красной Армии новой военной техникой.

… Однако в целом техническая оснащенность Красной Армии двадцатых годов была, конечно, на низком уровне. Сказывалось трудное экономическое положение страны, недостаточное развитие военной промышленности.

…А в это время крупные империалистические государства усиленно наращивали свои вооруженные силы. В случае войны Англия, например, могла бы выпускать 2500 танков в месяц, Франция — 1500, десятки тысяч самолетов насчитывалось в их военно-воздушных силах, быстро осуществлялась моторизация войск…

Итак, было ясно: только создание в стране развитой промышленности могло дать Красной Армии и Флоту современное вооружение. Только индустриализация могла обеспечить обороноспособность Советского Союза. Техника должна была решить все. И наши военные руководители того времени не обманывались на этот счет, они верно представляли себе характер и специфику будущей войны» [27, с. 111, 113].

Обращает на себя внимание, какие страны приводит в пример Георгий Константинович Жуков в качестве вероятных супостатов, заметьте — не Германию, не Японию, не США, а как раз те государства, речь о которых я уже вел выше. Однако это не столь важно. Гораздо важнее другое — соответствуют ли действительности цифры военной мощи «потенциальных противников», используемые маршалом, ведь «могла бы выпускать» еще не значит, что выпускала. Обратимся к прямым свидетельствам.

«В 1936 году, летом меня в числе других советских инженеров командировали во Францию для закупки у фирмы «Рено» спортивных самолетов «Кодрон» (предлог, в действительности — для того, чтобы разведать, как обстоят дела у французов в области авиации. — С.З.)

…Мы посетили заводы наиболее известных французских конструкторов (это они так «закупали» спортивные самолеты у «Рено»! — С.З.) — Блерио, Рено, Потеза и Мессье.

…Во Франции предвоенных лет не было четкой авиационной военно-технической политики… велась кампания за производство 5 тысяч самолетов (всего. — С.З.). Она широко обсуждалась в печати на радость Герингу (а на радость Сталину французы показывали Яковлеву и другим советским конструкторам свои авиазаводы. — С.З.), так как в 1938–1939 годы — уже перед самой войной — самолеты выпускались лишь десятками. Вот как, раскрывая карты (и государственную тайну), освещал положение французской авиации не кто иной, как министр авиации Франции того времени — Ги ла Шамбер в одном из номеров журнала «Эр»:

«Месячное производство военных самолетов, при плане в 100 машин, достигало: в январе — августе 1938 года — по 44, в сентябре — ноябре — по 55, в декабре —74» [81, с. 123–127].

Как видим, информация Жукова, в частности, по авиации Франции не соответствовала действительности. Даже в предвоенные 1930-е годы французы еще только «вели борьбу за 5000 самолетов», что уж говорить про 1920-е, особенно учитывая жуткий экономический кризис в Европе и США.

К слову, французам так и не удалось достичь заданной отметки. К началу войны с Германией, даже с учетом самолетов RAF, действовавших во Франции, «трехцветным» удалось наскрести не более 3200 машин. Великобритания также не имела в 1920-е годы «десятков тысяч» боевых самолетов, авиапарк RAF насчитывал не более 2–3 тысяч машин. А что же с танками?

«По окончании Первой мировой войны французская армия имела самый многочисленный танковый парк в мире. Однако затем танкостроение в этой стране вступило в стадию «летаргического сна» — за 17 послевоенных лет было выпущено всего около 230 (/ —С.З.) новых танков.

Столь легкомысленное пренебрежение танками вполне объяснимо. Французские генералы мыслили исключительно понятиями времен Первой мировой войны, тем более, что они с гордостью носили звание победителей. Любое предложение оснастить армию новейшей техникой отвергалось. Даже простая моторизация войск объявлялась вредной. Танки же считались пригодными только для поддержки пехоты и были распылены по частям.

«К началу 1930-х годов английское танкостроение сохраняло передовые позиции: после Первой мировой войны и особенно на протяжении 1928–1930 годов из заводских цехов выходили образцы боевых машин разных типов. Среди них были танкетки, легкие, средние танки и тяжелый танк. Они широко экспортировались за границу и во многих странах послужили образцами для подражания при развертывании национального танкостроения.

