Ольгерта:

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ольгерта:

СМИ старательно формируют мнение, что сексуальное насилие красиво и стильно и что женщинам оно нравится. Эротизация и эстетизация насилия над женщинами началась одновременно с ростом влияния женщин в общественной сфере. Фильмы, книги, музыка, вся массовая культура стали полниться все более графичными образами убийств и изнасилований женщин, поданных максимально стильным и эротичным образом. Пропагандисты масскультового образа секса как изнасилования говорят, что это безобидная фантазия, потакание интересу масс; однако именно у поп?культуры массы учатся интересоваться изнасилованием и находить его эротически привлекательным.

Особенно сильно давление поп?культуры воздействует на молодых людей. Американские психологи из Университета Северной Дакоты провели исследование, и оказалось, что 31,7 % опрошенных молодых людей, достигших 18 лет и обучающихся в колледже, дали утвердительный ответ на вопрос о том, подвергли бы они женщину сексуальному насилию, если бы точно знали, что совершенное останется в тайне и не повлечет за собой никаких последствий. Когда из вопросов убрали слово «изнасиловать», заменив его на «заставить заниматься сексом», в готовности на это признались 58 %. Согласно данным Национального центра по профилактике травматизма и контролю, одна из четырех женщин в тех же колледжах подвергалась изнасилованию или попытке изнасилования. 84 % изнасилованных женщин знали нападающего; 57 % были изнасилованы на свидании. Среди подростков ситуация оказалась еще хуже: больше 50 % мальчиков и девочек считали, что, если мужчина возбудился при виде женщины, будет совершенно нормальным, если он ее изнасилует. При этом юноши находят выражения лиц женщин, которые отражают ощущение боли или страха, более сексуально привлекательными, чем выражение удовольствия.

Юноши и девушки, выросшие в условиях, когда массмедиа транслируют гламурную порнографию и гламурный садомазохизм, часто искренне верят, что секс и насилие — это одно и то же, пока насилие направлено мужчиной на женщину. Они не видели других образцов; массовая культура показывает им сексуальное насилие как норму сексуальных отношений. Мужчины считают секс естественным завершением свидания, даже если женщина против — или «ломается», как они считают — и ее приходится принуждать силой. В результате культурного влияния молодые люди и подростки считают, что ситуация, в которой мальчики насилуют, а девочки оказываются изнасилованными, — это нормальное течение событий.

Не ходить в темное время суток одной. Не носить откровенную одежду. Не разговаривать с незнакомцами. Не употреблять алкогольные напитки в компании мужчин. Не посещать бары и клубы в одиночестве. Если девушка не выполнила хотя бы одно из этих правил, на нее сразу вешается ярлык распутной девицы, которая всегда будет виновата в том, что бы с ней ни сделали.

Слатшейминг — это унижение женщины, навешивание на нее ярлыка гулящей распутницы на основе ее внешнего вида или поведения. Слатшейминг не имеет никакого отношения к числу половых партнеров женщины, а также к ее «доступности». Клеймение и оскорбление могут быть начаты вследствие красивой и сексуальной внешности женщины, ее коммуникабельности и простоты в общении с представителями мужского пола, любви к посещению ночных клубов или дискотек. Это страшное явление, приводящее к тому, что общество намного менее негативно, а то и вполне лояльно относится к насилию над женщиной, если она не соответствует определенным образцам поведения.

Однако люди закрывают глаза на то, что даже строгое выполнение всех перечисленных правил не гарантирует защищенности. Обычно потерпевшие знали насильника, доверяли ему. Однако и в этом случае виктимблеймеры яростно нападают на жертву: «Значит, сама хотела! Юбку задирала возле его носа. А мужчины тоже не железные!»

Другой миф связан с утверждением, что сексуального насилия не бывает в браке. Это убеждение подкрепляется понятием супружеского долга, то есть определенными сексуальными обязательствами по отношению к супругу: «Ведь знала, зачем замуж шла». Зачастую насильник воспринимает отказ от сексуальной близости как вызов его власти и контролю, после чего следует наказание: принуждение к сексуальному акту с использованием силы, угроз или шантажа (изнасилование), принуждение к сексуальному акту в неприемлемой для женщины форме, оскорбления на сексуальной почве и др. Причем насильник может оправдывать это тем, что «женщине нравится быть покоренной, завоеванной», что это разновидность сексуальной игры.

«Женщине нравится быть слабой» — в этом аргументе следует считывать его истинный смысл: «Мужчине нравится быть сильным». Его учат быть сильным с детства, его готовят к позиции силы и власти. В культуре насилия он должен занимать место сверху. И уж тем более это место принадлежит ему по праву в культуре изнасилования.

«Культура изнасилования» по?русски звучит непривычно и вызывает сопротивление. Однако современная реальность подталкивает нас к пониманию того, что в России уже пора говорить об изнасилованиях не как о частных случаях, а как о системной «ошибке» — принципе, заложенном в общественной системе.

