Идеология и образование
Идеология и образование
За долгие века существования России у наших людей выработались такие своеобразные навыки житья, которые компенсируют природные недостатки. Например, жизнь здесь требует определенных жертв, но они должны быть осознаны. Поэтому для выживания в нашей дорогой стране вопросы идеологии имеют первостепенное значение. Сейчас традиционная идеология стремительно размывается, и даже не столько из-за пропаганды в СМИ, сколько из-за навязчивых мелочей вроде рекламы. Она постоянно призывает пренебрегать работой, долгом, дружбой, интересами других ради того, чтобы «оттянуться со вкусом». Даже если формально это просто реклама газировки, конфеток, пива или кофе («Кофе пить будем – и державу поднимем»), на деле это пропаганда антигражданского стиля жизни.
Идеологическая обработка населения, внедряющая не свойственные России моральные ценности, весьма опасна. Чем дольше она продлится, тем ниже будут возможности перехода к мобилизационной экономике и рывку, а ведь размывание идеологии началось давно!
Ещё «шестидесятники» и прочие романтики социализма накачивали в массовое сознание утопию «возвращения в цивилизацию». Делать это им было легко! Из-за скачкообразного типа развития российское государство всегда ассоциировалось с орудием принуждения, с коим следует бороться, которому не следует уступать. Откуда это взялось? Ну, то, что в период рывка большинство трудилось на пределе сил, это понятно. Но ведь когда он кончался, люди начинали жить лучше, чем до рывка! Никто из «романтиков» ни разу не сравнивал, например, условия жизни в 1920-х и в 1960-х годах, но не упускал возможности попугать обывателя пережитыми ужасами мобилизационного периода.
К тому же по сравнению с нашими ближайшими соседями особого рывка-то и не было. Более того, очень быстро начинало обнаруживаться отставание от них. Как это: мы спасли чехов и поляков от Гитлера, а теперь живём хуже, чем они! Кто виноват?! Правительство, конечно, кто ж еще. Требует много, а гражданам дает мало. То ли дело в других, «цивилизованных» странах.
Рассматривая экономику России, надо помнить, что, увлекаясь какими-либо «частностями» эмоционального плана, помимо простого анализа издержек, нельзя понять природы мобилизационной экономики. И лишь поняв это, увидим, какое огромное значение имеет культура и общественное сознание. Чтобы человек добровольно ограничил себя в своём потреблении, одной экономикой не обойдешься. Здесь важно, как мыслят люди и как соединяются они между собою в труде и общежитии. Вот в чём опасность размывания традиционной идеологии, смены российской «культуры солидарности» на западную «культуру индивидуализма».
При культуре солидарности действует народное хозяйство семейного типа, которое гораздо эффективнее рыночного в жизнеобеспечении (хотя и не в производстве излишеств). Издержки в стране при этом намного меньше, некоторые государственные структуры можно сократить, зато и характер массовых потребностей будет другой.
Но и в этом случае управление невозможно, если нет чётко сформулированных осознанных целей, если не выстроены приоритеты. Эта иерархия целей должна быть понятной большинству исполнителей, а попросту – всему народу. Ясная их формулировка может быть названа идеологией успеха. Идея становится материальной силой, если она овладевает массами. С разработки идеологии и должен начинаться процесс управления. Так что сейчас (да и не только сейчас) наиболее эффективные вложения – это вложения в людей. А самый эффективный путь модернизации страны лежит через систему образования. Исключительно через образование возможна неразрывная и надежная связь общества (народа) и государства. Сформулируем это так:
Образование должно стать основной частью государственной идеи. Государственная идея должна стать неотъемлемой частью образования.
Проблема образования для России ключевая. Если мы и вылезем когда-нибудь из ямы, то только с его помощью.
Образование – процесс более долгопериодный, чем экономика. Это и понятно. Чтобы произошедшие в образовании изменения дали устойчивый результат, должно пройти лет двадцать. За это время экономика может упасть, возродиться и снова упасть. А значит, процесс образования нельзя ни на минуту бросать на самотёк, так как отрицательные последствия будут сказываться очень долго.
