Ольгерта:

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ольгерта:

Секс?позитив, предлагаемый сегодня, — это не что иное, как возведенные в стандарт мужские потребности, подогреваемые порнокультурой. Женщине в этом «позитиве» просто нет места, ее желания (и нежелания) не влияют на сексуальные ритуалы в большинстве пар. И сексуальное обслуживание, в какие бы обертки его ни рядили, как бы ни доказывали, что «женщина сама всего этого хочет», остается не более чем сексуальным обслуживанием.

Большинство потребителей порнографии — это мужчины. Порнография подвергает насилию женщин и девочек под прикрытием эротики и сексуальности. Опыт женских убежищ показывает, что порнография используется как «источник вдохновения» для абьюзеров. Порнография приносит женщинам как прямой вред (женщины используются для производства порнографической продукции), так и косвенный (последствия потребления порнографии).

Обычно дискуссии о порнографии сосредотачиваются на мужчинах и на том, как порнография меняет их сексуальное поведение — лишает их чувствительности, приучает находить насилие и жестокость по отношению к женщине эротичными, унижение женщины — сексуальным. Куда меньше говорят о том, что эти образы производят такой же эффект на женщин. Исследования показывают, что чем больше женщины видят насилие, тем менее остро реагируют, видя его со стороны. У женщин, которые видят много образов эротизированного изнасилования, развиваются эротические фантазии об изнасиловании; у женщин, которые окружены образами эротизированного подчинения, развиваются фантазии о подчинении. Это не значит, что они желают в реальности быть подчиненными мужчине или быть изнасилованными, но их фантазии используются против них в делах об изнасилованиях. Эротизация насилия доходит до того, что следы побоев на телах жертв выдаются за результат «любовной игры». Гламурная порнография заставляет мужчин жестоко относиться к женщинам, а женщин — жестоко относиться к самим себе.

Наоми Вульф называет два направления, с помощью которых миф о красоте формирует сексуальность, в первую очередь женскую: гламурная порнография (beauty pornography) и гламурный садомазохизм (beauty sadomasochism). Эти два направления происходят из двух направлений порнографии: «мягкая» порнография просто объективирует женское тело, а «жесткая» совершает над ним насилие.

Многие женщины сами выставляют себя на продажу. Они слишком ленивы или глупы чтобы зарабатывать деньги умом или руками.

Вульф подчеркивает, что стремительное распространение гламурной порнографии — это не ответ рынка на уже существовавшие желания людей, а механизм для создания этих желаний. У женщин порнография призвана выработать желание быть объективированной сильным альфа?самцом. Так порнография отреагировала на растущую независимость и сексуальную свободу женщин. Равноправные, основанные на любви и взаимном уважении отношения между людьми способны подорвать статус?кво, разрушить существующие властные структуры, основанные на неравенстве и насилии. Для власти свободные, независимые женщины опасны. Жестокие насильственные сценарии, усвоенные из гламурной порнографии, перечеркивают робкие ростки равноправия в сексе и любви.

И не следует, на мой взгляд, ратовать за порнографию только потому, что она якобы создает для женщин рабочие места. Порноактрисы за свой труд получают деньги — это правда. Но это не тот труд, который поддерживает жизнь человека, и уж тем более не тот, который помогает реализовать себя. В порнографии личность убивается. То же самое можно сказать о проституции.

Меня недавно спросили, чем отличается работа шахтера от работы проститутки? Многие считают, что проституция — это работа, проститутка — это профессия, а профсоюз проституток может защитить их трудовые права.

В любой профессиональной деятельности работник продает свой труд, свои умения, навыки, свой профессионализм, получая за это материальное вознаграждение. Отчужденный труд отнимает у человека многое, но не разрушает его личность (хотя профдеформации возможны).

Женщина, вовлеченная в проституцию, продает не свою деятельность, навыки и умения, а свое тело. И в этом существенная разница даже по сравнению с отчужденным трудом пролетария. Женщина предоставляет свое тело другому человеку для… для чего — это уже другой вопрос.