О тех изнасилованиях, которые происходят каждый день, широкая публика обычно не слышит и не читает. Только матери смотрят на дочерей и думают, как уберечь их от этого. Смотрят каждый день и каждую минуту думают. Женщины в этой культуре выросли и знают, чем она грозит дочерям. Матери не отрефлексировали «культуру изнасилования» и не используют этого термина в своих речах, обращенных к дочерям (всегда к дочерям — не к сыновьям!). Однако реалии жизни в обществе им хорошо знакомы, поэтому они понимают, что говорить надо. Общество же обычно эту проблему замалчивает. Бывают резонансные изнасилования, например, когда насильник известная персона, или когда изнасилование приводит к летальному исходу. «Серые» изнасилования остаются вне зоны видимости общества, СМИ, правовой сферы. Они продолжают совершаться вновь и вновь в мире женщин, переживающих насилие.

Факты изнасилования должным образом не фиксируются в полиции, они не выстраиваются в систему, значит, и культура изнасилования остается невидимой. Ее не видят, чтобы не признавать необходимости борьбы с ней. Более того — изнасилование на уровне общих представлений о сексуальности считается «естественным». Обычный патриархатный мужчина считает, что вкладывать пенис в вагину — это естественно, это нормально и делать так до?лжно! То есть это не только его право, но и святой долг перед человечеством, чтобы оно не вымерло. Обычный патриархатный мужчина не может признать факт изнасилования, так как считает, что сексуальный акт — это естественно и он происходит так, как предписано природой. То есть если женщине подбить глаз, то большинство, конечно, скажет, что сама нарвалась, но тем не менее факт насилия будет на лице и не признать его окажется затруднительно. А вот если женщина в результате изнасилования не умерла, то какое же это насилие?! — никакого изнасилования и не было.

В таком духе рассуждает подавляющее большинство обычных патриархатных мужчин. Считается, что «мужская сексуальность агрессивнее женской», и ничего тут не поделаешь — так природа повелела. Эти аргументы — природное предназначение, естественность, женское естество, мужской напор, мужская сила — воспринимаются как не требующие доказательств: так есть, так естественно, так идет от природы. Женщина дает, мужчина берет. А если женщина не дает, то это она себе цену набивает.

И если мужчина все же возмущается изнасилованием, то чаще всего потому, что кто?то взял чужое, ему не принадлежащее: либо чужую жену, либо дочь, сестру, служанку и т. п. Женскую честь надо было соблюдать, чтобы не попортить товар. И даже когда между мужчиной и женщиной любовные отношения скреплены эмпатией, а кто?то женщину насилует, то мужчина скорее будет переживать о том, что он не смог отстоять честь своей жены, не сумел защитить ее, а не о том, что пережила женщина, каково было ей перенести насилие, какие муки она претерпела. Не все мужчины не чувствуют женскую боль. Но не чувствующих подавляющее большинство. Подавляющее большинство хорошо ощущает страх жертвы насилия, если жертва одного с ними пола.

Помню, мама прочитала в советской еще газете об изнасиловании девушки на глазах ее матери, прочитала и сказала: «Если бы такая ситуация была в нашей жизни, я бы сделала все, чтобы они надругались надо мной, но тебя бы постаралась спасти». Я уверена, что мама именно так бы и поступила. Уверена, что у большинства мужчин один из самых страшных страхов — стать как женщина, занять позицию женщины, занять ее место в сексуальном акте. То есть им легче умереть, чем подумать: возьмите меня.

И все потому, что место внизу считается «естественным» для женщины, а для мужчин такая позиция противоестественна. По этой же причине они и в изнасиловании не видят того ужаса, который испытывает женщина?жертва. «Двойные стандарты» очень распространены в культуре российского общества: что позволено мужчине, то не позволено женщине, или что «естественно» для женщины, то не должно случаться в жизни мужчины. А для женщины «естественно» быть в положении униженной, стоять на нижней ступеньке, принадлежать ко второму сорту и принимать насилие как должное. В России даже закон против домашнего насилия не могут принять, потому что мужчины, и находящиеся у власти, и не обремененные никакой ответственностью, не видят здесь проблемы. Во?первых, считается, что дом — это частная территория и живущие там могут делать что хотят, если это не нарушает общественный порядок. Во?вторых, «бьет, значит, любит», причем бьет именно муж. В?третьих, мужчина — традиционно глава семьи, и он может «учить» жену, прибегая и к рукоприкладству в том числе.

Подобные установки действуют и при изнасиловании. Считается, что мужчина должен быть сильным — этот стереотип довлеет над всеми нами с детства. И лучше если мужчина будет сильным с избытком, чем он будет слабее женщины. Считается, что сила сексуальна. Ее избыток, выливающийся в насилие, в жестокость, должен привлекать женщин. Женщина как бы считает, что такой сильный мужчина может защитить ее и ее потомство от других сильных мужчин. Это связано с вечными военными конфликтами. Но именно культура войны порождает отношение к изнасилованию как к «естественному продукту всех войн, во всем мире, во все времена и во всех формах». Мужчина?защитник насилует чужих женщин, используя изнасилование в качестве оружия, инструмента войны, геноцида и притеснения.

Сексуальность жестока, а жестокость сексуальна. Считается, что любой сексуальный акт — это дар женщине. Она должна воспринимать его как подарок, даже если он совершен с особой жестокостью. Это женщина привлекла мужчину, это он не смог устоять перед ее сексуальной притягательностью. Она пробудила в нем желание схватить ее с такой страстью, чтобы кости хрустнули, распластать на кухонном столе, сорвать с нее одежду и воплотить в жизнь те киношные образы сексуальных актов, которые во множестве порождает культура потребления.

