20

20

22 августа

Подполковник Чак Хефлин, дрожа от холода промозглой английской ночи, покрепче обхватил широкую кружку с кофе. Снаружи металлического сборного барака маячили силуэты бомбардировщиков В-24 его эскадрильи «Кар-петбеггер», выстроившихся черной полосой до подножия холмов у городка Харрингтон на северо-западе Англии. Рядовой состав эскадрильи Хефлина уже был занят тем, что напичкивал самолеты 200-фунтовыми контейнерами с оружием и боеприпасами, которые вскоре будут сброшены на парашютах в оккупированной Европе.

Хефлин и 3000 его подчиненных составляли весьма специфическую воинскую часть. «Бомбы», которые они сбрасывали, были замедленного действия. Совместно с другой эскадрильей королевских ВВС они снабжали оружием движения Сопротивления во всей Европе. С января 1943 года «карпетбеггеры» совершили свыше 300 вылетов, сбросив тысячи тонн оружия и боеприпасов и сотни человек в расположение сил Сопротивления во Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии и Польше. Немногие из тех вылетов были столь же трудными, как тот, что предстоял «карпетбеггерам» в это утро. Операция носила кодовое название «Нищий». Пилоты Хефлина должны будут лететь днем, на высоте 400 футов, над окруженным немецкими зенитками районом, к целям, некоторые из которых чуть больше футбольного поля.

Полковник Роль выиграл. Его срочные радиограммы с просьбами об оружии в конце концов были услышаны. Через несколько часов, вскоре после того как первые бледные лучи рассвета смягчат темноту английской ночи, 130 самолетов эскадрильи «Карпетбеггер» начнут требующую «максимальной концентрации усилий» операцию и сбросят 200 тонн оружия в самом центре Парижа — на Булонский лес, ипподромы в Отёйе и Лоншане, эспланаду Дома инвалидов, площадь Республики и… прямо во двор осажденной Префектуры полиции.

* * *

Для полковника Альбера Лебеля встреча с грязным, небритым соотечественником, выбирающимся из джипа у контрольно-пропускного пункта штаба 12-й группы армий генерала Брэдли, была совпадением, ниспосланным самим провидением. Если когда-нибудь, подумал Лебель, нужный человек и мог оказаться в нужном месте в нужное время, то им, конечно же, был этот измученный парижанин. Через несколько минут, в шесть часов, у Лебеля должна была состояться последняя встреча со своим начальником, бригадным генералом Эдвином Сайбертом, руководившим разведкой 12-й группы армий. После встречи Сайберт собирался вместе с генералом Брэдли отбыть в штаб Эйзенхауэра. Там эти трое должны были обсудить судьбу Парижа.

В последние двое суток Сайберт всячески противился идее изменить планы союзников и начать немедленное наступление на город. Эта встреча была последним шансом Лебеля заставить его изменить свое мнение. Вид растрепанного, с покрасневшими глазами Роже Галлуа мог бы стать более веским, более убедительным аргументом, чем любые страстные мольбы самого Лебеля.

Галлуа, пребывавший в подавленном состоянии после очередной поездки в джипе — уже третьей за последние 12 часов в компании с упорно молчащим водителем, сразу уловил всю важность происходящего. Короткое «нет» генерала Паттона прошлой ночью не было, в конце концов, окончательным ответом. У него появлялся еще один шанс. «Прошлой ночью, — подумал он, — я был недостаточно убедителен. На этот раз у меня должно получиться лучше».

Так оно и случилось. С искренностью и убежденностью, взволновавшими окруживших его американских офицеров, Галлуа просил у них не оружия, за которым он был послан, а солдат.

«Жители Парижа, — говорил он, — хотели освободить свою столицу сами и отдать ее союзникам. Но они не могут завершить то, что начали. Вы должны прийти нам на помощь, — умолял он, — иначе там будет ужасная бойня. Сотни тысяч французов будут убиты».

Когда он закончил, в комнате воцарилось молчание. Генерал Сайберт, слегка откашлявшись, поблагодарил Галлуа и собрал свои бумаги. Выходя из комнаты, он дружески ущипнул полковника Лебеля за локоть. «Сегодня приезжает ваш нетерпеливый лев, Леклерк, — сказал он. — Позаботьтесь о нем. Возможно, вечером у нас будут для него кое-какие новости».

С документами под мышкой янки из Новой Англии направился к ожидавшему его самолету. Слова Галлуа произвели на Сайберта «глубокое впечатление». Пристегиваясь в кресле, он подумал: «Если мы не прибудем в Париж через пару дней, там произойдет страшная резня».

* * *

На краю рощи, поблизости от того места, где была завершена Фалезская операция, сразу за деревней Граншан, в это раннее утро о судьбе Парижа размышлял и Дуайт Эйзенхауэр. На полированном столе в его фургоне лежал простой лист бумаги, тот самый, на котором сутки назад Шарль де Голль изложил свое требование о немедленном освобождении Парижа. Твердым и аккуратным почерком Эйзенхауэр неохотно вывел собственную приписку к этому посланию: «Похоже, — писал он начальнику штаба генералу Уолтеру Беделлу Смиту, — что мы будем вынуждены направиться в Париж».