…Однако в Великобритании не сумели правильно определить генеральную линию развития танкостроения, и в итоге к началу Второй мировой войны английская армия не имела ни одного танка, отвечающего современным требованиям.

…Всего за рассматриваемый период в Великобритании разработали более 50 образцов танков и танкеток (не считая модификаций), но серийно выпускали лишь 10. К началу Второй мировой войны британская армия получила 792 легких танка, в основном МКIV, и только 130 крейсерских и пехотных А9, А10 и А11» [52].

Что же до ВМС крупных держав, то, как известно, Вашингтонская конференция 1922 года наложила ограничения (надо полагать, от избытка агрессивности по отношению к СССР) на гонку морских вооружений. Таким образом, практически все сказанное маршалом о «потенциальной западной угрозе» — ложь.

Некоторые могут возразить — в конце 1920-х Жуков был еще «рядовым» комбригом, всей тогдашней информацией о «заморских варягах» не располагал, отсюда и неточности. В таком случае, если не располагал данными, зачем тогда писал? Значит, в этом абзаце был смысл. Какой? Не стоит забывать: Жуков в начале 1941 года участвовал в разработке знаменитого и никому неизвестного плана «Гроза» — плана нападения на Германию (или точнее, нападения на Германию и ее союзников, Турцию (транзитом через Румынию и Болгарию), Великобританию (в Иране, Афганистане и Индии), Финляндию и Японию). Кто-кто, а Жуков с его военными способностями не мог не понять, в чем он участвует и куда катится СССР. А осознав это в 1940-м, он мог догадаться, что и все, что было ранее, с конца 1920-х — не что иное, как глобальная подготовка к агрессии. А кому охота признаваться в том, что фактически являлся агрессором и поджигателем войны? Почти наверняка Георгий Константинович это понял и его «информация» об англо-французской угрозе — всего лишь попытка оправдать военные приготовления Советов мифической опасностью мирному существованию СССР.

Кстати, в 1929 году СССР воевал с Китаем из-за КВЖД, но этот реальный, а не выдуманный конфликт почему-то не вызвал никаких особенно активных «телодвижений» со стороны советского политического руководства. Блюхер легко управился с Чжан Сюэ-Ляном, мир на КВЖД был восстановлен и двухмесячному советско-китайскому конфликту суждено было стать самой «незнаменитой войной» в истории СССР. Иногда даже складывается впечатление, что этого столкновения на Дальнем Востоке и вовсе не существовало. Во всяком случае, в Большой советской энциклопедии отмечено, что конфликт с японцами у озера Хасан летом 1938 года был первым (?), в котором участвовала Красная Армия с момента окончания Гражданской войны.

В 1929 году в стране началась первая пятилетка. Сталин, якобы претворяя в жизнь ленинские экономические принципы и программы, организовывает грандиозное индустриальное строительство. Почему только через 5 лет после смерти вождя?

Прежде всего, сам план пятилеток разрабатывался еще в 1927 году. Только к 1929 году Коба наконец одолел всех основных политических оппонентов на пути к абсолютной власти. Необходимо было учесть итоги военной реформы 1924–1925 годов и проверки РККА, ибо весь так называемый «пятилетний план развития экономики и народного хозяйства» был одним большим обманом и сплошным надувательством. На самом деле это был первый пятилетний план подготовки страны к «Большой войне» с цивилизованным миром.

«Первый пятилетний план (1929–1932) был разработан на основе Директив Пятнадцатого съезда ВКП(б) (1927), утвержден V Всесоюзным съездом Советов (1929)… Главная задача 1-й пятилетки состояла в построении фундаментальной социалистической экономики, дальнейшем вытеснении капиталистических элементов города и деревни, в укреплении обороноспособности страны. План предусматривал задания и мероприятия, направленные на превращение СССР из аграрной в развитую индустриальную державу, на коллективизацию значительного числа крестьянских хозяйств» [10].