Жестокость изображается как неотъемлемая часть сексуальности. Считается, что сексуальное насилие привлекательно: сцены с изнасилованием как в фильмах, так и в книгах, помогут привлечь публику или читателей, улучшат прокат фильмов и поднимут тираж книг. При этом жестокость красочно описывается или изображается, а серьезность последствий любого сексуального нападения игнорируется или преуменьшается.

Считается, что если у женщины уже был сексуальный опыт, то она готова и хочет заниматься сексом в любое время и с любым мужчиной. Реальные желания реальных женщин не учитываются. Сексуальные желания мужчин мифологизируются. Вообще, сексуальность обрастает мифами и, перетекая за края частной сферы, проникает во все общественные отношения. В России с помощью риторики сексуального насилия можно описать и описывают любой процесс, начиная с закручивания гаек и заканчивая принятием политических решений. Сексуализируется вся общественная и частная жизнь. При этом представления о сексуальности, кроме как о насильственной, в обществе нет. Однако насильственной она не признается, она считается «естественной». Считается «естественным», если мальчики проявляют интерес к девочкам (а не наоборот!), считается «естественным», что они пока не умеют этот интерес проявлять по?взрослому и делают это по?детски: дергают за косы, бьют портфелем по голове, задирают юбки, проводят пальцем по спине, пытаясь обнаружить застежку бюстгальтера, и ржут, когда обнаруживают. Мало кто задумывается, что именно из такого «невинного» интереса и вырастает домашнее насилие. Считается, что нефизическое сексуальное насилие, такое как подсматривание, или называние девочек «телочками», «шлюшками», не связано с жестокими физическими сексуальными нападениями.

Сексуальные домогательства в России не рассматриваются как преступления, да и доказать их крайне сложно. В больших консервативных религиозных семьях сексуальные домогательства братьев к сестрам очень распространены. В советских пионерских лагерях девочкам страшно было ходить в туалет и в душ. В любом детском коллективе девочки не защищены от «внимания» мальчиков. Сексуального просвещения нет, а сексуальность есть. И она принимает те формы, которые уже выработаны обществом. В современном обществе эти формы — насильственные. Чем больше запретов, тем больше насилия. Половое созревание девочек опережает созревание мальчиков, но при этом сексуальные домогательства, скабрезные шуточки, похабные рисунки, подглядывание и задирание юбок — всем этим грешат мальчики, а не девочки. Почему? Кто сказал, что мужчина должен брать женщину силой, а не вагина должна проглатывать и прожевывать мужскую плоть?!

Как формируется и что представляет собой культура изнасилования? Сначала определимся с понятиям «культура». Определений культуры много, но мы будем рассматривать ее как результат интенций человека, интенциональности его сознания.

Культура — это ВСЕ проявления деятельности человека, как материальной, так и духовной; это — ВСЕ человеческое.

Современное человечество живет во множестве национальных, религиозных, разделенных по возрасту, по сферам деятельности культур. В основе всех их лежит культура насилия как единственная фундирующая патриархат.

Патриархат — этот тот общественный строй, который прошел стадию становления от начала приготовления пищи на огне и до упадка минойской культуры (то есть становление этого общественного строя, как и вообще общества, началось примерно полтора миллиона лет назад и закончилось три с половиной тысячи лет назад — в тот момент, когда никакие другие варианты развития уже не рассматривались: принципы патриархата утвердились в общественном развитии).

К патриархатному строю относятся все современные общества. Характеристики патриархата составляют особенности культуры насилия, а именно: иерархичность, атомарность, субъектно?объектные отношения, повсеместность властных отношений, овладение?завоевание как принцип взаимодействия с Другим, отчуждение под знаком Танатоса, рациональность?рассудочность и подавление эмоций, упорядоченность, убивающая животворящий Хаос, и т. п.

Насилие — это превышение допустимой общественной силы, нарушение меры применения силы определенным социальным субъектом, приводящее к страданию и к разрушению духовной структуры как основы свободы и ответственности личности того, к кому эта сила применяется.

Таким образом, культура насилия — это культура патриархата со всеми вышеперечисленными свойствами, направленная на унижение, принуждение, подавление Другого. Другим в культуре патриархата традиционно выступает женщина. Отношение к женщине показывает отношение к Другому. Но при этом Другим может оказаться и мужчина, и оказывается им повсеместно, так как патриархат везде. Однако верхнее плечо коромысла отношений насилия сохраняется неизменным: насилие направлено сверху вниз, а наверху всегда мужчина, Мужчина как таковой.

Можно сколь угодно долго приводить случаи, когда мужчина был унижен женщиной, но эти случаи не переворачивают принцип: мужчина сверху, женщина снизу — таков их статус, и изменить его в рамках патриархата не представляется возможным. Насильник всегда мужчина, так как у него больше ресурсов и выше статус. Даже если на троне сидит королева, то сидит она на этом троне не как Женщина, а как патриарх в юбке, и воздействует она на нижестоящих по тем же патриархатным принципам. Принципы остаются неизменны.

Насилие — это система человеческих взаимоотношений, в которых одна из сторон стремится занять доминирующую позицию с целью контролировать поведение, образ мыслей и жизнь другого. Это воздействие на личность без ее добровольного согласия с целью добиться определенного поведения. Насилие нарушает личную неприкосновенность человека. Все виды насилия имеют одну цель — показать человеку его «место», унизить его и возвыситься в своих глазах.