К тому же изменения в образовании не могут происходить самопроизвольно. Это всё равно, что готовить спортсмена, который неизвестно в каком виде спорта будет выступать. Мы должны хоть приблизительно знать, будет он шахматистом или штангистом. Но общефизическая подготовка в любом случае будет базой для специализации в дальнейшей. Это к тому, что нормальное базовое образование всегда необходимо и полезно, как и физкультура.
Откуда же берёт свою задачу образование? Многие думают, что задачу формулируют самые продвинутые учителя, хорошо знающие детскую психологию и своё ремесло. Якобы это они, собравшись на какой-нибудь могучий педсовет в Министерстве образования, решают, чем, как и в какой последовательности учить подрастающее поколение.
Ничего подобного! Всё начинается с «внешнего вызова» государству. То есть с того момента, когда общество, и прежде всего «верхи», понимают: развитие государства достигло такого критического значения, что дальнейшее не реагирование на проблемы становится опасным для существования страны.
Как только этот вызов осознан, государство разрабатывает стратегическую цель в качестве адекватного ответа на него. Кстати, когда говорят о государственной идее, то это она и есть.
Исходя из осознанной цели, формируется программа её реализации, которая, естественно, требует вполне определённого уровня развития страны, в том числе технического и научного. А для его достижения необходимы подготовленные кадры. Вот отсюда и возникает задача для системы образования, а контрольным органом для неё становятся те предприятия и организации, которые будут потребителями подготовленных специалистов.
При этом внутри самой системы образования возникает несколько ступеней. Корректировку обучения высших специалистов поручают вузам непосредственные «потребители» специалистов, отрасли народного хозяйства. Высшая школа, в свою очередь, ставит задачу для среднего образования и является контролером для него. Это обычная ситуация. Например, внутри вуза выпускающие кафедры ставят задачи по подготовке студентов общим кафедрам.
Помимо согласования программ, высшая школа влияет на среднюю через приёмные экзамены.
Итак, исходя из задач развития страны, ставятся рамочные параметры для образования, а конкретные детали дорабатываются в цепочке «потребители специалистов высокой квалификации» – вузы – школа. По этой же цепочке идёт и контроль качества.
Сегодня российской системе образования навязывают «единый экзамен». Известно, откуда ветер дует! У наших реформаторов голова всегда на Запад свернута. Так вот, как раз брать у них систему образования нам нельзя ни в коем случае; в Европе и Америке она далеко не лучшая. Это подтверждается и объективными данными, например, результатами международных олимпиад по различным предметам, на которых «западные» школьники не входят даже в первые пятерки.
Понятны и причины этого. Имея более высокий уровень жизни, богатые страны имеют возможность привлекать к себе лучшие кадры со всего остального мира. Когда им требуются специалисты определённого профиля, они просто бросают клич по миру и получают, что им требуется. Вот, например, сегодня Запад собирает со всего мира программистов. А это очень плохо сказывается на системе их собственного образования, так как теряется обратная связь между школой и производством. Это, если хотите, пример отрицательного действия рыночных механизмов: качественное образование дело очень дорогое, а привлечение готовых специалистов – дешёвое.
Из стратегических соображений им удается держать «на уровне» лишь малую часть общей системы образования, махнув рукой на остальную её часть. А у нас начинают бездумно копировать всё подряд, не понимая существующую причинно-следственную связь.
Причём на самом-то Западе прекрасно понимают эту проблему. Так, в 1957 году, после запуска нашего первого спутника, Америка проводила реформу своего образования. И сегодня глава резервной системы США Алан Гринспен тоже призывает губернаторов осознать проблему и выделить дополнительные средства на образование. Они ведь дошли со своей системой образования до ручки. На совместном заседании обеих палат Конгресса США 4 февраля 1997 года президент Клинтон сообщил американцам: «…Мы выдвинули инициативу под девизом «Америка читает», чтобы создать армию добровольных репетиторов, готовых обеспечить, чтобы каждый ребенок умел читать к моменту окончания третьего класса»…
А что касается лоббирования единого экзамена в России, то и здесь всё просто и понятно. Вот какой ответ на опасения, что единый экзамен принесёт много вреда (из-за высокого уровня коррупции в нашей стране) дал Евгений Бунимович, депутат Московской городской думы, преподаватель математики в школе и постоянный автор «Новой газеты», которая как раз и пропагандирует это новшество:
«… Я как представитель средней школы могу это только приветствовать, потому что коррупция перейдет из вузов в среднюю школу и благосостояние учителя резко повысится…»
Трудно ждать более откровенных признаний. Оказывается, проблема не в том, что лучше, а что хуже для России, а в том, как бы перетянуть на себя, из вузов в среднюю школу, те денежные потоки, которые крутятся возле вступительных экзаменов.