Это если верить коммунистической пропаганде. На самом деле «укрепление обороноспособности» было главным, а все остальное — обеспечение, в том числе и коллективизация деревни. И первая, и вторая, и третья пятилетки были в действительности планами давно задуманной войны. Об этом, не называя, впрочем, вещи своими именами, свидетельствует и Жуков. Обратимся вновь к его книге. Сперва маршал, как обычно, пугает читателя «сложным международным положением», которое в действительности сложным не являлось. Это, кстати, не шутка — постоянное вдалбливание в голову населению мысли о том, что вот-вот страна подвергнется нападению, при низком уровне кругозора среднестатистического гражданина СССР. Эта акция также была давно и хорошо продумана.

«В конце двадцатых — начале тридцатых годов международная обстановка обостряется. Яснее обозначается группа империалистических государств — прежде всего Германия, Япония, Италия (в конце двадцатых?! — С.З.), — правительства которых, выполняя волю монополистических кругов, все активнее готовятся к выходу из экономического кризиса с помощью нового передела мира. В 1931 году японские войска без объявления войны вторгаются в Китай и оккупируют Маньчжурию. Конечно, в планы тогдашнего японского правительства входило создание плацдарма для нападения на Советский Союз» [27, с. 117].

Но, как видим, даже при подобном раскладе никакой временной, а следовательно, и логической связи между политическими событиями нет. Ситуация якобы стала обостряться в 1931 году (причем опять-таки на Дальнем Востоке, а воевать-то готовились с Францией и Великобританией), решение же о проведении первой пятилетки приняли еще в 1927 году, осуществили в 1929, то есть за 2—4 года до «обострения». А Гитлер стал канцлером Германии еще через 4 года. Воистину, прозорливость партии и лично товарища Сталина не имела пределов! У Георгия Константиновича мы, кстати, узнаем, в чем же был реальный, а не вымышленный смысл первого пятилетнего плана:

«Конечно, в подобной обстановке необходимо было принимать решительные меры (вот только принимать их начали почему-то за 5 лет до этой самой «обстановки». — С.З.) по наращиванию оборонной мощи нашей страны… Насытить, оснастить современной техникой Советские Вооруженные Силы — эту задачу можно было решить только на путях индустриализации.

;. Курс на социалистическую индустриализацию — всемерное развитие тяжелой индустрии на основе электрификации, техническое перевооружение и реконструкция промышленности, транспорта, сельского хозяйства — был взят партией на XIV съезде в конце 1925 года (после маневров 1925 года. — С.З.). Через два года XV съезд партии записал в директивах по составлению первого пятилетнего плана:

«Учитывая возможность военного нападения со стороны капиталистических государств на пролетарское государство, необходимо при разработке пятилетнего плана уделить максимальное внимание быстрейшему развитию тех отраслей народного хозяйства вообще и промышленности в частности, на которые выпадает главная роль в деле обеспечения обороны и хозяйственной устойчивости страны я военное время» [27, с. 118].,

Таким образом, ни о каком повышении благосостояния населения и развитии «мирной» экономики Сталин и не помышлял. Чихать он хотел на народное благосостояние. Индустрия СССР росла, как на дрожжах, а население, особенно в сельской местности, умирало с голоду. Для чего же в таком случае создавалась такая индустрия?.,

«Ведь можно было бы на пять-семь лет отложить такой крутой подъем тяжелой индустрии, дать народу, который стократ заслужил это, побыстрее и побольше товаров широкого потребления, продукции легкой промышленности. Разве это не было соблазнительно (и нормально. — С.З.)? Но поступи мы так, кто знает, когда бы завершился тот тяжелейший период, который мы называем начальным периодом войны (завершился бы с началом западных военных поставок по «ленд-лизу». — С.У.), где, под каким городом или на какой реке были бы остановлены фашистские войска?..

Мудрость и прозорливость партии, окончательную и высшую оценку которой дала сама история, правильное направление развития страны (следствием которого стал, в частности, голод на Украине. — С.З.) и трудовой героизм народа заложили в те годы основы наших побед в Великой Отечественной войне» [27, с. 119].

Все вышесказанное было бы справедливо, если бы фактическая подготовка к войне в СССР не началась волшебным образом аж за 10 лет до самой войны и за 5 лет до прихода к власти в Германии Гит-лераи его сторонников, что, кстати, само по себе вовсе не означало угрозу советской стране, так как нацисты практически с самого начала рассматривались в качестве союзника в борьбе с Антантой.