Вот что говорит Майкл Уайт (австралийский психолог, основатель нарративного подхода в психотерапии) о практиках насилия:

— Культура насилия постоянно вербует людей, которые будут ее воспроизводить. Каждый из нас в той или иной степени завербован этой культурой и иногда страдает от насилия, а иногда — воспроизводит его. Культура насилия создает контекст, в котором всегда есть возможность обучиться практикам насилия.

— Прекратить осуществлять насилие может лишь тот, кто его совершает. Тот, кто подвергался насилию, может только вырваться из?под власти насилия, но не прекратить его; это вообще не их ответственность. Пострадавшие от насилия могут перестать замалчивать свои страдания и заговорить о последствиях насилия.

— Отдельный человек, осуществляющий насилие, не может его прекратить; однако, будучи частью сообщества, люди могут изменить существующие культурные практики, способствующие насилию. Например, если мы говорим о насилии мужчин над женщинами, изменить эту ситуацию может сообщество мужчин, включающее в себя как тех, кто совершал насилие, так и тех, кто не совершал. Ответственность за изменение практик притеснения должны брать на себя все те, кто относится к привилегированной/притесняющей группе.

Насилие — это путь от эмпатии к разрушению того, что слабее. Именно «что», так как на все окружающее субъект Мужчина взирает как на объект применения силы. Субъект — это тот, кто осуществляет действие, тот, кто думает, делает, решает, воздействует на других. Другой может восприниматься как субъект, только если он оказывается сильнее. Соревновательность между силами тоже ведет к насилию. Другой — это нечто, противостоящее Субъекту, это то, на что могут быть направлены его внимание, эмоции, чувства, мысли, действия и сила. Другой находится по ту сторону Субъекта, его ценностей, его мировоззрения. И вместе с тем Другой — такой же, как Субъект: он тоже может действовать, мыслить, чувствовать и т. д. Признание Другого субъектом — это установление с ним субъектно?субъектных отношений. Признание Другого объектом — это установление с ним субъектно?объектных отношений.

Насилие возможно в отношении Другого потому, что он воспринимается или как объект, или как противостоящий субъект, которого надо подавить и сделать объектом давления. Отношения, которые определяются силой, могут быть только субъектно?объектными. А значит, они расширяют объективацию других и поощряют насилие в отношении других. Таким образом, культура насилия занимается воспроизводством себя в социальных отношениях и расширением своего поля действия.

Небольшое, но необходимое замечание: воспитание — не насилие, так как нет цели унизить и сломать. Воспитание оказывается действенным только в том случае, если процесс происходит «глаза?в?глаза». И вообще, субъектно?субъектные отношения возможны. Они возможны не только между женщинами, женщинами и детьми, но и между женщинами и мужчинами. Все возможно. Однако в российской реальности преобладают субъектно?объектные насильственные отношения.

В культуре насилия мальчиков с детства приучают смотреть на девочек как на объект защиты, преклонения, как на тех, кто слабее и уязвимее. Почему мальчики должны защищать девочек, которые в детстве развиваются быстрее их и могут быть сильнее их, мальчикам не очень понятно. А вот то, что девочки Другие, усваивается быстро и крепко. И когда наступает половое созревание, то в Других увидеть объект применения силы оказывается слишком просто. Они — Другие, они не такие как Я, они мне должны, потому что все женщины «делают это», потому что я мужчина, потому что в кино и в книгах — везде описывается, как женщин берут, потому что я хочу ЭТО.

Так было всегда, и поэтому насилие в отношении женщин воспринимается как не требующее объяснений. Общество построено на насилии — это его системообразующий принцип. Насилие как порядок и как контроль. В патриархате осуществляют порядок Мужчины, а в качестве Другого — того, кого необходимо контролировать — в большинстве случаев выступают женщины — женщины как «официально санкционированные жертвы».

Для того чтобы женщина лучше подходила на роль жертвы, ее объективируют. Объективация женщин — часть процесса дегуманизации. Женщин воспринимают не как личности, а как тела. И эти женские тела рассматриваются как общественная или частная (мужнина) собственность. Можно утверждать, что современное общество само формирует из женщин «официально санкционированные жертвы» (насаждается культ женской слабости, «выученная беспомощность», материальная и психологическая зависимость от мужчин), а мужчин воспитывают как потенциальных насильников (культ мужской силы и агрессивности). Ставка на силу, воспевание альфа?самца — прекрасная почва для всякого насилия, в том числе и сексуального.

Сексуальное восприятие у мужчин и женщин различно. Мужчины и женщины зачастую по?разному интерпретируют одну и ту же ситуацию. Мужчина, воспринимающий женщину только как сексуальный объект, уверен, что она возражает и сопротивляется лишь для виду, «набивает себе цену», а на самом деле хочет «того же»… Насилие в его глазах выглядит продолжением ухаживания. Он считает себя не насильником, а соблазнителем.

Фантазии о сексуальном насилии широко представлены в мужском эротическом воображении. Мужская сексуальность часто содержит в себе элементы агрессивности, что отражается и в соответствующих стереотипах: мужчина стремится «взять» женщину, подчинить своей воле, сопротивление лишь возбуждает его. В мужчинах сексуальный импульс (как возбуждение, так и удовлетворение) связан и — даже больше — фиксирован на насилии. Некоторые сексологи утверждают, что в основе мужского влечения лежит враждебность к объекту влечения.

