Ночью в мотеле
Ночью в мотеле
Вечером, когда машина стоит у дверей вашей комнаты, когда из багажника вытащены чемоданы и ночные пижамы сунуты под подушку, когда ребятишки до дрожи накупались в открытом бассейне, вода которого у дна подсвечена разноцветными лампочками, когда уже позвонили в Нью-Йорк и узнали, что обе Юли, Вася и Алена здоровы, когда день кончился, а спать еще рано — что остается делать?
Можно еще раз обвести глазами комнату. Две кровати, две тумбочки, два кресла, телефон, телевизор. На стене регулятор температуры. Электрическая плитка, на которой стоит кофейник из огнеупорного стекла. Если в кофейник налить воды, плитка автоматически включится под ее тяжестью. Разлей горячий кофе по чашкам, и плитка автоматически выключится. Рядом лежат пакетики с кофе, сухим молоком и сахаром. Это сервис.
Глаза скользят по комнате. Чего же здесь не хватает? Ах да, где же библия? Вот, вот она здесь, в тумбочке. Ее читал кто-то прошлой ночью перед сном, загнул уголок странички и ногтем провел черточку на полях рядом со словами:
«И начал Иов и сказал:
— Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: «Зачался человек!»
…О! Ночь та, да будет она безлюдна, да не войдет в нее веселие!»
Отложена в сторону библия, и взгляд останавливается на телефонной книге. Она — как переключатель. Раскройте ее — и нет никакого Иова, проклявшего свой день рождения, есть маленький американский город, восемнадцать тысяч двести тридцать пять душ, включая младенцев. Брауны, Смиты, Когены, Фримены, Уайты, работающие на местных фабриках, в автомастерских, аптеках, банках, магазинах, барах, парикмахерских. «Делаем в присутствии заказчика…», «Доставляем на дом…», «Производим в рекордно короткие сроки…», «Нигде, кроме как у нас…», «Самые лучшие в Америке…», «Самые прочные в мире…», «Звоните по телефону… Звоните… Звоните… Звоните…»
Телефонная книга убила еще полчаса времени, которого сегодня вечером (о, чудо!) такой избыток, что это неожиданное богатство начинает тяготить. В углу комнаты уже светится экран телевизора. Это еще один переключатель, которого коснулась рука Тани. Легкий щелчок — и нет уже ни реально существующих Браунов, Смитов, Когенов, Фрименов и Уайтов с их заботами, печалями, радостями и страшной усталостью от вечного желания быть самыми лучшими в Америке, есть смешной марсианин, живущий инкогнито на Земле. Надоел марсианин — еще щелчок переключателя — и вот перед вами ковбои Среднего Запада, еще не знающие телефонов и телефонных книг, еще не Достигшие формулы «нигде, кроме как у нас», беглые каторжники, добродушные индейцы и благородные шерифы, стреляющие с обоих бедер из двух пистолетов сразу.
Все темнее за окном. Самое время отправиться в ближайший бар (в двух милях от мотеля на север согласно телефонной книге) и посидеть над стаканом виски с содовой водой (наперсток виски, треть стакана воды, остальное — кубики льда). В баре полумрак. Мерцает телевизор, подвешенный на цепях к потолку. Ковбой ловко накидывает лассо на шею дикой кобылицы; беглые каторжники хотят отобрать лошадей у добродушных индейцев, но уже скачет на помощь благородный шериф.
Мой сосед опустошает третий стакан. Это тоже переключатель, когда ни библия, ни телевизор не помогают забыть, что завтра с утра снова нужно что-то производить в рекордно короткий срок, снова стараться быть лучшим в Америке, иначе безжалостно затопчут другие «самые лучшие», вот так же безжалостно, как на экране топчет конем соперника благородный шериф, умеющий стрелять из двух пистолетов сразу.
Вы возвращаетесь в мотель и видите, что Таня все еще сидит у телевизора. Она вздрагивает, когда вы открываете дверь, и восклицает:
— Как страшно, папа!
