Деревня

В деревню Дмитрово Себежского района, Псковской области, что в шести километрах от Себежа, мы прибыли уже ночью. Нас везли швейцарцы, на своем беленьком фиате, в котором был холодильник, стол, четыре спальных места и разные игры, в которые мы играли во время путешествия. Были 90-е годы и граница Латвии и России была прозрачной, т. е. в Россию пропускали без визы.

Нас тоже пропустили, швейцарцы радовались, как дети. Это была мечта всей их жизни. Оказавшись на русской Земле, Рита (так звали швейцарскую гостью) опустилась на колени и поцеловала землю.

– У тебя что-то связано с Россией? – спросила я.

– Да, у моей бабушки-француженки был друг русский, он очень много в детстве рассказывал мне о ней. Я так мечтала увидеть Россию своим глазами.

Дорога, по которой мы добирались до деревни, была ухабистая и холмистая, темные, круглые озера, как у совы глаза, были видны с каждого пригорка. Березки, стоящие вдоль дороги, белыми стройными стволами с маленькими черными «застежками» подчеркивали Российский пейзаж.

Пустынная, извилистая дорога вскоре привела нас к железнодорожному переезду, где проходил поезд Рига – Москва. Переехав железнодорожные пути, мы оказались у деревни. Наш дом пустовал, скучали без нас сливы, яблони, малина, смородина и большое картофельное поле у пруда.

На другой день, рано утром, пока гости спали, я побежала по деревне искать лошадь, чтобы распахать картофельное поле. Сосед Леха, засматриваясь на беленькую машинку-домик со швейцарскими номерами, важно сказал: «Я щас приду».

Фото: Владимир Старков

Минут через двадцать нарядный Леха с плугом и лошадью был на поле. Он впряг лошадь и стал погонять: «Маша, пошла,» – но она ни с места. Он и вожжами пробовал ее стегать, но кобыла стояла, как вкопанная. Когда я поняла, что кобыла, кроме мата ничего не понимает, крикнула: «Леха, да понужай ты ее как раньше».

– А как же люди? – Леха кивнул головой в сторону машины.

– Они не понимают по-русски.

– А ты как с ними?

– Я говорю по-немецки.

– Ну ты даешь! Леха краянул матом и кобыла рванула. Я сидела на меже и смеялась, пока ко мне не подошла Рита и спросила почему я смеюсь и почему, так долго стоявшая лошадь, вдруг быстро побежала.

– Да Леха сказал ей слово, которое она понимает!

– Какое? – не унималась Рита.

– Ты не поймешь.

– Лошадь понимает, а я не пойму, – сказала, обидевшись Рита, и ушла в машину.

Всю картошку собрали к вечеру. Все кряхтели и держались за спины, с непривычки был этот ударный труд. Наш родственник – дед Ваня натопил баню, принес березовых веников, квасу, самогона и счастливый ждал гостей.

Первыми мылись мужики. Армин (швейцарец), напарившись, долго пил в сенцах хлебный квас. Пока мы с дедом говорили, Армин достал кошелек и подал деду доллары.

– Убери, убери сейчас же – дед побагровел – Спрячь.

Я объяснила Армину, что никаких денег не надо. Дед ворчал, криво поглядывая на Армина, потом изловчился и один выпил рюмку самогона, выпил и при этом громко крякнул.

Следующими мыться пошли женщины. Баня топилась по-черному. Когда мы пригнувшись, вошли в баню, я увидела испуг на Ритином лице. Поставив таз с водой на лавку, я начала ее парить березовым веником. Она поворачивалась с боку на бок, повизгивая. Позже призналась, что такого удовольствия она давно не испытывала.

Сели за стол, когда уже стемнело. Он ломился от явств: огурцы, картошка, сметана, творог, яйца, зелень с огорода, баранина, свежеиспеченый хлеб.

«Вы – миллионеры, – сказал Армин – деревянный дом и баня, свои свежие продукты.» – «Что он болмочит?» – спросил дед.

– Да говорит, что ты миллионер.

– Дааа, я и сам это знаю.

Возвращались домой ночью, Армин пел по-немецки, душа пела, деревня спала. Утром все сельчане стали приходить к машине и приносить подарки: ведро яблок, слив, огурцов, молока, творог. А под вечер мы сидели с Ритой на крыльце, она плакала и говорила, что такого она даже представить не могла. Назавтра мы уезжали в Опочку, в Михайловское. И несмотря на ужасные дороги, на сквернословие я была очень горда за свой измученный, но душевно богатый народ – «миллионер».