У человека есть разные зоны личного пространства: общественная (более 3,6 м), социальная (от 1,2 до 3,6 метров), личная (от 46 см до 1,2 метра) и интимная (менее 46 см, в этой зоне имеется еще подзона радиусом примерно 15 см, в которую можно проникнуть только посредством физического контакта, — это сверхинтимная зона). Доступ в интимную зону называется близостью, и степень ее зависит от степени доверия к человеку. В разные зоны разные люди получают разный доступ или не получают его вообще. В час пик в общественном транспорте человек испытывает стресс из?за массовых вторжений незнакомых людей в свое личное пространство. Этот стресс проявляется еще сильнее, когда посторонний человек, к которому женщина не испытывает доверия и не состоит с ним ни в каких отношениях, кроме денежных, вторгается в ее интимную зону.

Шахтер или любой другой работник в своей профессиональной деятельности такие эмоциональные нагрузки не испытывает. Психологические нагрузки возникают у женщин, вовлеченных в проституцию, потому что интимная зона — это не только зона сексуальных удовольствий, о которых в данном случае речь не идет, но зона деторождения и наибольшей уязвимости. Мы допускаем в интимную зону обычно человека, которому доверяем, который не воспользуется нашей уязвимостью, а наоборот, подарит чувство защищенности. Это чувство защищенности наряду с сексуальным удовлетворением объединяет партнеров, сплачивает их, гармонизирует отношения, создает общее личное пространство, которое больше чем 1+1. А насильственное вторжение в зону наибольшей уязвимости многократно, систематически, в форме неподвластной женщине, вовлеченной в проституцию, — это серьезные психоэмоциональные нагрузки, которые травмируют и бесследно не проходят.

Женщина продает возможность вторгаться в ее личное пространство, отдает контроль над ее телом, а мужчина получает власть пользоваться ее телом. Так как клиентов за день обычно несколько, то у нее нет возможности восстановиться после такого вторжения. В итоге тело женщины и ее личность разрушаются. Это сравнимо с отрезанием от тела по кусочку — не восстановимо, в отличие, например, от хвоста ящерицы.

Нас пытаются убедить, что женщины занимаются проституцией по собственному желанию. У меня есть знакомая девушка, которая совершенно добровольно, по собственному желанию, хочет продать почку, чтобы купить семье, оказавшейся в безвыходной ситуации, дом. Когда встает вопрос о продаже части своего тела, все понимают, что мотивы лежат не в сфере желания, а в сфере необходимости и крайней нужды, сопряженной с разрушением человека.

Скорее всего, это понимание происходит также потому, что почку может продать и мужчина, а значит, существует опасность, что и у других мужчин вдруг возникнет необходимость оторвать от себя кусочек. Уж этого?то допустить никак нельзя! — считает мужское большинство. Женщина же, вовлекаемая в проституцию, идет туда якобы добровольно, чтобы получать якобы удовольствие. Это сугубо патриархатная, андроцентричная и далекая от реальности точка зрения. Удовольствия от секса с клиентом женщина не получает, да и не ставит себе такой цели. Она продает свое тело, обслуживая сексуальные желания мужчины, и материальное вознаграждение — единственная цель такой практики. Поэтому добровольность проституции весьма условна. Свобода выбора в этих условиях сравнима с выбором между голодом и дыбой.

Теперь о насилии. Так за чем же идет клиент в бордель? За сексуальным удовлетворением, говорят нам. И за этим тоже. Но в первую очередь клиент ищет возможность безнаказанно (не считая денежной компенсации) по своему усмотрению распоряжаться чужим телом и, совершая насилие, получать от этого сексуальное удовлетворение. То есть попросту — получить удовлетворение от своей власти над телом женщины. Поэтому всякий сексуальный акт с женщиной, вовлеченной в проституцию, это — насильственный акт, даже если женщина ему очевидно не сопротивляется. В этом акте мужчина выступает как субъект, наделенный волей и желаниями, активно осуществляющий свои интересы. А женщина, вовлеченная в проституцию, представляет собой только тело, которое берут силой, которым пользуются и затем оставляют, эмоционально в это никак не вложившись. Самим сексуальным актом женщину объективируют, отказывая ей в статусе личности, хозяйки своих действий и своей жизни, перечеркивая ее интересы и желания. Женщины как человека в проституции нет, там участвует только ее тело. И если клиент предпринимает какие?то попытки вовлечь в сексуальный акт женщину как субъекта, как актора, то лишь для того, чтобы ощутить власть не только над ее телом, но и над ее волей, чтобы очевиднее унизить ее, эмоционально опустошить. Сексуальная объективация женщин в проституции достигает своей вершины, она совершенна.

