37

37

На вершине холма за городом Сен-Жермен-ан-Лей, на западных подступах к Парижу, другой немецкий генерал изучал местность в полевой бинокль. У подножия холма в черном восьмицилиндровом «хорхе» водитель генерал-лейтенанта Гюнтера Блюментритта старший сержант Отто Пихлер караулил десять генеральских длиннохвостых попугаев. Как и генерал Монтгомери, Блюментритт обожал этих маленьких птичек. Этот офицер, предложивший две недели назад применить в Париже «тактику выжженной земли в ограниченных масштабах», в это августовское утро решил «из спортивного интереса» немного пощекотать себе нервы. Прежде чем покинуть старое помещение штаба Западного фронта в Сен-Жермене и присоединиться к своим коллегам, которые неделей раньше выехали на север, на новые квартиры под Реймсом, Блюментритт хотел хотя бы мельком взглянуть на первые танки противника, штурмующие французскую столицу.

Несколько минут назад Блюментритт попрощался с работавшим при штабе садовником-французом, сорвал последнюю розу и взобрался на холм. Теперь вдалеке он видел клубы пыли, поднимающиеся за цепью наступающих «шерманов». Он наблюдал за ними до тех пор, пока до его насеста на вершине холма не докатилось эхо пушечных выстрелов. Закончилась, размышлял он, целая эпоха в его жизни.

Забираясь в машину, чтобы покинуть этот город, который он столь счастливо оккупировал в течение двух лет, Блюментритт услышал от своего шофера печальную новость. «Генерал, — сказал тот, — не осталось корма для птичек. Придется вам попросить Монтгомери, чтобы он прислал немного».

В 12 милях к югу от холма Блюментритта, на плато, возвышавшемся над аэродромом в Туссю-ле-Нобль, еще один немецкий офицер наблюдал за наступлением танковой колонны союзников. Двадцатидвухлетний лейтенант Генрих Бланкемейер из 11-го зенитного полка находился на своем холме не из спортивного интереса. Окруженный орудиями других расчетов, он должен был остановить эти танки, а не смотреть на них. Наступление французов казалось молодому вестфальцу «парадом». Он видел даже обтянутые розовой тканью щиты, прикрепленные по бокам танков, чтобы обозначить их для авиации союзников.

В то мгновение, когда он отдал приказ открыть огонь своему собственному 88-миллиметровому орудию на тракторной тяге, гряда холмов вокруг него словно взорвалась. Бланкемейер увидел, как под огнем его соплеменников наступающие танки один за другим окутывались пламенем, «словно игрушечные».

Из канавы на краю аэродрома, за которым в бинокль наблюдал Бланкемейер, свое наблюдение вел Кеннет Крофорд, военный корреспондент журнала «Ньюсуик». Он ругался вслух. Пять минут назад «папа» Хемингуэй спокойно уверял Крофорда, что его разведчики из ФФИ прощупали дорогу через небольшой аэродром и ничего не нашли. Чуть поодаль, вжавшись в ту же канаву, майор Анри де Мирамбо, командир артиллерийского батальона, в смятении наблюдал за цепью «шерманов» 12-го кирасирского полка, переваливших через хребет на летное поле «словно устремившийся в атаку кавалерийский эскадрон». Один за другим они были подбиты прицельным огнем все еще не выявленных немецких орудий.

Мирамбо показалось, что из своего окопа он, наконец, засек наиболее опасные немецкие позиции. Огонь, по-видимому, велся из-за стогов сена, вытянувшихся вдоль пшеничного поля за аэродромом. Он бросился к своему джипу, неведомо как уцелевшему, и отдал приказ моторизованным батареям перенести огонь на пшеничное поле. Как только над его головой пронеслись первые снаряды, Мирамбо с изумлением увидел, что вся шеренга стогов начала двигаться. Под каждым полковник Зейдель, известный пианист из Дрездена, спрятал по противотанковому орудию.

Когда дальний край поля был, наконец, очищен, к Крофорду подошел сзади ухмыляющийся Хемингуэй. «Сукин ты сын, — набросился на него Крофорд, — по-моему, ты сказал, что прочесал это место и никаких немцев там не обнаружил!» Хемингуэй пожал плечами. «Мне нужно было найти кого-то, — ответил он, — на роль подопытного кролика».

На всем пути следования трех колонн 2-й бронетанковой темпы наступления сдерживались упорным, беспощадным сопротивлением немцев в узких проходах, подобных тому, что были в Туссю-ле-Нобль. На каждом из трех направлений наступления дивизии местность была абсолютно ровной, усеянной множеством деревушек и пригородов, опоясанной пересекающимися дорогами, и любой ее участок представлял собой идеальную позицию для немецкого противотанкового орудия. Стремясь побыстрее прорваться к Парижу, солдаты 2-й бронетанковой зачастую пытались таранить орудия, вместо того чтобы уничтожать их с помощью пехоты. Эта тактика экономила время, но оставляла позади каждой из наступающих колонн печальное зрелище — все удлиняющийся шлейф обгоревших машин.

Но в этот серый августовский день самым драгоценным было время. В каждой колонне безжалостно и неумолимо действовал приказ: «Быстрее, быстрее». Миновав реку Бьевр, за очередным поворотом извилистой дороги рядовой Жорж Симонен, управлявший «шерманом» «Циклон» в голове взвода танков, увидел распростертых прямо на дороге пятерых раненых немцев. Один из них, бешено работая локтями, попытался уползти в сторону. Симонен инстинктивно снял ногу с педали газа. В тот же момент он услышал в наушниках гневный голос своего командира взвода: «„Циклон“, ради бога, жми!» Симонен задрожал, закрыл глаза и нажал на акселератор.