Русский человек

Русский человек

Известно, что между внешней и внутренней свободой – изрядная разница. В России между внешней свободой, то есть внешним правом и законом, и «внутренним законом» нередко лежит огромная пропасть, возникающая из традиционности русского сознания, которое помнит, что есть Высшая справедливость, Божий суд, – и никакие реформы, никакое просвещение его так просто не отменят, как бы ни напирали реформаторы на важность юридического права.

Терпение русского народа происходит не в последнюю очередь от чувства внутренней свободы. И это не покорность государству, а приятие государства как целого, как своего. Идеал целого ближе идеала раздробленности. Но при этом наличие «внутренней свободы» не подразумевает упразднения «внешней свободы».

В статье «Апология русского характера» (НГ, 27.06.00) Виктор Аксючиц пишет:

«Более всего о характере народа свидетельствует его история, по поводу которой следует повторить очевидные факты, вовсе не очевидные для предвзятого общественного мнения. Русский народ выжил в суровых природных и геополитических условиях, освоил при этом наибольшие в истории пространства, сформировал самое большое в мире государство, не уничтожил и не поработил ни одного народа, создал великую культуру. Очевидно, что такой народ обладает уникальными качествами.

Русскому человеку генетически передались противоречивые свойства славянского эпилептоидного типа (по определению Ксении Касьяновой). Эпилептоид в обычных ситуациях спокоен, терпелив и запаслив, но если его долго раздражать, – он взрывоопасен. Он стремится действовать в собственном ритме и по своему плану, последователен и упорен в достижении цели. Эпилептоидному характеру свойственны замедленные реакции, некоторая «вязкость» мышления и действий («Русский мужик задним умом крепок»). В спокойных состояниях он склонен к легкой депрессии: вялости, апатии, плохим настроениям и пониженному тонусу деятельности, что давало основания говорить о «русской лени». Переключение на другой вид деятельности происходит с трудом, а собирание сил для этого – замедленно, ибо требуется время для «раскачки», привыкания к новым обстоятельствам. Но в результате русский человек мобилизовывался и давал адекватный ответ вызовам судьбы, проявляя волю, ум и смекалку в труднейшей борьбе за выживание. Поэтому «русский долго запрягает, но быстро едет».

Мы понимаем, что, например, негры в Африке чёрные не из-за гнева Бога и не потому, что «плохие» – а так, по причине большого Солнца. И чукчи приобрели свои физические особенности из-за природных условий, в результате долгой эволюции; таким, какими они получились, легче выносить бесконечную зиму.

Виктор Аксючиц пишет: «Может быть, только народ с подобным эпилептоидным генотипом мог приспособиться к суровым и неустойчивым циклам Евразии». Мы отвечаем: наоборот, неустойчивая природа создала тут подобный тип человека, который, при всём при этом, остаётся представителем общего человечьего рода. И кстати, всё, что сказано здесь о русских, в равной мере относится к любым коренным народам России.

Особое значение для выживания имеет культура. Трудности жизни компенсировались жизненным укладом: русский образ жизни является продолжением русского характера, и наоборот. Но когда рушатся традиции и связи с глубинными национальными ориентирами, русские начинали деградировать: потеря смысла жизни страшнее любых испытаний.

Как и любой землянин, русский склонен к индивидуализму и замкнутости. Но православное воспитание привило народу соборное жизнеощущение и ценностную мотивацию долга, отличающуюся от рационального мотива «пользы», присущего западной цивилизации; а в отдельных регионах России сходное мироощущение достигнуто на основе мусульманского воспитания.

В России поведение людей оценивается не по результату, но в большей степени по соответствию принятым нормам, а действия людей – не пользой, но «правильностью». Поэтому соборные мотивы действий ради «земли», «мира» или «во имя общего дела» всегда оказывались преобладающими.

Материальное накопительство в нашей культуре не было популярным; оно допускалось лишь как вещное проявление более высоких целей или самореализации человека. Русские народы способны на долготерпение, могут выдержать огромные лишения, но только при наличии идеалов и смысла жизни.