Наталья Савицкая сообщает (НГ, 17.10.2001) о заседании коллегии Минобразования, где главным вопросом было подведение итогов первого этапа эксперимента по единому государственному экзамену:
«Что же потребует новый этап эксперимента? Оказалось, что наряду с существующим сейчас Центром тестирования (в его ведении останутся только технологические процессы) понадобится создать еще две новых организации: одна из них будет решать организационные задачи, а в ведение другой перейдут контрольно-измерительные материалы экзаменов. При этом, естественно, существенно увеличится чиновничий аппарат государственной аттестационной службы. По словам министра Владимира Филиппова, примерно до 7 тысяч человек. Легко подсчитать, какие финансовые ресурсы потребуются только на содержание такой армии.
Остро встал вопрос технического оснащения субъектов Федерации – участников эксперимента. И на все это также нужны дополнительные средства! Так что об экономической эффективности предлагаемой реформы образования говорить пока не приходится. Мало того, фактически создается еще одно мощное и во многом монопольное всероссийское ведомство, которое будет заниматься обеспечением тестирования. Известно, что, например, в США это бизнес с оборотом в сотни миллионов долларов».
«Белые» деньги пойдут не учителям, а чиновникам; «серые» деньги будут развращать учителей – вот и вся «реформа образования».
Кризис нашей средней школы очевиден. Практически каждый, кто сегодня поступает в вуз, вынужден получать дополнительную подготовку либо с частными преподавателями, либо на различных курсах. Это значит, что школа не даёт необходимого уровня подготовки, не выдерживает проверку на качество образования. То есть она просто не выполняет свою функцию. У авторов есть личный опыт общения со студентами и школьниками, и он показывает неуклонное падение образовательного уровня год от года.
Существует три основных стратегии образования. Первая ориентирует образовательный процесс на «лучшего» ученика (пример – американская система). Вторая направляет основное внимание на «среднего» ученика (таким было наше образование до конца 60-х годов). Третья строит образовательный процесс на интересах самого «худшего» ученика (таково наше образование последних 30 лет).
Какая же из этих систем лучшая?
Если построить график математического распределения всех школьников по способностям, то у нас получится колоколообразная кривая. Теперь посмотрим, что будет происходить с этим распределением при применении разных систем образования (стратегий) через определённое время, например, через поколение.
Очевидно, что стратегия будет признана успешной, если максимум распределения сдвинется в сторону более «умных».
Почему мы наблюдаем за максимумом? А потому, что это главная часть страны. У нас много говорят о среднем классе, придумывая критерии, по которому надо туда отбирать людей, и т. д. А мы уже говорили, что распределение по доходам в нормальной стране имеет такой же колоколообразный вид. Так вот, средний класс – это люди, соответствующие максимуму распределения[19].
Итак, что же будет в результате применения первой стратегии? Средние потому и средние, что их работу надо направлять и организовывать. Если же их не направлять и не организовывать, если все внимание отдать лучшим, то все возможности получает тот, кто хочет учиться, и «умный» хвост распределения начинает вытягиваться. Зато максимум (большинство) начинает движение в обратном направлении. В итоге нация будет деградировать. Мы не видим этого так явно в Америке, потому что в неё идет достаточно большой поток иммиграции, которая улучшает ситуацию, но не полностью.
В результате применения второй стратеги максимум распределения будет двигаться в нужном направлении, ко всеобщему «поумнению». А ведь это и есть наша задача. Такое изменение функции распределения действует благотворно и на «умных», и на «худших». Количество первых увеличивается, а вторых – уменьшается.
А к каким результатам ведёт третья стратегия, ориентировка на «худшего» ученика? Во-первых, она не даёт улучшения в области «худших». Более того, она увеличивает эту область. Далее, средний уровень двигается в этом же направлении, в сторону «худших», а число «способных» уменьшается. А что вы хотите, если учитель в классе заинтересован только в самом «плохом» ученике? Уже все всё поняли, и давно потеряли интерес к уроку, «средние» играют в крестики-нолики, «умные» читают книжку под партой, а учитель всё разжёвывает и разжёвывает. Ему надо, чтобы дошло до самого тупого.