На экране драка. Преступник занес нож над девушкой удивительной красоты; но уже спешит на помощь благородный полицейский, умеющий… Нет, с нас хватит! Телевизор, как и виски, хорош в меру. Вы берете транзисторный приемник и выходите на воздух.
Мотель в форме буквы «П» стоит на холме. Американская ночь разучилась быть темной даже в провинции. Внизу у шоссе горит зеленая реклама мотеля. В двух милях к северу мерцает вывеска бара. Это световое оформление ночи. Темное небо светлее на горизонте: там город. Светящиеся шарики катятся по дороге навстречу друг другу: пара светлых — передние фары, пара рубиновых — задние. Ночь отучили и от тишины. Вот прошуршали шины по асфальту, хлопнула дверка автомобиля: звуковое оформление американской ночи.
Из приемника тоненькой струйкой сочится музыка. Но вы не один здесь. Приглядитесь: вон кто-го бродит по аллее, прижав к уху транзистор. Кажется, еще никто не написал исследование о том, как радио помогает американцам преодолевать одну из самых тяжких проблем — одиночество. Одиноких людей, людей, прижавших к уху транзистор, — как звезд на небе. Они в толпе на Бродвее, на пляжах, в парках, даже в кафетериях. Они остаются с транзистором наедине. Может, следовало бы написать исследование о том, как радио усугубляет одиночество?
Теперь из транзистора сыплется какой-то говорок. Послушаем. Местная радиостанция передает последние известия.
«Торговая палата сообщает, что оптовые цены на кукурузу понизились, а на свинину поднялись».
«У миссис Браун родился сын; наследник и роженица — «ол райт!». Леди и джентльмены! В этой великой стране каждую минуту рождается 8 человек, 12 тысяч в день., почти 82 тысячи в неделю, около четырех с половиной миллионов в год. Только в Нью-Йорке ежедневно в среднем женятся 270 пар».
«У мистера Смита вырезали аппендицит; он тоже «ол-райт!».
«Пропала собака у миссис Уайт; нашедшему обещана награда».
«В начале учебного года из школ Нью-Йорка было отчислено 1250 беременных школьниц в возрасте от 14 до 16 лет. Леди! Не спускайте глаз с дочерей!»
«Девятнадцатилетний Рич Кук на конкурсе в штате Айдахо танцевал твист 36 часов и 3 минуты с трехминутным перерывом через каждый час и двадцатиминутным — после 5 часов. Приняв от жюри в награду транзистор, Рич свалился без памяти. Молодец, Рич!»
«Покупайте пиво «Шлитц» в магазине Олдрича! Для доставки на дом звоните по телефону…»
«Бывшая секретарша покойного президента Кеннеди рассказывает, что он догадывался о готовящемся на него покушении. Однажды президент отказался ехать в церковь без начальника его личной охраны.
— Не будут же они стрелять в церкви! — пыталась убедить президента его секретарша.
— Если они захотят расправиться со мной, они сделают это даже в церкви, — ответил президент».
«Известный обозреватель Рестон рассказывает, что незадолго до трагической гибели Кеннеди беседовал с журналистами. Неожиданно, к удивлению всех, он вынул из кармана бумажку и прочитал отрывок из пьесы Шекспира:
Закат в крови. Прекрасный день, прощай!
К какой же стороне примкну?
К обеим примкнула я. Протянута ко мне
Рука из каждой рати; их держу я,
И в ярости своей меня на части
Они готовы разорвать. — Не в силах
Молиться о твоей победе, муж! —
Молиться о твоем разгроме, дядя,
Должна я. — Не могу тебе, отец,
Желать удач. — Твоих желаний, бабка,
Не разделяю. — Кто б ни победил,
Я поплачусь; мне в проигрыше быть.»