Западная цивилизация строится на идее «вины» женщины (Ева соблазнила Адама, за что они оба были изгнаны из рая), которая, по сути, представляет собой рационализацию эмоциональной враждебности. Мужчины получают объяснение собственным сексуальным насильственным импульсам. Патриархат на протяжении всего своего существования только и делает, что пытается «изгнать» женщину из общественных структур, поставить ее вне «закона», вне общественных связей, наказать за инаковость, так как она Другая.

Женщина — Другая всегда, если только она не надевает деловой костюм и не отращивает «стальные яйца», то есть не начинает играть мужскую роль в политических сюжетах патриархата. Но даже когда она забирается на самую высокую ступеньку социальной лестнице, ей никогда не забывают ее происхождение, ее инаковость. Ей позволяют проводить патриархатную политику, но всегда помнят о ее слабых сторонах: она — женщина. И она — жертва.

В культуре насилия жертвой насилия может стать любой человек, и мужчина в том числе. Сами общественные структуры насильственны: они делают из человека винтик, вмонтированный в большой механизм общественного устройства. Но последним звеном в цепочке насилия всегда является женщина, она стоит на нижней ступеньке. Еще ниже могут располагаться дети и домашние животные. Однако женщина часто останавливает эту цепную передачу насилия, не пускает ее дальше. Обычно женщины устанавливают со своими детьми субъектно?субъектные отношения, где нет места насилию. В подавляющем большинстве случаев материнство стремится к иной культуре, выламывающейся из культуры насилия.

Хотя, еще раз повторяю, жертвами культуры насилия являются все, вне зависимости от пола и гендера. Жертвами же изнасилования являются только женщины. Можно возразить, что мужчину тоже могут изнасиловать, и такая практика, например, повсеместно применяется в тюрьмах. Но это «другое изнасилование»… — не страшнее и не легче, не тяжелее и не проще… оно просто другое. Ниже я объясню, в чем тут разница. А сейчас наконец пришла пора прояснить такое понятие как «культура изнасилования» — наиболее показательную и наиболее «женскую» составляющую культуры насилия.

Изнасилование — это сексуальное или сексуализированное насилие в отношении женщин.

Культура изнасилования — это комплекс явлений, мировоззренческих установок, идеологических стереотипов, убеждений, штампов восприятия, которые поощряют сексуальную агрессию у мужчин и социально одобряют насилие против женщин. Эти установки попустительствуют сексуальному, физическому и психологическому насилию, направленному против женщин, принимают его как норму. То есть в этой культуре преобладают взгляды, практики и подача материалов в СМИ, которые нормализуют, оправдывают или поощряют сексуальное насилие. В культуре изнасилования женщины ощущают постоянную угрозу насилия, от сексуальных замечаний, прикосновений и вплоть до непосредственного изнасилования. Проявления сексизма часто используются для того, чтобы оправдать и рационализировать нормативные мизогинные практики, сделать изнасилование и жестокость в отношении женщин «допустимыми».

Культура изнасилования — это та, где существует общественная практика изнасилований как метод контроля и управления поведением определенной социальной группы — женщин. Считается, что сексуальное желание и сексуальная активность женщины должны быть полностью подконтрольны мужчине. При этом на женщину возлагается ответственность за действия мужчины, совершенные в состоянии возбуждения, потому что его провоцирует женская сексуальность. Однако мужская сексуальность тоже регламентируется: она должна быть агрессивна и всегда в состоянии «боевой» готовности.

Культура изнасилования — это множество способов, которыми изнасилование открыто, или имплицитно, поддерживается и поощряется, проникая во все уголки культуры, настолько глубоко, что культуру изнасилования трудно определить, вычленить из культуры как таковой. Она невидима, потому что пронизывает всю структуру общества. В культуре изнасилования мужчины и женщины принимают сексуальное насилие в качестве обыденного факта, естественного и неизбежного, как жизнь и смерть. Подобные взгляды влияют на всех мужчин — даже на тех, кто никогда не совершал и не совершит насилия.

Мужская агрессия, якобы идущая от природы, такой же социальный конструкт, как и гендер. Изнасилования в такой культуре распространены и поддерживаются с помощью фундаментальных взглядов на гендер, сексуальность и насилие. К этим фундаментальным взглядам относятся: миф о мужественности, мизогиния и концепция сексуальности, утверждающая активность мужчины и пассивность женщины, которая может только вызывать желание, но не обладать им.

Актором насилия выступает не какой?нибудь из ряда вот выходящий отрицательный субъект, а обычный мужчина — знакомый или родственник жертвы. И если раньше психологи пытались создать «тип личности насильника», то теперь они от этих попыток отказались: сексуальное насилие может иметь различную мотивацию и совершенно разные лица. Хотя ряд общих черт у насильников есть: повышенная общая агрессивность, склонность к насилию вообще, что нередко проявляется уже в начальных и средних классах школы. Такие мальчики любят унижать своих более слабых сверстников, всячески издеваться над ними, не способны к чувству жалости и состраданию.