Кстати, это отрицательно сказывается и на преподавателях. Ведь им теперь не надо всё время совершенствовать свои знания. Достаточно донести всего лишь элементарные знания, которые всё равно не будут восприняты «худшими».
А применить стратегию, при которой можно воздействовать на все три части распределения, не хватит средств ни одной стране мира.
Помните, в фильме «Республика Шкид» учитель словесности пел для учеников песни, вместо преподавания своего предмета. Такое у нас сегодня повсеместно, и называется это новаторством, и в итоге обучения получаются люди, ни на что не годные.
В «гимне» одной такой новомодной школы поется: «Мы только там не шутя крылаты, Где сарабанда, фокстрот и полька, Но если нас вербовать в солдаты, Мы проиграем войну, и только. \ Сажать не надо нас ни в ракету, Ни за ограду к тарелке супа, Такие меры вредят бюджету, И, наконец, это просто глупо». Затем песенка сообщает: «нам всё равно, у какого моря поставят дети свои бунгало». Почему же это? А потому, что: «Ведь мы не учимся, мы танцуем».
Ясно, такая система требует срочных реформ. Но вовсе не тех, которые предлагаются нашими реформаторами. И нужен не косметический ремонт, а радикальная смена образовательной стратегии. Оставив, разумеется, песням и танцам их законное место.
Какие же можно предложить основные параметры реформы?
Среднее образование должно быть двухступенчатым, а не разгоняться до 12 лет. Первая часть бесплатная и обязательная для всех. Это должно быть 7-ми или 8-летнее образование. Далее выпускной экзамен. Вот он может быть и единым для всей страны. По его результатам все набравшие больше определенного балла могут продолжать свое образование дальше. Ученики с наивысшими баллами остаются в школе, с меньшими – переходят в учебное заведение типа того, что раньше называлось техникумом, с еще меньшими идут в ПТУ. В этих заведениях вполне могут проявиться такие, кто, наконец, осознал пользу образования и желает его продолжать; для них нужна система вечерних школ.
Школьная программа по предметам должна создаваться не из интересов школы и не по «представлениям» чиновников Минобраза, а вузами исходя из потребностей страны.
Высшее образование следует сделать платным. Тем, у кого нет денег, государство предоставит кредит. Помните, было у нас в СССР обязательное распределение после институтов? «Демократы» считают его проявлением несвободы. Но что бы ни происходило, государство, решающее свою стратегическую задачу (в интересах народа, напомним), должно иметь механизм возмещения своих затрат на образование. Так вот те, кто будет работать по распределению там, где это требуется государству, будут иметь льготы, вплоть до полного погашения образовательного кредита. «Демократы» все равно будут недовольны, но рыночники поймут.
Система должна быть мобильной. Изначально даётся базовое образование и навыки поиска и получения нового знания. Тем самым поддерживается необходимый уровень знаний, требуемый обществом, и умение переучиваться, случись такая необходимость. А она обязательно случится, так как при возрождении страны начнутся очень быстрые перемены в структуре производства, и надо будет оперативно производить переток рабочей силы из одних отраслей в другие. Будут появляться новые рабочие места, и закрываться старые.
Может показаться, что минимизировать затраты на образование удастся, отбирая с помощью тестов однородные группы учащихся и давая им знания по их способностям. Но, во-первых, такая система не свободна от ошибок. Во-вторых, процесс образования – это не только получение знаний, а также процесс воспитания. Поэтому просто необходимо общение людей с различными интересами.
Есть еще и такое мнение, что в образовании не должно быть насилия. Хочешь – учись, не хочешь – не учись. Это совсем не так. Обучение и воспитание человека – большой труд. Его можно сравнить с постоянным подъемом в гору. И должны быть веские резоны для учебы, нужно стимулировать этот процесс. Ведь иначе человек будет скатываться к инстинктам. Так вот, процесс воспитания – это стимулирование человеческих качеств и научение управлению своими инстинктами. Когда же человеку предоставляют свободу в образовании, а при этом во внешней жизни всё время апеллируют к его инстинктам через рекламу, кино, телевидение, то мы получаем не людей (нет, оболочка у них человеческая) – с душой, моралью и этикой, – а население, чтоб не сказать хуже. Так что образование и воспитание – это развитие человеческих качеств, а не инстинктов. Иногда выгоднее недодать знаний, чем человеческих качеств. Значит, у таланта должно быть нормальное окружение, развивающие разные его стороны.