«Покупайте автомобили Форда. Звоните по телефону…»
«Леди и джентльмены! Вот несколько удивительных и забавных фактов относительно президента Линкольна и президента Кеннеди. Линкольн стал президентом в 1860 году. Кеннеди — в 1960. Имена обоих (Lincoln, Kennedy) состоят из семи букв. И тот и другой лишились сыновей. Оба были убиты в пятницу. Оба были ранены в голову в присутствии жен. Оба террориста, покушавшиеся на президентов, были убиты до суда. Имена обоих террористов, Бута (John Wilkes Booth) и Освальда (Lee Harvey Oswald), состоят из 15 букв. После смерти Линкольна президентом стал южанин Джонсон. После смерти Кеннеди президентом тоже стал южанин Джонсон. Первый родился в 1808 году. Второй — в 1908 году. Убийца Бут родился в 1839 году. Освальд — в 1939 году. Бут убил Линкольна в театре и скрылся на складе. Освальд стрелял в Кеннеди из склада и пытался укрыться в кинотеатре. Линкольн был убит в театре Форда, Кеннеди — в автомобиле «линкольн» производства Форда».
«Покупайте зубную пасту «Крэст». Аптека Смита доставляет на дом. Звоните по телефону…»
«Продолжаем выпуск последних известий, леди и джентльмены. Фирма «Трейсерс», специальностью которой является розыск пропавших лиц, заявляет, что количество мужей, бегущих от жен, непрерывно увеличивается и уже достигло рекордной цифры — 75 тысяч в год. Чаще всего бегут из дома мужья в возрасте от 44 до 51 года. На 25 беглых мужей приходится всего одна беглая жена. Леди! Не спускайте глаз — ха-ха-ха — со своего супруга!»
И снова:
«Покупайте!.. Звоните по телефону… Звоните… Звоните… Звоните…»
Таня уже спит, забыв выключить телевизор. Забавный марсианин сохранил свое инкогнито; отстрелял свою ежедневную порцию благородный шериф; каторжники пойманы и лошади возвращены добродушным индейцам; похоронена красавица, которую не успел спасти полицейский. Теперь время последних известий. Включается центральная студия в Нью-Йорке. Знаменитый Уолтер Кронкайт чеканит каждое слово: «Вьетнам…», «Бомбардировщики «Б-52»…», «Белый дом…».
Эту пленку прислал нам из джунглей Южного Вьетнама наш корреспондент Морли Сейфер».
Растерянное лицо корреспондента:
«Я бы не поверил этому, если бы я не снял все это сам вот этой кинокамерой».
Солдат подносит факел к тростниковой хижине… Солдат бьет прикладом вьетнамскую крестьянку… Солдаты в противогазах бросают гранаты с газом в тростниковые хижины… Мертвый ребенок на руках у обезумевшей матери…
Америка, Америка! Да есть ли у тебя совесть?
Есть! Вот она вспыхивает живым факелом у стен небоскреба ООН: человек сжигает себя, протестуя против войны во Вьетнаме. Совесть Америки бушует у ограды Белого дома. «Позор убийцам! — скандируют демонстранты. — Не играйте с огнем, мистер президент!»
Корабли с морской пехотой уходят в море. Из самолетов, прибывших из Сайгона, выгружают цинковые гробы, покрытые звездно-полосатыми флагами.
Наш почтальон Старый солдат однажды сказал мне:
— Никогда еще со времени прошлой войны я не видел столько испуганных женских глаз. Они почти за каждой дверью, в которую я звоню.
И снова на экране бомбардировщики «Б-52». Уолтер Кронкайт чеканит каждое слово: «Самые лучшие, самые прочные…» На борту самолетов ядерные бомбы. Посмотрите, как ловко бомбардировщики заправляются в воздухе над Испанией! Вот труба самолета-бензозаправщика вводится в горловину бензобака… Ну не чудо ли это!
«Последние известия окончены. А теперь посмотрите кинокартину. Предупреждаем: все, что вы сейчас увидите, — вымысел. В жизни так быть Не может».
Перед нами Центр командования стратегической авиации в Омахе (штат Небраска). Как будто все идет нормально. Но что это? Замыкание в командном электронном устройстве. Устройство передает какие-то приказания шестерке бомбардировщиков.
