P. S. О Вдохновении, или Испытание подлинностью (Ссора)

P. S. О Вдохновении, или Испытание подлинностью (Ссора)

ВДРУГ ВСКОЧИЛ, написал вдохновенно, не отрываясь, рассказик «Стук-грек!», встал, счастливый, демонстративно потягиваясь и похрустывая… из окна, как из груди, вылетела большая птица. То есть, естественно, от окна (что она под ним делала?). Скорее, это был он, такой большой. Орел! Летают здесь такие небольшие орлы, покрупнее ястреба.

Зачем от гор и мимо башен

Летит орел тяжел и страшен

На чахлый пень?.. спроси его! —

процитировал я про себя любимые строчки.

Он вылетел из меня вперед, по мере размаха крыл как бы даже увеличиваясь в размерах. Так отпрянув от меня, он круто взял направо, на север, будто что-то унося в когтях…

Мышь бежала между пашен,

Птица падала на мышь,

Трупик, вмиг обезображен,

Убираем был в камыш, —

цитировал я про себя уже другие любимые строчки.

Все это происходило тягуче медленно и мучительно быстро, в такт мощному и медленному взмаху его крыл. Я наклонился влево, чтобы проводить его взглядом, за край окна, и увидел, как он выронил свою добычу, что было неправдоподобно.

Неправдоподобно это и было: он выронил и второй раз, будто у него было две мыши и, не удержав одну, он с досады выбросил и вторую.

Как в анекдоте… а … с ней, с мышью! – что было еще неправдоподобней.

Когда это произошло и в третий раз (мне пришлось совсем изогнуться влево, чтобы увидеть), я наконец понял: он – какал. Какал крупно и на лету, в такт взмаху крыл.

«Как непоэтично с его стороны», – ухмыльнулся я. Продемонстрировал мне, что я не поэт. Впрочем, «орлу… нет закона». Пушкин сказал. К тому же орлом сидят (кто летать не может).

И перечитал сейчас написанное: «…из окна, как из груди, вылетела большая птица».

И еще раз ухмыльнулся, уже над собой, возрадовавшись буквальности той великой поэзии, что всплыла в моей памяти.

Нет, это не тот сор, о котором так величественно упоминает Ахматова. Это та побуквенность впечатления, от которого некуда деться ребенку.

Буквальность – какое слово!

Зачем Пушкину этот «чахлый пень»? – и для рифмы не нужен. Может, когда он катил в некоем тарантасе в день своего тридцатилетия по Военно-Грузинской дороге, то то и увидел: от гор и мимо башен! Как обрадовался, поди, Заболоцкий, прочтя это у Пушкина, про чахлый пень! (если читал, конечно… может, уже и читал позднее, когда переводил Важа-Пшавела). И зачем же Николаю Алексеевичу тогда понадобились (кроме обэриутского щегольства) эти подробные неуклюжества: «…в миг обезображен, убираем был…» – если это не поэтическая кинохроника? Значит, было увидено.

Оттуда же, из тех же стихов Пушкина и Заболоцкого:

Гордись! Таков и ты, поэт!

И для тебя условий нет.

Тарантас бежал по полю,

В тарантасе я сидел,

И своих несчастий долю

Тоже на сердце имел.

Тоже, видите ли… Откуда же и вылетать птице, как не из грудной клетки! И снова счастье буквальности:

Божье имя, как большая птица,

Вылетело из моей груди…

Я и не думал цитировать Мандельштама. Так со мной было. Впрочем:

Впереди густой туман клубится…

(Это у меня в окне, из которого выпал мой орел.)

И пустая клетка позади.

(Это значит, что я в нее снова возвращаюсь.)

28.2, 15 ч., 4 года Соне