Процитируем ещё немного из статьи Виктора Аксючица:

«Все характерные свойства русского народа говорят о том, что он не способен органично вписаться в современную потребительскую цивилизацию и массовую культуру. Ибо русский человек не может всецело вдохновиться идеалами обогащения и потребления, являющимися движителем современной цивилизации. Русские приговорены суровыми условиями северо-востока Евразии отставать в безумной потребительской гонке современности. У нас объективно заданы меньший по отношению к западным странам прибавочный продукт и в то же время большие затраты национальных сил на самосохранение. Именно поэтому сельское хозяйство в нашей сельскохозяйственной стране не может быть рентабельным, и всегда будет нуждаться в государственной поддержке. Поэтому же и наша промышленность заведомо менее рентабельна, чем западная.

В определении национальных приоритетов ведущую роль традиционно для России должно сыграть государство – борьба за выживание в труднейших условиях требовали мобилизации и концентрации всех ресурсов в руках мощной государственности. Поэтому русский народ-государственник всегда воспринимал власть сакрально: от власти ждали не столько благосостояния, сколько спасения и в суровейших условиях жизни, и от внешних угроз».

Так что Россия действительно имеет свою «особость», хоть её и пытаются искать не там, где надо. Русское государство из-за уникальности условий человеческой жизни получилось совсем другим, нежели западноевропейские, хоть и проделало путь, сходный с тем, который прошли они. И там чужестранцев княжить приглашали. И свои татары (берберы-мавры, арабы-сарацины) там были. И между собой западные европейцы дрались не меньше, если не больше, чем мы между собой, а также с поляками, ливонцами, шведами, немцами и французами. А средневековые зверства христианнейших королей и святой инквизиции были почище опричнины Ивана Грозного. Французы одной своей «Варфоломеевской ночью» перекрыли все кошмары нашего Ивана, за полвека его царствования.

Вопреки стереотипному представлению о русском варварстве и жестокости русская история добродетельнее европейской, а общественная мораль – взыскательнее. На Руси невозможны индульгенции, инквизиция, снятые скальпы; здесь нельзя представить разврата, какой царил в монастырях католической Европы, невозможно обнаружить такой безнравственности, как в европейских городах эпохи гуманизма, либо кровавых эксцессов, вроде сжигания ведьм.

При этом западные европейцы были совсем не прочь закрыть нам двери в свой цивилизованный мир или хотя бы в его средиземноморскую часть, где они с незапамятных времен систематически объединяются против нас с турками.

Мы – разные. Не удивительно, что взаимная неприязнь между русскими и Западом прошла через всю историю Европы. И всё же Пётр I и остальные государи Российской империи стремились «войти в Европу». А она их постоянно отстраняла, – часто весьма унизительным и подлым способом, а сама пыталась влезть к нам.

Нет, без патриотизма у нас не обойтись. Поговорим и о нём.

В период перестройки каждый новоявленный «демократ» считал своим долгом процитировать фразу, которую приписывали Льву Толстому: «патриотизм – это последнее прибежище негодяев». Читатель «Независимой газеты» Н. Ефимов провел собственное исследование, откуда взялось это высказывание, и результатами поделился с читателями газеты (НГ от 24.06.2000).

Оказывается, высказывание принадлежит отнюдь не Льву Толстому, а английскому критику, лексикографу, эссеисту и поэту Сэмюэлю Джонсону, жившему в XVIII веке. В подлиннике оно звучит так: «Patriotism is the last refuge of a scoundrel». Смысл фразы, вопреки расхожему мнению, таков:

Не всё пропало даже у самого пропащего человека, отвергнутого друзьями и обществом, если в его душе сохраняется чувство Родины, в ней его последняя надежда и спасение.

Английское слово «refuge» (прибежище, пристанище) имеет еще одно значение: спасение, утешение. То есть не просто прибежище, а спасительное прибежище. Кстати, отсюда идёт и другое английское слово, «refugee» – спасающийся бегством, эмигрант.

Статья Сэмюэля Джонсона «Патриот» была написана в 1774 году. Она имела подзаголовок: «Обращение к избирателям Великобритании». Это серьезное, основательное выступление писателя, где он представлял развернутое понимание патриотизма:

«В конце каждого семилетия наступает пора сатурналий, и свободные мужчины Великобритании могут поздравить себя: у них есть из кого выбирать своих представителей. Отобрать и направить в парламент депутатов, которым принимать законы и жаловать налоги, это высокая честь и серьёзная ответственность: каждый избиратель должен задуматься, как поддержать такую честь и как оправдать такую ответственность.