Кабина самолета. Сосредоточенные лица летчиков. Перед ними на панели загораются разноцветные лампочки. Боевая тревога! «Вскрыть пакет №21!»— приказывает электронный командир из Омахи. Рука пилота тянется к нагрудному карману. Расстегнута «молния». Вскрыт пакет. Пилот бледнеет. На листке бумаги три слова: «Удар по Москве».
В Омахе лихорадочно ищут повреждение.
Шестерка бомбардировщиков круто разворачивается и берет курс на Москву.
Докладывают президенту. Он приказывает соединить его по радио с командиром эскадрильи. Генерал, стоящий рядом, скептически покачивает головой: летчики приучены выполнять только электронные приказы и ничьи больше.
«С вами говорит президент Соединенных Штатов! — кричит в микрофон президент. — Произошла ошибка! Приказываю немедленно повернуть обратно!»
Кабина самолета. Растерянные лица летчиков. Они слышат голос президента. Первым приходит в себя командир эскадрильи. «Как эти красные здорово имитируют голос президента, — ворчит он. — Продолжать полет!»
В Омахе лихорадочно ищут повреждение.
В Пентагон привозят жену командира эскадрильи. «Боб! — рыдает она перед микрофоном. — Боб! Это я, Марджи. Боб, произошла ошибка! Заклинаю тебя нашими детьми, Боб! Поверни обратно!»
Кабина самолета. На лице командира тревога, сомнение, почти ужас. Пересиливая себя, он выключает радио. «Даже жену имитируют», — бормочет он.
Бомбардировщики продолжают полет.
«Чего нам будет стоить ответная атака русских ракет?» — спрашивает президент советника. Тот заглядывает в папку и отвечает: «Первый удар русских унесет свыше семидесяти миллионов американских жизней». Президент потрясен.
В Омахе лихорадочно ищут повреждение.
«Выслать истребители-перехватчики и сбить все бомбардировщики», — приказывает президент. Генерал, стоящий рядом, скептически покачивает головой.
Пентагон. Во всю стену — карта. Шесть крупных светящихся точек приближаются к Северному полюсу. Это бомбардировщики. Над Гренландией загораются девять маленьких светящихся точек-истребителей. Вот они нагоняют бомбардировщики. Над Северным полюсом идет воздушный бой. Гаснет одна точка покрупнее — бомбардировщик. Один сбит. Гаснут сразу три маленькие точки. Три истребителя сбиты. Остальные отстают. Пять крупных точек переваливают через Северный полюс.
Президент приказывает соединить его с советским премьер-министром. «Я хочу сообщить вам нечто важное», — начинает президент.
— «О бомбардировщиках, что идут в нашу сторону? — перебивает его советский премьер-министр. — Мы внимательно следим за ними и готовы к встрече. Но что все это значит? Что значит воздушный бой над Северным полюсом? Объясните!»
«Произошла страшная ошибка, — говорит президент, — испортилось электронное управление…»
«Почему я должен верить вам на слово? — спрашивает собеседник из Москвы. — Если на нашу землю упадет хоть одна бомба, мы ответим всем, чем располагаем!»
«Он имеет в виду новое секретное оружие», — объясняет президенту генерал, стоящий рядом.
«Это — оружие, от которого нет спасения», — печально добавляет советник.
Над просторами Арктики завязывается воздушный бой между советскими истребителями и американскими бомбардировщиками. На карте в Пентагоне гаснут еще две точки. Осталось три.
«Надо убедить русских в том, что это ошибка, а не начало войны, — говорит президент. — Иначе мировая катастрофа. Но как убедить их? Как?»
Три светящиеся точки уже над территорией Советского Союза. Навстречу им устремляются стрелы ракет. Сразу гаснут еще две точки.
Оставшаяся делает зигзаги, свет ее не так ярок, но она все же упорно идет на Москву.