По системе образования можно судить о целях и возможностях государства. Развал этой системы – яркое свидетельство истинных целей реформаторов. Ясно, что в их планах не значилась модернизация страны. Если бы не так, то первое, что надо было делать, так это вкладывать в образование, и не просто в образование, а в его модернизацию под текущие задачи. А что сделали они?
Известно, что когда предприятие теряет свою эффективность, то руководство перестает в него инвестировать, и более того, полученную прибыль вкладывает в другие предприятия. Отказ наших руководящих деятелей от инвестирования в образования – хоть они и уверяют, что имели какую-то «стратегию развития», – показывает, что они с самого начала знали, куда ведут страну. И нынешняя власть идёт в том же направлении, продолжая политику развала. То есть их стратегия – это стратегия чего угодно, но только не возрождения.
Подстать высшим идеологам были у нас и министры, организаторы «процесса». Вот был у нас такой министр Кинелев, который, не краснея, утверждал, что с образованием всё хорошо, и с каждым годом становится лучше и лучше, невзирая на то, что затраты на него в России сократились более чем в 6 раз. Стал анекдотом его ответ на первой же пресс-конференции после назначения министром о том, бывал ли он когда-нибудь в сельской школе. «Конечно, бывал. Вот недавно я ездил в Нидерланды, и там мы заезжали в одну сельскую школу».
Ну, это хотя бы просто смешно. А вот деятельность министра Тихонова и его зама Асмолова уже не так безобидна. Эти два господина считаются авторами реформы, носящей их имена. В свое время «Концепция» этой реформы была опубликована в «Учительской газете». Она сводилась к следующим пунктам:
1. Надо сократить число вузов, студентов и преподавателей – чем их меньше, тем дешевле, можно сэкономить средства государственного бюджета. Число студентов, обучающихся за счет государства, планировалось сократить для начала на 15%, число преподавателей ещё больше (поскольку коэффициент соотношения преподавателей и студентов 1:8 предписано было сменить на 1:12). Заодно предполагалось сократить число вузов за счет слияния «однопрофильных» или «близких по профилю».
2. Отменить стипендии – за исключением стипендий самым бедным: сиротам или студентам из семей с доходами ниже прожиточного минимума. Хитрость здесь состояла в том, что таких студентов в вуз принимать не собирались вовсе. Как? А очень просто. В своё время в московских вузах сократили места в общежитиях, и установили для иногородних другой проходной балл, чтобы в институты их попадало не больше, чем коек в общаге.
3. Отменить все социальные выплаты: доплаты на питание студентов, на детские пособия студентам, имеющим детей, льготы на проезд в общественном транспорте, льготы на оплату проживания в общежитии. Плату за проживание в общежитии планировалось подтянуть до «экономически оправданной» величины, то есть до стоимости проживания в сравнимых по типу гостиницах. Так можно было окончательно отсечь бедных иногородних и сэкономить на пособиях.
4. Обязать все вузы сдавать в аренду коммерческим структурам площади в среднем в 10 тысяч квадратных метров по 100 долларов за квадратный метр в год. По расчетам Асмолова – Тихонова, это могло дать 500 миллионов долларов, позволяющих смело сократить государственное финансирование вузов. Гениальная идея. С одной стороны, «новые русские» получили бы самые лучшие площади в вузах, с другой – ректоры и проректоры по АХО могли создать нигде не фиксируемый долларовый поток для поддержки «реформ» и лично реформаторов.
5. Ввести плату за всё, за что только можно: за пользование библиотеками и лингафонными кабинетами, компьютерными залами, лабораториями, спортзалами, бассейнами и т. п. Таким образом, из вузов удалось бы полностью вытеснить бедных: нет денег – не попадешь в библиотеку или компьютерный зал, следовательно, не сдашь экзамен, и будешь отчислен – формально не за бедность, а за неуспеваемость.