Необходимо убедить всех, кто имеет право голоса в этом национальном обсуждении: только Патриот достоин места в парламенте. Никто другой не защитит наших прав, никто другой не заслужит нашего доверия.

Патриотом же является тот, чья общественная деятельность определяется лишь одним-единственным мотивом – любовью к своей стране, тот, кто, представляя нас в парламенте, руководствуется в каждом случае не личными побуждениями и опасениями, не личной добротой или обидой, а общими интересами».

Как видим, Сэмюэль Джонсон не только не ставил знака равенства между патриотом и негодяем, но и само слово «патриот» писал с большой буквы.

Родину не выбирают. Но сегодня многие меняют её. Главный критерий выбора – жить надо там, где лучше. В конце концов, это право каждого: выбирать, где ему жить. Но такие люди стараются представить свой поступок как единственно правильный. Они и внедряют мнение, что патриотизм – нечто гадкое и отвратное, а заодно, что и русские никуда не годны.

Да и в русских газетах в любой день можно найти если не ненависть, то выражение гадливости к русским. Вот хотя бы мнение А. Колесникова, обозревателя «Известий», которое он опубликовал в газете «Алфавит» (№ 4 за 2001 год):

«Кто не верит в то, что россияне по сию пору враждебно относятся к западным (читай: общемировым) ценностям, может ознакомиться с одним из последних опросов… Фонда „Общественное мнение“. Вот хотя бы одна позиция: 45 процентов опрошенных считают, что западные ценности отрицательно влияют на отношения между людьми в России. Что уж говорить о том, что 48 процентов респондентов полагают: жизнь стала хуже из-за влияния Запада…

Народ-рогоносец[5] по-прежнему ищет виноватых и врагов, заодно тяготея к сильной руке и руководителю-отцу. А чему, собственно, удивляться? Так легче жить и видеть в качестве причин личных неудач зловредные внешние силы, а не самого себя, свое собственное безделье, презрение к труду и «чужакам».

Русское телевидение чуть ли не два года подряд давало рекламный сюжет: сначала симпатичные деловитые иностранцы произносят умные слова, а потом появляется русский, дурак-дураком: «Работа не волк, хы-хы-хы-хы». «Что-то надо менять». Не жалели денег на рекламное время, лишь бы вбить в головы русским, что они ленивы и никуда не годны. Мастерам культуры, которые сваяли этот «шедевр», даже невдомёк, что если работа не волк, то она не убежит, ее делать надо.

Они о словаре Владимира Даля и не слыхивали, а там: «Работаем, не покладаючи рук», «Одна забота: работай до пота!», «Либо пить да плясать, либо работать», «Лежа не работают», «Работать не заставят, так и есть не посадят», «Работа мастера боится», «Есть работка, есть и хлеб», «С молитвой в устах, с работой в руках», «Одна работа не кормит», «Работа любит не молодца, а незалежливого», «Белоручка не работник», «По работе и работника знать», «По работе и плата».

А вот о труде: «Человек рожден на труд», «Без труда нет добра», «Труд кормит и одевает», «Труд человека кормит, а лень портит», «От трудов своих сыт будешь, а богат не будешь», «Терпенье и труд все перетрут», «Трудовой грош и пред Богом хорош», «Трудовая денежка плотно лежит, чужая ребром торчит», «Трудовая денежка до веку кормит».

Унижение русских, в общем-то, объяснимое в иностранцах, поражает в наших отечественных «демократах». Они с самого начала поддерживали и даже поощряли национализм в российских автономиях, поскольку считали, что «великодержавное» сознание русских станет препятствием на пути затеянных ими преобразований, а также средством сохранения столь ненавистного им традиционного русского представления о государственности. Русское сознание представлялось им заведомо ущербным, как антирыночное, антилиберальное и антизападное, а потому подлежащее тотальному слому.

Вот откуда безусловное неприятие патриотизма нашими отечественными «демократами».

