Самый русский человек изо всех, кого я знаю

Самый русский человек изо всех, кого я знаю

Страшное дело, смертельный трюк, полет над куполом земной атмосферы: русский человек, большой, за сто килограмм, добрый, многознающий, востроглазый, деятельный; противоречивый и цельный, угрюмый и заводной, ироничный и простодушный — одной братиной, чтоб два раза не вставать, берется уложить себя самоё в рамки строгой теории.

Трещит валежник, крахмальные снега истаптываются цепочками глубоких следов, с хрустом мелет ветряная мельница марксовы косточки, баре разные, типа плехановы, сторонятся ристалища, скользят поодаль, обходной узкой тропкой. Костром до неба горит эмпириокритицизм, летят вороны-санитары и свиристели-гастарбайтеры объедаться плодами этой умственной потехи: русский рамок себе ищет.

Александр Лапин есть самый русский человек изо всех, кого я знаю. Однажды под нами с ним горело сильно (в метафорическом, но и удивительно прагматическом смысле), и Саша пришел ко мне суровый и целеустремленный: «Сидишь мечтаешь? Без штанов сейчас останемся!» Мы побежали и сохранили штаны благодаря исключительно его предусмотрительности. Замечу, что Лапин мог бы и сам побежать, без меня. Но он считал, что это будет несправедливо.

Матушки мои! Кто вообще по нашим временам понял, что я написал сейчас? Справедливость! А Лапин упрямо считает, что без справедливости никуда. Справедливость у него выходит не крем-брюле, не лобио кушать — густопсовая, домодельная, грубошерстная, но она есть, без нее было бы хуже, хотя не все это поймут сразу и оценят. Русский народ должен быть в основе российской справедливости, считает Лапин. Он не первый, конечно. Но не в этом дело: я считаю, он прав.

Саша в очерках своих не раз обращается к мысли о непонятости: вот он приезжает всё уладить и поставить на верные рельсы, а реальность выпузыривается в щели, как сметана. Ускользает, ети ее. Язык кажет, неблагодарная, и уши оттопыривает — скоморошествует. Ей говоришь: веруй. Она: а во что? Да в Бога! А в какого? А он есть? А ты докажи! И только плюнешь: что же ты за непонятливая такая, жизнь-житуха? Учитель твой строгий и любящий сын журналист и предприниматель Лапин дошел своим размышлением, жизненным опытом, что так оно лучше будет. А жизнь кочевряжится, не желает понимать, как ей лучше: не корягой бессмысленной, а дугой, выделанной умелой и сильной рукой, да с колокольцами, да над гривой мухортого конька, да по бесконечной равнине, нуждающейся в лучшем климате и неотложной модернизации.

Ну, некоторая непонятость мыслителя — это тоже красиво. Русские — точно не теоретики своей могучей земли. Они ложились в нее в войнах. Они упахивались в нее на целинных и залежных. Русские доверяли другим обтеоретизировать то, что они прорубили, открыли, отстояли, профукали, создали. Так что привычки у русских к этому делу нету. И тем лапинский гуманитарный труд ценнее: он еще и иллюстрация того, что получится, если начать всё делать самому, без вертких откупщиков, тонкопалых скрипачей и глумливых борзописцев. Может, конечно, какая триоль и забыта, а может фига какая в карман не положена. Не без того. Но сколочено крепко. Врыто по пояс. Небо сверху синее. Ночью звезды яркие, а нравственный закон такой пеньковой прочности и гагаринской звонкости, что Кант нервно курит самосад в сторонке.

Президент редакции газеты «Известия», генеральный директор фонда «Разумный интернет», Владимир Мамонтов