«Господин премьер-министр, — говорит в телефонную трубку президент. — Над вашей территорией остался один бомбардировщик; он, по-видимому, подбит, но он может прорваться к Москве. Чтобы убедить вас в том, что это не война, а ошибка, я предлагаю единственное, что я могу предложить. Если наш бомбардировщик прорвется к Москве, я в ту же минуту прикажу сбросить бомбу на Нью-Йорк…»
Президент вызывает своего старого друга, военного летчика, и приказывает ему лететь на Нью-Йорк с ядерной бомбой на борту.
Генералы в Пентагоне поднимают бунт, пытаются захватить власть в Вашингтоне, но их разоружают. Один из офицеров, участвовавший в подавлении бунта, связывается по радио с советским генеральным штабом.
«Кто у телефона?» — спрашивает офицер.
«Генерал Евский, — отвечают из Москвы. — С кем я говорю?»
Адъютант протягивает офицеру раскрытую папку досье. Офицер бросает взгляд на первую страницу и тихо спрашивает в трубку:
«Ваня? Это ты? Здравствуй!»
«Здравствуй, Джон, — отвечают из Москвы. — Я узнал тебя по голосу».
«Как твой сын, Ваня? — спрашивает офицер. — В Берлине он был совсем еще маленьким».
«Кончил институт. А как твоя дочь?»
«Вышла замуж. Я уже дед, Ваня… Сколько осталось до… Ты понимаешь меня?»
«Четыре минуты тридцать секунд», — следует сухой ответ из Москвы.
Президент сидит, сжав голову руками. На стене его кабинета тикают часы.
Светящаяся точка на карте в Пентагоне делает зигзаги в окружении стрел-ракет.
Тикают часы…
Бомбардировщик, посланный президентом, разворачивается над небоскребами Нью-Йорка.
Тикают часы.
Улицы Нью-Йорка. Девочка прыгает через веревочку. Женщина катит коляску. Танцуют твист. В парке целуются двое…
Тикают часы…
Осталось две минуты…
Улицы Нью-Йорка. Девочка прыгает через веревочку.
Мужчина расплачивается за такси. Женщина поправляет одеяльце в коляске. В парке целуются двое. Они ничего не знают! Ничего не знают…
Тикают часы…
и…
Неожиданно…
Неожиданно телевизор гаснет. Надо же быть такому: перегорел! Или, может быть, замкнулось в нем что-то, как в электронном аппарате в Центре управления стратегической авиации? Вот тебе и «самое прочное в мире»!
Так мы и не узнали, чем кончилась эта история. Надо полагать, бомбардировщик не долетел до Москвы.
В комнате темно. Ровно дышит во сне Таня. Внизу за окном горит зеленая реклама мотеля. Светящиеся шарики катятся по дороге навстречу друг другу: пара светлых — передние фары, пара рубиновых — задние. Небо светлее на горизонте: там — город. Там сейчас ложатся спать напуганные телефильмом Брауны, Смиты, Фримены, Когены, Уайты. Почему-то становится жалко их. Жалко их город, их телефоны, их уютные домики, их детей. И еще почему-то вспоминаются слова библейского Иова, проклявшего свой день рождения и ночь своего зачатия: «О! Ночь та, да будет она безлюдна, да не войдет в нее веселье!»
Засыпая, вы слышите, как шелестят шины под вашим окном, как хлопает дверка автомобиля и смеется какая-то женщина.
— Ты дурачок, — говорит кому-то женщина. — Тебе все это приснилось.
Женщина смеется…
Все тише..
Тише…
Тишина…
А когда утром с чемоданами в руках мы вышли из комнаты, солнечные лучи хлестнули по нашим глазам, и мы зажмурились. А когда открыли глаза, то увидели, что у соседней двери стоит машина с огромными белыми буквами на багажнике «Just married!»[6] Машина была украшена белыми лентами, испещрена шутливыми надписями, и мы, неизвестно чему улыбаясь, смотрели на нее, как на чудо.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.