6. Отменить ограничения приёма студентов на коммерческие отделения. А это значит, что при сохранении общего числа студентов быстро произойдет ликвидация «некоммерческих». Какой же дурак будет принимать в вуз студента, с которого нечего взять, если можно вместо него принять студента, платящего деньги, причем легально!
Нетрудно сообразить, что эта реформа дала бы дополнительное закрепление неравенства двух «народов» одной страны. Элита желает, чтобы её потомки управляли, командовали, эксплуатировали, а не, упаси боже, наоборот. Поскольку управляющих всегда меньше, чем управляемых, то надо избавить своих чад от угрозы конкуренции: «Дети наших начальников – начальники наших детей».
Это одна цель реформы. Была и другая. «Реформа Асмолова – Тихонова» направлена была на легализацию всех видов денег, циркулирующих в системе образования, а это миллиарды долларов. Например, некто хочет, чтобы его чадо имело диплом МГИМО. Нет проблем. Ректор ему официально объявляет, что помимо платы за учебу необходимо облицевать мрамором центральный вход. Это ещё не худший случай, хоть какая-то польза для института.
Экспертные оценки показали, что при введении этой реформы высшее образование стало бы доступным лишь 7% российских семей. Нетрудно понять, что началась бы волна повсеместных закрытий вузов, увольнений преподавателей и, если называть вещи своими именами, произошло бы полное уничтожение высшей школы в стране.
После массовых студенческих выступлений в разных городах России в конце 1997—1998 годов – о которых, кстати, молчали центральные СМИ, – правительство решило накануне Всероссийской акции студенческого протеста 1 октября 1998 года отправить в отставку министра Тихонова. В результате акция прошла мирно и без кровопролитий, хотя охватила 45 субъектов Федерации.
О тяжелейшем состоянии начальной и средней школы у нас за последние годы написано очень много, но никакая «гласность» ситуацию не улучшила. Школа продолжает медленно, но неуклонно деградировать и разрушаться, теряя преподавательские кадры, получая все меньше денег на содержание, лишившись качественных программ обучения и не охватывая уже всех детей школьного возраста.
С 1995 года в России ежегодно закрывается по финансовым причинам от 400 до 450 школ.
Мало кто знает, что вопреки статье 43 Конституции, гарантирующей каждому право на общедоступность и бесплатность среднего образования в государственных образовательных учреждениях, средняя школа уже передана в ведение органов местного самоуправления. Причем школу передали этим органам без необходимых материальных и финансовых ресурсов и даже без установления государственного контроля за деятельностью местных органов в отношении школы!
А поскольку в муниципальных кассах, как известно, шаром покати, «муниципализированные» школы обречены на медленное умирание либо на быстрое закрытие, или даже на продажу с торгов за долги местной власти. Прецедент уже есть: в июле 1999 года (в Калмыкии) судебный исполнитель описал имущество Булуктинской средней школы, музыкальной школы, библиотеки и детского сада. Оказывается, делалось это по решению суда, удовлетворившего иск ОАО «Калмыкэнерго» к местной власти (та задолжала этому ОАО 363 с лишним миллиона рублей). Кстати, и зарплату местная администрация задолжала учителям за полгода – и теперь уже никогда не выплатит.
Вы думаете, в подобном случае можно найти правду в суде? В Пермской области учителя Губихинской средней школы выиграли в суде иск у местной администрации, – а в результате в школу пришли судебные приставы и … описали школьное имущество. Замысел у судей такой: продать это имущество и вырученные деньги выплатить учителям в качестве зарплаты («Учительская газета», 1999, № 32).
Ребенок школьного возраста сталкивается с двумя источниками естественного авторитета: с родителями и с учителями. Оставшиеся в результате реформ гайдаров, чубайсов и грефов безработными и безденежными, родители, весь жизненный опыт которых оказался не нужен, уже перестали быть авторитетом, и даже превратились в объект насмешек своих детей. Учителя ничуть не в лучшем положении.
Вот этапы деградации школы. В 1981 году НА ВСЕХ международных конкурсах по естественным наукам советские школьники заняли первые места. С 1982 года начались беспрерывные реформы, и к 1995 году российские дети скатилась на 8–9 места. К 1999-му, по данным экспертизы ЮНЕСКО, проводившейся в 65 странах мира, Россия по уровню образованности школьников поделила места с 50 по 55.