Подростки часто прибегают к насилию, сопровождая его физическим надругательством и оскорблением жертвы. Им важно не столько разрядить половое возбуждение, сколько утвердить свою власть над другим человеком, унизить его, сломать его человеческое достоинство. Чаще всего за этим стоит собственный комплекс неполноценности, сомнение в своих мужских качествах, вымещение обид.

Стремление к власти над жертвой — это основная причина насилия. Не сексуальное удовлетворение, а упоение собственной властью. Чем ниже в социальной иерархии стоит насильник, тем важнее для него этот фактор. Изнасилование — это властный инструмент патриархатного общества. То есть оно не предопределено ни биологией, ни богом, это — социальный инструмент удержания женщины на второй позиции и сохранения устоявшегося патриархатного порядка. Это следствие ценностей и мировоззрения, которые можно и до?лжно изменить.

В культуре изнасилования редко говорят о том, что каждая третья женщина в мире хотя бы раз подвергалась сексуальному нападению. При этом многие женщины за свою жизнь подвергаются сексуальному насилию неоднократно. Об этом не говорится — наоборот, тратится много времени и сил на замалчивание проблемы. Если же замолчать какие?то вопиющие преступления не удается, то тогда бросают все силы на обвинение жертвы и оправдание насильника.

В некоторых христианских методичках подробно рассказывается, почему, согласно Библии, жертва изнасилования виновна так же, как насильник, если она не звала на помощь. Таким образом, авторы продвигают идею о том, что жертвы, по крайней мере частично, сами виноваты в случившемся. А значит, они не совсем жертвы. А если «жертва» получила сексуальное удовольствие, так это значит, что она же еще и соблазнила невинного насильника!

В культуре изнасилования на жертву возлагают ответственность и за случившееся, и за предотвращение насилия. Женщинам рекомендуют заниматься самообороной, чтобы отразить нападение. Советуют «проявлять здравомыслие», или «быть ответственными», или «осознавать риск», или «избегать таких мест», или «так не одеваться» — обо всем этом должна побеспокоиться женщина. Но не существует общественной практики, которая бы предостерегала мужчин от насилия. Женщин убеждают в том, что это они не так себя вели, что это они провоцировали насильника: «надела короткую юбку», «шла с пляжа полураздетая», «напилась на вечеринке», «пришла в гости к парню» и т. п. Но забывают посоветовать мужчинам не насиловать. В нашем обществе девушек безуспешно учат тому, как избежать изнасилования, вместо того чтобы учить мужчин не насиловать. И женщины сами начинают полагать, что мужчинам в сексуальном плане больше надо и что женщины зачастую их провоцируют, а потому сами виноваты в насилии. И это чуть ли не бо?льшая травма, чем сам акт изнасилования, это — насаждаемое в пострадавшей чувство вины.

Чувство вины лишает женщину возможности защищаться. А если она все же решается на это, то тут же в ход идут аргументы против нее:

— говорится, что жертва получает удовольствие от своего положения жертвы, привлекает внимание, чувствует свою значимость, «купается» в сочувствии и «греется» в лучах известности;

— на самом деле она никакая не жертва, она получила свою порцию сексуального удовольствия;

— она сама спровоцировала насильника, сама пришла в гости к мужчине;

— она преувеличивает значимость случившегося и все выставляет в неверном свете, изнасилования не было, так как псевдожертва не может предъявить тяжких физических повреждений, а значит, женщина «была согласна» и потом просто решила «отомстить» за то, что мужчина не захотел больше иметь с ней дела; все ее заявления ложны;

— жертве напрямую предлагается отказаться от попыток защитить себя, женщинам рекомендуется «расслабиться и получать удовольствие» во время изнасилования;

— в культуре изнасилования люди, которые обязаны защищать, насилуют: родители, учителя, врачи, священники, полицейские, солдаты, преподаватели самообороны, — и это вынуждает молчать жертву, так как заявлять на близкого человека трудно, на уважаемого человека — никто не поверит.

Такие перевертыши?оборачивания в патриархате сплошь и рядом. Все потому, что в обществе действуют «двойные стандарты»: что доверяют мужчине, то не доверят женщине. Если женщина говорит, что ее изнасиловали, значит, сама нарвалась. Если мужчина изнасиловал, то он сделал это по просьбе женщины. Если женщина сорока лет вступает в связь с девятнадцатилетним, то — она его соблазнила и развратила. Если ситуацию перевернуть, то «девке» повезло — взор «почтенного человека» на себя обратила. Если женщина успешный политик, то она все равно баба со «стальными яйцами» (такое — чудо социальной природы), если мужчина успешный политик, то он просто крут. Ну и так далее.

Если мужчина изнасиловал женщину, то он — мужик! Если женщина, обороняясь от насильника, применила оружие и нанесла при самообороне смертельный удар, она — убийца, не заслуживающая снисхождения. Женщина виновата по определению — она другая. А значит, она мыслит по?другому, чувствует по?другому, действует по?другому и воспринимать ее надо по?другому. «Что положено мужчине, то не положено женщине». Перед законом вроде бы все равны, но прекрасно известно, что в практике правоприменения аргументы одних оказываются весомее доказательств других. Женщины — всегда Другие.