Это был шаг, на который Эйзенхауэр пошел бы, если бы не было другого выхода, с крайней неохотой. Разгневанный Джордж Паттон уже по три раза на день названивал начальнику снабжения, требуя еще горючего.

Прежде чем начать утренний прием, верховный главнокомандующий изложил свои сомнения в короткой телеграмме на имя своего вашингтонского начальника генерала Джорджа Маршалла. «Из-за обязательств по снабжению освобожденного Парижа, — писал он, — желательно отложить захват города до тех пор, пока не будет завершена операция по уничтожению сил противника на подступах к Па-де-Кале и в самом этом районе».

Но, предупреждал он Маршалла, это может оказаться невыполнимым. Если освобождение произойдет в скором времени, «через несколько дней де Голлю будет позволено официально вступить в город». План Эйзенхауэра предполагал, что после того, как союзники отодвинут немецкие части на достаточное расстояние от столицы, де Голлю позволят вернуться, «возможно, обставив это возвращение таким образом, чтобы в нем участвовали и союзники». Лондонская «Дейли геральд» в то августовское утро даже объявила, со ссылкой на дипломатов высокого ранга, что Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль возглавят «триумфальное шествие союзников по столице» через некоторое время после ее освобождения. «Де Голлю, — продолжала газета, — вероятно, будет отведено почетное место».

Вопрос о том, чтобы он там остался после возвращения, вообще не ставился. Верховный главнокомандующий был информирован, что де Голль находился во Франции только временно с целью совершить инспекционную поездку. Франко-американское соглашение по гражданским делам, в принципе одобренное Вашингтоном в июле, до сих пор не было подписано. Как стало известно заместителю Эйзенхауэра по гражданским вопросам бригадному генералу Джулиусу Холмсу, никто из разработчиков этого соглашения в Государственном департаменте не имел ни малейшего намерения позволить де Голлю в обозримом будущем перенести местонахождение своей штаб-квартиры из Алжира в Париж. Они предполагали, что де Голль мирно вернется в Алжир. Оттуда ему будет позволено постепенно перенести свою деятельность в какой-либо крупный французский город, а уж затем в Париж, и лишь после того, как Вашингтон формально признает его де факто и немцы будут в основном изгнаны из Франции.

Но Шарль де Голль никогда бы не согласился войти в столицу своей страны как подопечный союзников. Он намеревался войти туда один, как Шарль де Голль, глава Свободной Франции. Потом уже он примет союзников в своей столице. Он даже приказал своему адъютанту Клоду Ги подыскать для этого случая французскую автомашину. Накануне ночью Ги реквизировал у швейцарского бизнесмена в Ренне великолепный «отккис».

В этой французской машине, управляемой французским водителем, охраняемой французскими солдатами, де Голль намеревался торжественно въехать в Париж. Точно так же, как он преднамеренно не информировал своих союзников, что его «визит» во Францию станет постоянным, он не информировал их о другом важном факте: он не собирался покидать Париж после того, как туда приедет. Для де Голля прибытие в Париж означало лишь первый из шагов, которые должны будут утвердить его временное правительство в Париже — с признанием или без такового.

Будучи хорошо осведомленным о нежелании союзников согласиться на такие его действия, де Голль в то утро принял решение не допустить, чтобы какой-либо дипломатический маневр американцев в последний момент разрушил его планы. Начиная с сегодняшнего утра, предупредил он помощников, союзникам следует вежливо отвечать, что его местонахождение неизвестно.

* * *

Пронзительный звонок зеленого ВЧ-телефона привел в движение всех присутствующих на командном пункте эскадрильи «Карпетбеггер». Этот телефон связывал военно-воздушную базу в Харрингтоне непосредственно со штабом Управления стратегических служб в Лондоне. Подполковник Боб Салливан снял трубку. Из-за помех, создаваемых высокочастотным устройством, голос на другом конце напоминал бульканье воды. «Отбой операции „Нищий”», — сказали Салливану. Операция, сообщал Лондон, переносится на следующий день, среду, 25 августа.

Как и Дитрих фон Хольтиц, генерал Пьер Кёниг, командующий ФФИ, только что решил дать себе 24-часовую передышку. Кёниг сам приказал провести операцию «Нищий» и всего лишь за несколько минут до звонка Салливану отложил ее. По мнению Кёнига и других лиц в штабе ФФИ на площади Брайнстон-сквер в Лондоне, заброска оружия в Париж была чрезвычайно рискованной. Она могла привести к уничтожению парижан, которые бросятся собирать это оружие. Значительная часть оружия попадет в руки немцев. Но, что самое важное, большая его часть попадет в руки соперников де Голля — коммунистов. За три года работы этого штаба не было другого такого правила, соблюдение которого контролировалось бы столь же строго, как запрещение забрасывать оружие в те города и районы, в которых значительная его часть могла бы попасть в руки коммунистов. Не так-то легко было отказаться от этого правила в последние недели сражений за Францию ради операции, в ходе которой оружие должно было посыпаться градом в одно из мест наибольшего сосредоточения коммунистов во Франции.