Платная средняя школа отбирает учителей у бесплатной. Уж там-то нет перебоев с учебными пособиями, уж там-то есть и компьютеры, и реактивы – и более того, очень модно заключать договоры между такими «лицеями» и некоторыми вузами о льготных условиях поступления в вузы выпускников этих лицеев. И в то же время, по данным Минобороны, до 25 процентов призывников из сельской местности оказываются фактически неграмотными. Уже в 1997 году в Сибири каждый десятый призывник был полностью неграмотным! Среди призванных по всей стране оказалось 4% дебилов, 8% хулиганов, 14% алкоголиков и 9% наркоманов, – 35% негодных солдат!!! Это результат школьных реформ, напоминаем, к 1997 году. Сейчас хуже.
Катится вниз и российская наука. Может ли кто-нибудь вспомнить, чтобы Российскую академию наук привлекали к обсуждению реформ? Похоже, государству наука вообще не нужна.
Правительство России предлагает радикально снизить количество академических институтов, государственных научных центров и численность работающих в них. Планируется дальнейшее сокращение доли науки в расходной части федерального бюджета на 2002 год. Смотрим по годам: 1997 год – 2,88%; 1998 – 2,23%; 1999 – 2,02%; 2000 – 1,85%; 2001 – 1,84%.
А ведь для того, чтобы научным коллективам выйти, наконец, из режима выживания и перейти к последовательному развитию, необходимо давать науке, по мнению специалистов, не менее 4% расходной части бюджета, которые, кстати говоря, предусмотрены Федеральным законом «О науке и научно-технической политике». Ни разу с момента принятия закона этот показатель в России не выполнялся.
В русском языке трудно представить себе фразу типа «деградация прогрессирует». Однако вот вам факт: деградация российского научно-технического комплекса прогрессирует. И это доказано расчетами.
Сотрудники МГУ имени М.В. Ломоносова предложили методику ранжирования стран по показателю состояния научной сферы. Они рассматривали науку как систему с «входом» и «выходом». «Вход» – это ресурсные показатели: число ученых и инженеров на 1 тыс. населения; расходы на НИОКР в расчете на одного жителя страны и на одного исследователя; доля финансовых отчислений на НИОКР от ВВП страны. «Выход» – показатели эффективности науки: количество научных публикаций на 1 тыс. жителей и на 1 тыс. ученых и инженеров; число заявок на выдачу патентов на 1 тыс. населения и на 1 тыс. ученых и инженеров; доля высокотехнологичной продукции в экспорте страны; число компьютеров на 1 тыс. населения.
Для каждой страны был вычислен результирующий показатель (от 0 до 1), и все рассмотренные страны разделились по этому показателю на три группы.
Группа№ 1– страны с высоким уровнем развития науки. Их набралось 20: Швеция (1,0), Швейцария (0,923), Япония (0,9139), США (0,8342), Дания (0,7594), Нидерланды (0,7314), Финляндия (0,7230), Великобритания (0,7141), Израиль (0,7015), ФРГ (0,6919), Австралия (0,6858), Франция (0,6580), Республика Корея (0,6541), Норвегия (0,6471), Сингапур (0,6468), Канада (0,6395), Бельгия (0,6377), Австрия (0,6018), Новая Зеландия (0,5452), Ирландия (0,5173). На США, Японию, ФРГ, Великобританию и Францию приходится около 80% мировых затрат на науку. А наиболее «фундаментальна» наука в ФРГ, Франции и Израиле. Здесь затраты на теоретические исследования превышают 20% всех расходов на НИОКР.
Группа № 2 – страны со средним уровнем развития науки (с показателями от 0,51 до 0,11). В эту группу входит подавляющее большинство стран мира, включая Россию (показатель 0,1819). В этих странах превалирует государственное финансирование науки, причем явно недостаточное. Отсутствие частного капитала в науке объясняется не только системой ее организации, но и низкой долей наукоемких производств в этих государствах.
Группа № 3 – страны с низким уровнем развития науки (с показателем менее 0,11). Сюда попали 12 государств: Индия, Китай, Таджикистан, Узбекистан, Вьетнам, Уругвай, Эквадор, Египет, Боливия, Нигерия, Шри Ланка, Бенин.
Нынче наша наука куда ближе к вьетнамской, чем к ирландской.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.