В ожидании «Серой гончей»
В ожидании «Серой гончей»
Автобус уходил из Вашингтона ночью. У меня был билет на «Серую гончую».
Реклама этой компании каждый день мелькает на экранах телевизора. По борту комфортабельного автобуса распласталась в прыжке гончая серой масти. Сам автобус — чудо, а не машина. Мощный и вместительный. С туалетом и багажным отделением. Кресла откидываются, как в самолете. Стекла дымчатые, чтобы солнце не утомляло глаза. У водителей лица интеллектуалов. Белоснежная сорочка, черный галстук. Предупредительны и вежливы, как капитаны океанских лайнеров. В телевизионной рекламе они ну просто покоряют своей белозубой улыбкой и душевными словами: «Покупайте билет, а все остальное в пути поручите нам». Дескать, на «Серую гончую» вы можете положиться, она не подведет.
О «Серой гончей» с уважением упоминали еще Ильф и Петров в «Одноэтажной Америке». С тех пор слава компании не померкла, а засверкала еще ярче. Сейчас ее автобусы можно встретить на 14 537 автовокзалах США. Самый крупный — в Нью-Йорке. И специалисты и пассажиры говорят в один голос: чудо, а не вокзал. Вместительный, удобный, многоэтажный. Посадка .я высадка прямо на этаже. Компьютеры следят за чистотой воздуха в подземных гаражах, автоматически включают вентиляцию. На подъездах и выездах под асфальтом устроена отопительная система на случай снежных заносов и гололедицы.
Я интересовался: много ли американцев пользуются автобусами дальнего следования? Меня снабдили такими цифрами: если за единицу измерения взять поездку длиною в 100 миль, то в среднем за год такое путешествие в железнодорожных вагонах совершили 71,5 миллиона пассажиров, в самолетах — около 158 миллионов и в автобусах — 398 миллионов.
В числе разных видов общественного транспорта дальнего следования автобус стоит на первом месте. Секрета здесь нет: билеты на автобус чуть дешевле, чем на самолет и поезд, а главное — маршруты «Серой гончей» проходят и там, где близко нет ни аэропортов, ни железнодорожных вокзалов. Легко догадаться, что среди пассажиров автобуса не надо искать президентов промышленных корпораций, председателей правлений банков или управляющих торговыми фирмами. В автобусах люди попроще: рабочие, фермеры, служащие, пенсионеры, студенты, солдаты.
Вашингтонский автовокзал старше и значительно меньше, чем чудо-вокзал в Нью-Йорке. В десять часов вечера в зале ожидания негде яблоку упасть. С улицы из дверей несет сыростью. Нудный зимний дождь то перестанет, то зарядит опять. На полу лужи: натекло с плащей и прислоненных к скамейкам зонтиков. На скамейках ни одного свободного места. Скрючившись в кресле, спит солдат с вещевым мешком на коленях. Монашка в черном плаще с капюшоном помогает молодой негритянке перепеленать младенца. Сухая старуха в зеленом пальто с меховым воротником опустила в щелку платного телевизора монету достоинством 25 центов и смотрит какую-то телекомедию. Парень в очках, положив вытянутые ноги на чемоданчик, читает журнал.
Все старые американские автовокзалы пахнут одинаково. Это приторная смесь запахов человеческого пота, дешевых сигар, виски, жареной кукурузы, подгоревших сосисок и отработанных газов из выхлопных труб приходящих и уходящих автобусов. Таких запахов не бывает в современных аэропортах.
И во всех американских автовокзалах одни и те же звуки: похожий на мини-обвал глухой стук вываливающихся из автомата банок кока-колы; баритон из радиодинамика, объявляющий отход и прибытие «Серых гончих», гортанные крики носильщиков.
Джеймс Флеминг работает здесь носильщиком уже сорок четыре года.
— Чего только не насмотрелся за это время, — философствует он, опираясь на свою тележку. — Только за последние двадцать лет видел семь смертей и два рождения прямо вот на этих скамьях. Кто умер? Старики. Бездомные. Одинокие. Сидит, как вон та старуха у телевизора, ни с кем не разговаривает, вдруг — на тебе! — валится на бок. Пока то да се, доктор, носилки, а он уже готов. Кто такой? Никто не знает. Откуда? Тоже никто не знает. В кармане одна мелочь.
— Взгляните-ка вон на того старика, — говорит Джеймс, кивая в сторону кафетерия. Там у стойки старик с длинными седыми волосами нелепо изогнулся на высоком табурете и спит, едва не касаясь носом чашки с недопитым кофе.
— Он никуда не едет, — поясняет Джеймс, — хотя у него в кармане билет до Балтимора. Просто ему негде жить, вот он и околачивается в автовокзале. Билет ему нужен как охранная грамота, чтобы полицейский не выгнал на улицу. Утром он сдаст билет в кассу и пойдет бродить по городу, а вечером вернется сюда и снова купит.
Джеймс поглядывает на часы: скоро автобус из Атланты.
— Сомневаюсь, чтобы потребовался носильщик, — размышляет он вслух. — С юга едет черная беднота. Собирали хлопок, худо-бедно, а работа была. Так вот — на тебе! — машины появились. Руки не нужны стали. Что делать? Как жить? Выручай, «Серая гончая»! Поехали на север, может, там лучше. А кому они на севере нужны? Другие с севера на юг за тем же самым едут. Но больше, конечно, в столицу стремятся. Думают: здесь правду можно найти, здесь конгрессмены, за которых голосовали, они помогут на работу устроиться. Как бы не так! Из Аппалачей сюда многие бегут. Работали в шахте — на тебе! — машины в шахты поставили, людей — за ворота. Что делать? «Серая гончая» — к вашим услугам. «Покупайте билет, а все остальное в пути поручите нам».