В настоящее время по Российскому УК потерпевшей от изнасилования может считаться только женщина, то есть та, которой «по ее природе» положено молча «отдаваться». Наказания за изнасилования, особенно групповые, или с отягчающими обстоятельствами, немалые: от трех лет и выше. Но при этом потерпевшая сама должна подать заявление, так как изнасилование относится к категории дел частно?публичного обвинения. Таким образом, считается, что большой угрозы для общества они не представляют: если потерпевшая не найдет в себе сил подать заявление, то преступление таковым считаться не будет. О нем могут узнать близкие люди. Но подать заявление от себя они не могут, и никакие свидетели не могут возбудить уголовное дело, если женщина по каким?либо причинам отказывается писать заявление. А причины для такого отказа, безусловно, есть. Они обнаруживаются сразу, как только женщина заходит в полицейский участок: полицейские стремятся убедить женщину не писать заявление, принимать написанное заявление не хотят, отправляют на унизительную процедуру медицинского освидетельствования и т. п.

В культуре изнасилования распространено убеждение, будто жертве изнасилования, которая о нем заявляет, сразу верят и оказывают необходимую поддержку. Не признается тот факт, что заявление об изнасиловании требует огромных душевных усилий, что это трудный процесс, который может вызывать неловкость, стыд, боль, раздражение и часто не приносит удовлетворительного результата. Мотивация для подачи заявления сомнительна: опыт ужасен, а вероятность добиться справедливости ничтожно мала.

Вот что говорит Мария Мохова, директор независимого благотворительного центра «Сестры», поддерживающего женщин, переживших сексуальное насилие: «Самая главная проблема, с которой сталкивается жертва: чтобы у нее приняли заявление и возбудили уголовное дело. Огромное количество женщин, осмеянные, униженные, оскорбленные нашими полицейскими, забирают из полиции заявления и прекращают борьбу. Представьте: женщина дала все объяснения, и следователь начинает задавать ей вопросы, которые свидетельствуют о том, что он ей не верит. Ей говорят: «А может, вы сами хотели?», «А что же вы его сами позвали?», «А что же вы с ним кофе пили?», «А на что вы рассчитывали, когда пригласили его/пошли с ним туда?то и туда?то?» Женщина теряет веру в себя. В этот момент ей иногда проще уйти, потому что это очень тяжело. Никто в полиции не помогает пострадавшим, никто не думает о том, как женщина себя чувствует. Мы в центре всегда рассказываем женщинам, что их ждет, если они идут защищать свои права. Это долгая и тяжелая процедура. Надо набраться мужества и терпения. От момента, когда она напишет заявление, до момента, когда насильнику вынесут наказание, в среднем проходит год. И весь этот год женщина будет возвращаться к воспоминаниям о насилии. Мы никогда не настаиваем на том, чтобы женщина шла в полицию, если она этого не хочет. Наша задача — реабилитация и моральная поддержка».

Многие юристы убеждены, что «нередко потерпевшие от изнасилования сами создают ситуацию, провоцирующую виновного на совершение действий сексуального характера». И так считают юристы(!), призванные защищать личность от каких?либо посягательств на ее свободу и неприкосновенность. Что уж говорить о гражданах постсоветского общества, до сих пор руководствующихся общественной моралью, когда общественные интересы превалируют над личными?!

Личность, ее права и свободы приносятся в жертву мифическому «общественному благу» — это главный принцип любой диктатуры. Но даже если общество защищает интересы личности, то наделяется личностью только мужчина. Женщина — не личность, не субъект действия, а объект сексуального желания, предмет приложения сил. Сексуальная объективация возможна только в отношении женщин, это их сводят к некоему образу, наделенному рядом свойств, которые отвечали бы потребностям и интересам сексуально озабоченных мужчин. Это к женщинам относятся как к средству для достижения собственного удовлетворения, никогда как к цели. Это женщин можно подчинять, использовать и отказываться от их услуг после употребления. Это в отношении женщин мужчина всегда занимает позицию сверху, даже когда он лежит снизу (попробуйте только отказать ему в его желании!).

Женщина как сексуальный объект может и должна быть используема. А значит, изнасилование в условиях патриархата никакой патриархатный мужчина признавать не хочет — не будет же он добровольно отказываться от того, что ему положено по его социальному положению, во?первых, и по законам природы, во вторых. По законам природы фаллос влагается во влагалище, а по законам социума женщина — не личность, она Другая, она объект?созданный?для.

Культура насилия в основе своей имеет иерархический порядок социума: у того, кто сверху, силы всегда больше и он приучен действовать принуждением, с применением насилия в отношении нижестоящих. Действовать без насилия из положения «сверху» невозможно. Субъектно?субъектные отношения предполагают позицию «глаза?в?глаза», то есть на уровне горизонтали. Но добровольный отказ от силы, от вертикали, от привилегий патриархатом не предусмотрен. А выйти из патриархата — это выйти из себя, потому что все мы усваиваем в процессе социализации патриархатные установки. Это не оправдывает насильников, просто объясняет механизмы действия закона, пра?ва и других социальных институтов в патриархатном обществе.

Таким образом, культура изнасилования входит в культуру насилия как ее составная часть. К культуре изнасилования относятся все насильственные действия сексуального характера в отношении женщин и девочек. Она включает в себя все образы, понятия, описания, убеждения, стереотипы, установки, дискурсивные практики, относящиеся к насильственным действиям сексуального характера, но только в отношении женщин.