«Введено (в ходе 1-й пятилетки. — С.З.) в действие 1500 новых крупных государственных промышленных предприятий, заново создан ряд новых отраслей: тракторо-, автомобиле-, стан ко- и приборостроение, производство алюминия, авиационная и химическая промышленность. В черной металлургии — важнейшей отрасли тяжелой промышленности, ставшей основой индустриализации страны, созданы электрометаллургия, производство ферросплавов и сверхтвердых сплавов, качественных сталей. Коренным образом реконструированы нефтяная и другие отрасли тяжелой промышленности» [10].

«XVI и XVII съезды партии решительно потребовали сосредоточить внимание народа на усилении мощи Красной Армии и Флота, указав на все более возрастающую угрозу новой войны (?! — С.З.). Дается прямая директива ускорить темпы развития промышленности, особенно металлургии, накапливать государственные резервы, коренным образом реконструировать транспорт. Поставлена задача расширить мобилизационные возможности народного хозяйства, строить и размещать промышленные объекты таким образом, чтобы в случае нападения можно было быстро перевести промышленность на военные рельсы и обеспечить ее срочное мобилизационное развертывание.

…В середине 1929 года Центральный Комитет партии принимает постановление «О состоянии обороны страны», в котором излагается линия на коренную техническую реконструкцию армии, авиации и флота. Реввоенсовету СССР и Народному комиссариату по военным и морским делам было предложено… добиться в течение ближайшего времени получения опытных образцов, а затем и массового внедрения в армию современных типов танков и бронемашин, осуществить серийный выпуск новых типов самолетов и моторов.

Это постановление легло в основу первого пятилетнего плана военного строительства, который, кроме всего прочего, предусматривал создание новых технических родов войск, моторизацию и организационную перестройку старых родов войск, массовую подготовку технических кадров и овладение новой техникой всем личным составом. В январе 1931 года Реввоенсовет СССР уточнил план строительства РККА на 1931–1933 годы, чем и завершился процесс разработки первого пятилетнего плана военного строительства»[27].

А для чего в начале 1930-х осуществили коллективизацию? Сталин прекрасно понимал, что «частник»(«кулак») не даст бесплатно столько провианта, сколько требовалось на всю ораву РККА в будущей войне, а кроме того, и воевать за товарища Сталина не станет. Как действовать в этой ситуации? А просто ликвидировать «частника», а остальных подмять волевым решением и силой! Поэтому советское народное хозяйство к середине 1930-х и стало представлять собой смесь военного коммунизма (колхозы) и рабовладельческого строя (ГУЛАГ).

Преимущества такой гениальной системы «хозяйствования» заключались в том, что средств на само ее функционирование отпускалось минимум (вся электрификация и механизация деревни осуществлялась фактически уже после Второй мировой войны), а 100 % дохода доставалось государству (Старый советский анекдот: — Что такое скелет? — Это колхозник, который сдал государству шерсть, сало, мясо и яйца!).

При этом никого не приходится упрашивать: приказал — получил, вот и весь принцип! «Зэки» же вообще практически ничего не стоили, а построили практически всю промышленность, вся индустрия создавалась именно ими, а не комсомольцами-добровольца-ми. В случае войны крестьян в колхозах можно было ободрать, как липку, ничего не дав взамен, послать на фронт на убой, а оставшимся предоставить возможность выживать как угодно — никаких прав жители сельской местности, лишенные паспортов, не имели. Про «зэков» и говорить не приходится. Гегемон же (рабочий класс) в награду за труд (за 3 копейки) получил в итоге фактический 12-часовой рабочий день и семидневную рабочую неделю, женский и детский рабский труд, возможность получить от 10 лет до высшей меры за опоздание на рабочее место по любой причине и отсутствие возможности сменить место работы.

Все эти драконовские меры, так же как и расстрел 12-летних, были закреплены законодательно еще до войны, но российский официоз до сих пор предпочитает не комментировать сей примечательный факт.

СССР в 1930-е годы превратился в один большой военный лагерь.