23

23

Лейтенант Эрнст фон Брессендорф, двадцатисемилетний заместитель командира 550-й роты связи, вздрогнул при виде вспыхнувшей красной лампочки на щите коммутатора, установленного на третьем этаже отеля «Мёрис». Этот сигнал означал, что на прямом проводе с военным губернатором Парижа был Берлин или Растенбург.

Это был ОКВ, и Брессендорф тут же узнал сухой, властный голос генерал-оберста Альфреда Йодля. Слышимость была такой, как будто он говорил из Лувра. Брессендорф переключил линию на аппарат генерала фон Хольтица. Затем, вставив в гнездо коммутатора еще один штырь, с риском пойти под трибунал подслушал разговор.

От первых же слов Йодля Брессендорф вздрогнул. Тот спрашивал фон Хольтица, на какой стадии находилось выполнение приказа об уничтожении Парижа. По словам Йодля, фюрер распорядился, чтобы соответствующий доклад был подготовлен и представлен ему на полуденном стратегическом совещании, которое должно было начаться менее чем через час. Наступило молчание. Наконец Хольтиц ответил.

Он сказал, что, «к сожалению», не в состоянии начать операцию. Он пояснил, что подготовка еще продолжается; взрывники прибыли лишь 24 часа назад. Йодль был чрезвычайно расстроен. Фюрер, сообщил он Хольтицу, «проявляет большое нетерпение».

Затем Хольтиц высказал Йодлю те же аргументы, которые днем ранее приводил в штабе Западного фронта. Если действительно приступить к взрывным работам, убеждал он Йодля, то «это заставит жителей города взяться за оружие». Его предложение заключалось в том, чтобы продолжить приготовления, но задержать взрывные работы на несколько дней. Йодль ответил, что сообщит об этих предложениях фюреру и перезвонит фон Хольтицу. Но он предупредил, что рассчитывать на изменение планов не стоит. Фон Хольтиц должен закончить подготовительные работы как можно быстрее.

В завершение беседы фон Хольтиц заверил начальника штаба ОКВ, что в городе все спокойно и что «парижане не осмеливаются действовать».

* * *

В Алжире стояла изнурительная жара. Исходя отчасти из информации, привезенной Шабаном из Парижа, Шарль де Голль принял решение: он отправляется во Францию. Сидя под медленно вращающимися лопастями вентилятора, де Голль занимался тем, что составляло наиболее отвратительную часть этой поездки. Он испрашивал разрешение на нее у сэра Генри Мейтленда Уилсона — генерала, командовавшего войсками союзников в Алжире. Обязанностью Уилсона было направить просьбу де Голля на согласование в штаб Верховного командования союзников. Даже сейчас де Голль был вынужден получать согласие союзников на поездку во Францию.

Союзникам де Голль сообщал, что просто совершит обычную инспекционную поездку по той части Франции, которая уже была освобождена союзническими армиями. На самом деле он рассчитывал предпринять более серьезный шаг: перебраться вначале самому и затем перевести все свое правительство во Францию, а если еще более конкретно — в Париж. Понравится ли это союзникам, признает ли его Рузвельт или нет, но де Голль был полон решимости обосноваться вместе со своим правительством в столице Франции. Он умышленно скрыл свои намерения от Верховного командования союзников по двум причинам. Во-первых, он считал, что это не его — Верховного командования — дело. Во-вторых, он делал это, исходя из практических соображений, поскольку был убежден, что если его американские союзники догадаются о его замыслах, то постараются подольше продержать в Алжире. А именно этого он и хотел избежать. Так или иначе, но гордый полководец Свободной Франции был полон решимости добраться до родной земли и войти в Париж. Он доберется туда с помощью союзников или без нее, своими силами, и даже, если потребуется, рискуя собственной жизнью.