Сексуальный акт, в котором участвуют двое, предполагает эмоциональную вовлеченность обоих, он основывается на доверии и взаимном согласии (даже если речь идет о практиках садомазо). Тогда при вхождении в интимные зоны друг друга происходит взаимообогащение, а не разрушение. В противном случае физическая близость является со стороны мужчины вторжением, и он действует как завоеватель — насильник, а женщиной такое вторжение воспринимается как разрушительное. Насилие — это пренебрежение волей и согласием другого, унижение, уничтожение другого как личности, это иерархические отношения. Даже если формально женщина дает согласие на сексуальный акт с клиентом, во?первых, как мы выше выяснили, «добровольность» согласия условна, и во?вторых, такой акт все равно разрушителен для женщины, так как он разрушает ее как личность, объективирует ее, представляет товаром. И если общество не позволяет людям продавать свои органы, несмотря на их «желание», оно точно так же не должно позволять женщинам продавать их тела.

Проституция разрушает не только женщин, она укрепляет и расширяет сферу насилия во всем обществе, распространяя насильственные отношения в различные общественные институты, развивая в социуме культуру насилия.

Клиент (в подавляющем большинстве случаев это мужчина), покупая тело женщины, тоже разрушает свою личность: он эмоционально себя обедняет и, как правило, становится неспособным к доверительным отношениям с женщинами, ему нужна власть и превосходство (в качестве компенсации личных или личностных дефицитов). Впрочем, он, в отличие от женщины, делает это как раз добровольно и получает от самого акта сексуальное удовлетворение. То есть его положение качественно отличается от положения женщины. Женщину, продающую свое тело, вынуждают к тому внешние обстоятельства, и разрушительные последствия от самого акта (физические и психические) для нее намного серьезнее, чем для мужчины. Денежная компенсация их не компенсирует, если не купить на нее наркотики или алкоголь.

Разрушение личности, а практика проституирования как раз этим и занимается, не проходит безболезненно. Тело и психика человека сопротивляются. Сутенерам хорошо известен этот факт сопротивления, они знают, что женщины не стремятся в проституцию, что они противятся такому образу жизни, поэтому сутенеры, как правило, ломают психику женщин наркотиками, голодом, алкоголем, побоями, страхом. Да и сама женщина, чтобы заглушить сопротивление здорового организма, прибегает к веществам, помогающим проводить процесс разрушения менее болезненно. Поэтому проституция практически всегда сопровождается наркоманией и алкоголизмом.

Вся сфера деятельности женщин, вовлеченных в проституцию, отягчена морально?религиозными заветами, общественным осуждением и уголовно?процессуальным законодательством. За свою деятельность никакой профессионал, даже полицейский в РФ, обществом так не осуждается, его работа не подпадает под УК, и его не приобщают к наркотикам для ломки личностной защиты, которая включается, когда женщину вовлекают в проституцию.

У любого профессионала есть время вне своих профессиональных обязанностей, есть личная жизнь. Никакая женщина, вовлеченная в проституцию, не может после, скажем, шести вечера или шести утра, выйти из проституции и заняться выпиливанием лобзиком. То есть она может увлечься любым хобби, но из проституции она не выходит. Она все равно остается в ситуации осуждения и разрушения личности. Даже если у нее есть семья и она вынуждена выполнять всю домашнюю работу по уходу за престарелыми и малолетними и по воспитанию детей, все равно женщина, выполняя свои домашние обязанности, остается проституткой, безустанно обвиняемой жертвой патриархатного общества. Она не может выйти за эти границы, не может восстановиться после систематического насилия со стороны клиентов. И с нахождением и выстраиванием своей личной жизни у нее всегда возникают серьезные проблемы. Очень трудно установить необходимое доверие с партнером для полноценной сексуальной близости. «Проститутка» — это стигма, которая всегда с тобой.

Таким образом, проституция — это не труд, не работа, и «проститутка» — это не профессия. Такая деятельность не регулируется Трудовым законодательством. Проституция — это узаконенное насилие одной социальной группы над другой. Отношения с женщинами, вовлеченными в проституцию, всегда насильственные. Проституция легализует насилие — физическое, сексуальное, психологическое, эмоциональное, экономическое. И проституция всегда сопряжена с наркоманией, алкоголизмом и другим разрушительным для личности поведением.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.