Мы пишем тут слово «демократы» в кавычках по двум причинам. Во-первых, из-за того, что это название определенной политической группы в ряду других групп (коммунисты, монархисты, демократы), хотя наряду с этим слово имеет и более широкое значение. Во-вторых, чтобы подчеркнуть наше отношение именно к этой группе. Ведь никто нынче не выступает против участия народа во власти. Демократических воззрений, пусть и с некоторыми отличиями, придерживаются все. Однако сложилось такое разделение: СПС и «Яблоко» – это демократы, а коммунисты – это патриоты. Причём демократы, упоминая патриотов, обязательно поставят кавычки. А патриоты не только кавычки «демократам» ставят, но и добавляют в это слово второй слог «рь».

Политическая практика не видит в стране демократических патриотов. А они – есть, так же, как и патриотические демократы.

Мало кто помнит, но когда в 1905 году в городе Иванове создавали первые Советы рабочих депутатов, никаких коммунистов рядом не стояло. В 1919 году уже и крестьяне согласились на этот русский вариант демократии – Советы, лишь бы без коммунистов. В 1991 году сбылось: КПСС отодвинули от власти, народ попёр из партии, робкие интеллигенты прилюдно сжигали партбилеты, а самые оголтелые бонзы прыгали в окна. Повсюду демос выбирал начальников, рабочие коллективы разгосударствливали предприятия. В каких демократических святцах написано, что это не демократия? А если то она и была, спрашивается, что же за демократию строят нам «демократы»?

Согласно опросам социологов, «традиционно русские» ценности в приоритете 49% опрошенных; на «советские» ценности (заметьте, не коммунистические, а именно советские) ориентируются 13%, смешанный тип ценностей – «традиционно русские и советские» – важны для 11% респондентов. Итого 73%. А сторонников «западных» ценностей оказалось на всю Россию только 4%. Странно, не правда ли: число откровенных западников совпадает с количественной оценкой российского истеблишмента, представители которого, собственно, и называют себя демократами.

Нет ли здесь подмены понятий? Ведь демократия в стандартном переводе значит «власть народа». А у нас тут удивительная картина: 73% демоса выступает за традиционные русские и советские ценности, а демократы только и делают, что эти ценности обругивают. Как же писать это слово без кавычек?

Патриотизм относится к числу русских и советских ценностей. И вот получается, что он, патриотизм, не свойствен «демократам», но приемлем для большинства народа как стратегическая цель. Патриотизм народа, при наличии дееспособного государства, проводящего успешную стратегию модернизации, обязательно даст хорошие результаты. Напротив, если слово патриот стало ругательным, а государство соглашается на роль не более, как прилежного ученика западных демократий, то и результат будет плачевный.

Доктор исторических наук Анатолий Уткин пишет в статье «Патриотизм – невидимая рука истории» следующее:

«В главных испытаниях уходящего века лидеры ведущих демократических стран обращались к беспроигрышному элементу, к чувству национального самосознания, уязвленной гордости и обиды за униженную объективным ходом событий страну. Президент Ф.Д. Рузвельт на все лады использовал формулу, что „мы, американцы – как народ, – не можем, будучи вместе, потерпеть поражение“. Это относилось и к Великой депрессии, и ко Второй мировой войне. Уинстон Черчилль в самый мрачный для своей страны час обращался к немеркнущим примерам патриотизма королевы Елизаветы I, не склонившейся перед Великой Армадой, к образам герцога Мальборо и адмирала Нельсона.

Народы готовы вынести многое, когда их «осеняют праведные знамена». И напротив, сервильность вождей ведет их в долину национального забвения… То, что было благом для других стран в их трудный час, не может быть абсурдно кокетливой претензией в трудный час России. Если бы этой веры в себя и свою судьбу не существовало, на национальной истории можно было бы поставить крест. Но именно на вере в себя и в свое будущее покоится могущество современных гигантов – тех держав, чьи могущество и усилия определят ход двадцать первого века. Откровенная цель – не попасть на задворки истории».

Как видим, государственнические настроения, равно как и патриотизм, не являются препятствием для жизни в глобальном демократическом мире. Мало примера США и Великобритании, поинтересуйтесь опытом Японии, Кореи, Китая, ряда стран Юго-Восточной Азии, и вы убедитесь в этом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.