Безусловно, в отношении мужчин и мальчиков также совершается насилие, и сексуального характера в том числе. Но здесь есть два принципиальных отличия, не позволяющих включать их опыт в культуру изнасилования. Во?первых, сексуальный акт, в котором участвуют мужчина и женщина, считается «естественным», даже с применением насилия и не только в позе миссионера. Во?вторых, в условиях патриархата женщина — это всегда Другой, поэтому насилие в отношении ее санкционировано самим обществом.

Сексуальное насилие в отношении мужчин — вещь ужасная, и вокруг нее складывается своя мифология, которую тоже необходимо раскрывать и расчищать дорогу правовым действиям. Однако по сути своей сексуальное насилие в отношении мужчин и мальчиков не выбивается в отдельную составляющую культуры насилия. Это все тот же бесконечный и бесчеловечный ряд насилия, которым живет патриархатное общество.

А вот насилие в отношении женщин представляет собой квинтэссенцию культуры насилия, или патриархата. В культуре изнасилования как в зеркале отражены все основополагающие принципы патриархата: обязательное наличие Другого, восприятие Другого как объекта, «естественность» и обязательность насилия, так как между субъектом (мужчиной) и объектом (женщиной) могут быть только субъектно?объектные отношения, а это — всегда насилие. Можно сказать, что культура изнасилования — это «гинекологическое зеркало» патриархата.

Думаю, многие заметили, как в российском обществе описываются насильственные отношения: семейные, воспитательные, образовательные, производственные, политические, внутри правительства, власти с народом и т. п. В этих отношениях практически всегда кто?нибудь кого?нибудь е*ет. К сексуальному акту отношение традиционно как к насильственному действию. И даже если он совершается по обоюдному согласию, то женщине приписываются наклонности мазохистки, ну а мужчине… соответственно.

Мужчины, которые вроде бы призваны защищать своих жен от насильников, получают от культуры изнасилования свои бонусы. Ну, во?первых, они сами могут беспроблемно пополнить ряды насильников, во?вторых, их жены?девушки?сожительницы меньше шляются где ни попадя из?за страха быть изнасилованной («моя баба меньше по клубам шастать будет»), сидят дома и обслуживают своих благоверных. «Порядок превыше всего!» Порядок патриархата, сложившийся и не подвергаемый сомнению, основан на культуре насилия и поддерживается культурой изнасилования.

Культура изнасилования патриархатным мужчинам выгодна. Любой, самый угнетаемый мужчина может изнасиловать женщину и почувствовать над ней свою власть, свое превосходство. Поэтому патриархатный мужчина не может отказаться от культуры изнасилования. Отказаться от нее — это занять позицию женщины, опуститься на ее уровень — стать опущенным, потерять последнее достоинство. Невозможность отказа от культуры изнасилования влечет за собой поддержку культуры насилия, даже если от этой культуры страдают сами мужчины. На словах они могут провозглашать чистые помыслы и добрые намерения, а на деле пока мужчина не откажется от представления о сексе как о насилии, ничего не изменится.

Плюс к этому культура изнасилования биологически «естественна», считают патриархатные мужчины: брал, беру и буду брать! И мало кто задумывается о том, что изнасиловать суку (собаку) невозможно так же, как и никакую другую самку животного. Культура насилия, культура изнасилования — это человеческое изобретение, культурное достижение. И естественного в человеческом сексуальном акте не больше, чем в письменности. Все, абсолютно все — это культурные наработки. Даже наше тело — явление культуры, а не только природы. Сексуальный же акт — это не просто действие, это отношения. Любое появление человека перед лицом Другого — это заявление, хотите вы этого или нет. И любое действие — это заявление, и то, на каком языке вы это заявление декларируете, говорит о том, к какой культуре вы принадлежите. Патриархатный мужчина говорит на языке насилия, он развивает культуру изнасилования.

Женщины тоже несносные бывают, а вы говорите, будто ВСЕ мужчины.

Культура изнасилования опирается на биологическое объяснение собственного существования и считает гетеросексуальность нормой. Проявление мужчинами черт, стереотипно считающихся женскими, вызывает отрицательную и агрессивную реакцию, потому что подрывает схему доминирования, которая культивируется в патриархате. Но при этом мужчины специально используют язык изнасилования для того, чтобы устанавливать власть друг над другом («ты будешь моей сучкой»). В культуре изнасилования 1 из 33 мужчин подвергается сексуальному нападению.

Женщина, идя одна по темной улице и видя идущего навстречу мужчину, априори подразумевает возможность того, что она будет ограблена, изнасилована или убита. Одинокий мужчина в обратной ситуации не боится идущей навстречу женщины. Некорректно считать эту ситуацию нормальной только по причине того, что женщина чаще всего физически слабее мужчины. В этом случае подразумевается, что ожидать насилия от человека, который просто сильнее, — нормально. Нет, насилие в принципе не нормально. Конечно, не все мужчины насильники, но все насильники — мужчины.

Таким образом, в самом центре, глубоко внутри, как земное ядро, лежит культура изнасилования. На ее основе взращивается культура насилия. И на ее фундаменте выстраивается здание патриархата. Оно все прошито сексуальными отношениями в насильственной форме, потому что секс — это власть, а власть — это секс. И еда дается за секс — не для того, чтобы получить сексуальное удовлетворение, а чтобы показать, кто здесь главный. Про изнасилования в зоне военных действий говорить страшно. Ясно одно, что и там изнасилования — это инструмент установления властных отношений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.