Радиодинамик объявляет прибытие автобуса из Атланты, и Джеймс катит тележку к платформе.
— Все мы на этом свете пассажиры, и все мы ждем свою «Серую гончую», — продолжает он философствовать на ходу.
У стойки кафетерия какое-то оживление. Охранник автовокзала в серой форме, похожей на полицейскую, держит за шиворот парня лет двадцати пяти, пытается стянуть его с табурета. Парень сопротивляется, держится обеими руками за край стойки.
— Что ты пристал, — возмущается парень, — я пью свой кофе, никому не мешаю.
— А ну-ка выверни карманы, — рявкает охранник. — Хочешь, чтобы я тебя калекой сделал?
— Ладно, ладно, ухожу, — испугавшись, бормочет парень.
— Чтобы я тебя здесь никогда больше не видел! — грозит ему вслед кулаком охранник. — Увижу — убью!
Дэни Гамильтон (так зовут охранника) рассказывает;
— По ночам здесь собираются бродяги, карманники, проститутки. Мы их называем «регулярными». Не поверите — к трем часам ночи «регулярных» здесь бывает больше, чем пассажиров. Вы, может быть, даже не отличите их от честных людей, а у нас глаз наметанный. У нас есть альбомы с портретами «регулярных» анфас и в профиль. Парень, которого я прогнал, торгует сигаретами с марихуаной. Да если бы настоящими, а то ведь здесь жульничает, подлец. За углом на Эйч-стрит есть зоологический магазин, где за 51 цент можно купить пакетик кошачьей мяты. Если набить ею сигарету, по запаху не отличишь от марихуаны. Проезжие солдаты охотно покупают. Почему я его не забрал? Нет смысла. На суде он без труда докажет, что набивал сигареты безвредной травкой, а это ведь никому не возбраняется. Ну, оштрафуют его за торговлю без лицензии, так на это ему наплевать.
Дэни беспрерывно курит, то и дело нервно поправляет наручники, свисающие с ремня на бедро. Глаза его спрятаны за темными очками. Мы медленно идем по залу ожидания.
— Видите вон того типа в парике около телефонной будки? — останавливается он на мгновение. — Сутенер.
А вон, взгляните, его «девочка» строит глазки парню в очках.
Проходя мимо старика, заснувшего над чашкой кофе, Дэни кладет ему руку на плечо и говорит, как старому знакомому:
— Проснись, старина.
— Добрый вечер, Дэни, — встрепенувшись, приветствует его старик. — Ты не прогонишь меня, Дэни? У меня есть билет. А на улице такой дождь…
— Только не спи у стойки, Джордж, — говорит ему охранник. — Люди обращают внимание.
— Да, да, — суетится старик, — я буду сидеть вон там тихо, как мышь. Спасибо, Дэни!
— Я его знаю уже три года, — тихо говорит охранник, как бы вовлекая и меня в их маленький заговор. — Старик никому беды не причинит.
Он снова останавливается и косит глазом на пария в очках, который приоткрыл свой чемоданчик и долго копается в нем. Проститутка, крашенная под блондинку, следит за ним, как кошка за воробьем. Парень извлекает, наконец, из недр чемоданчика неначатую пачку сигарет.
— Ничего у нее с ним не выйдет, — комментирует ситуацию Дэни. — Он сидит здесь четыре часа, выкурил уже одиннадцать сигарет, выпил четыре чашки кофе. Боюсь, что у него нет денег даже на бутерброд.
— Господи, кого только не встретишь здесь, — вздыхает он, поправляя на бедре наручники. — Недавно проводил я в Детройт вот такого же, как этот, в очках. Совсем еще юнец. Ни профессии, ни работы. Завербовался в морскую пехоту. На военной базе сержант избил его за какую-то провинность. Приехала невеста, уговорила бежать. По дороге поссорились. Она в Детройт, он — в Лос-Анджелес. Там у него дед и бабушка. Наскребли внуку денег на дорогу до Детройта. Поехал солдатик. Путь не близкий, экономил каждый цент, голосовал на автострадах. Где-то по дороге купил невесте красивую кофточку. Занесло его зачем-то в Вашингтон. И вот в этом зале его подцепил какой-то «регулярный». Предложил ему фунт будто бы героина за 150 долларов. Дурачок клюнул. Надеялся перепродать, деньгу крупную зашибить. А в пакете-то не героин был, а мел с мукой. Болтался мальчишка тут голодный дня два-три. Смотрю, кофточку продает. Жалко мне его стало. Снял я свою фуражку с кокардой, и пошли мы с носильщиком Джеймсом от пассажира к пассажиру. Не у всех, слава богу, душа зачерствела. Набрали сколько надо. Купил я ему билет до Детройта и как можно строже сказал: «Твой автобус уходит ровно в пять. После пяти мне на глаза лучше не попадайся!»
Дэни смеется. Он снимает свои темные очки, протирает их носовым платком, и я вижу, что у него очень усталые и очень добрые глаза.
Я взял билет на «Серую гончую» не потому, что у меня не хватило денег на самолет. На автовокзал меня привела старая запись в блокноте, цитата из буржуазного журнала «Нью-Йоркер»: «Американская пропаганда не рассказывает о тех, кто собирается по ночам на автовокзалах. Эти люди не являются и героями телевизионных серий о «простых американцах». В рекламных кинокадрах о «Серой гончей» вы никогда не увидите их лиц и глаз, когда они сидят в кафетерии и украдкой бросают голодные взгляды на тарелки своих соседей».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.