От Великих озер до Миссисипи[11]
От Великих озер до Миссисипи[11]
Оставив позади Чикаго, мы взяли курс на юго-запад и уже через час оказались в «Одноэтажной Америке». Беспредельные степи-прерии поглотили нашу машину, и куда бы мы ни бросали взгляды, видели одно и то же: по-осеннему печальные, пустынные поля, с которых уже собран урожай, разбросанные по всей степи фермы, с обязательным красным амбаром, серебристой силосной башней и могучим столетним деревом, распростершим свои зеленые лапы над крыльцом фермерского домика.
То и дело на горизонте, как маяки в море, возникали прямоугольные очертания хлебных элеваторов. Мы уже знали: раз появился элеватор, значит, скоро будет фермерский городишко. Прямое, как стрела, шоссе, казалось, упиралось в серую стену элеватора и лишь в самый последний момент слегка отклонялось в сторону, чтобы пропустить нашу машину на улицу какого-нибудь Хиллсборо, удивительно похожего на какой-нибудь Гринфилд, который мы проехали пятнадцать минут назад, и на Спринг-вилл, через который нам еще предстоит проехать.
Сразу же за элеватором встали две-три заправочные станции, жестоко конкурирующие между собой и поэтому особенно усердно заманивающие к себе потребителя обещаниями самого профессионального обслуживания. Соперничали даже их вывески. «Эссо» на длиннющем шесте возносилось к самым облакам; «Мобил» медленно и, казалось, многозначительно вращался вокруг своей оси; «Тэксеко» таинственно мигал разноцветными лампочками.
Свирепая конкуренция раздирала и две-три местные церкви. Об этом можно было судить по щитам-рекламам, призывающим путников остановиться, бросить машину и, не мешкая, преклонить колени перед алтарем.
«Побеседуйте с Христом о ваших делах», — настаивала пресвитерианская церковь.
«Оставьте ваши тревоги у нас», — умоляла церковь методистская.
«Зайдите, прислушайтесь и подчинитесь Его воле», — наставляла церковь католическая.
А в одном городишке мы видели даже такое объявление:
«Игра в лото, в карты, а также танцы по вечерам в церкви святой Марии».
К сожалению, до вечера было еще далеко, мы не пошли в храм, не рванули рок под звуки церковного органа и не хлебнули из стеклянной фляжки домашнего кукурузного самогона, который называется здесь «муншайн» — «лунный свет».
Да и чем еще другим можно заполнить вечерний досуг в таком типичном американском городишке, где нет ни библиотеки, ни книжного магазина, ни дома культуры, ни кружка самодеятельности, ни даже кинотеатра…
Впрочем, кинотеатр есть, но расположен он в степи, на перекрестке трех автомобильных дорог. Это так называемый «драйв-ин», кинотеатр под открытым небом. Туда въезжают на автомобиле, останавливают машину у свободного столбика, на котором висит динамик с длинным проводом. Динамик можно взять в кабину машины и закрыть окно, если на дворе (то есть в кинотеатре) холодно или идет дождь. Впереди сооружен огромный экран, позволяющий видеть кинофильм на расстоянии 300–500 метров. Во время сеанса между машинами бродят лоточники, предлагая зрителям кока-колу, «поп-корн» (жареную кукурузу), горячие сосиски и… противозачаточные средства.
Когда по Америке путешествовали Ильф и Петров, «драйв-ины» еще были малоизвестны. Их тогда было два или три на всю страну. Именно поэтому мы не нашли никакого упоминания о них ни в книге Ильфа и Петрова «Одноэтажная Америка», ни в их записных книжках.
Много воды утекло в местных реках с той поры, когда здесь побывали Ильф и Петров. Но по-прежнему на площадях маленьких городов стоят памятники солдату гражданской войны Севера с Югом. Кроме чугунных солдат, почти в каждом городе в скверике, около здания мэрии, есть чугунная доска, на которой выбиты имена горожан, павших на этой долгой и кровопролитной войне. Иногда это очень длинные списки. Смиты, Брауны, Робертсы, Уайты… И вдруг среди них Иван Сидоров. Как он попал сюда? Из какой губернии Российской империи занесло его в штат Иллинойс? Этого уже никто из ныне живущих в городе не помнит.
По-прежнему рядом с чугунным солдатом стоит пушка времен гражданской войны. Но уже рядом с ней поставлены либо зенитное орудие, стрелявшее в сорок пятом году, либо танк, принимавший участие в корейской войне, либо вертолет, отвоевавший свое во Вьетнаме.
Сама же Америка не испытала ужасов вражеского вторжения. В то время как под бомбами умирали города Европы, в Соединенных Штатах не было ни одной воздушной тревоги.
За все годы войны на американской земле взорвалась лишь одна неприятельская бомба. Японские военные моряки прикрепили ее к воздушному шару и, дождавшись попутного ветра, пустили по направлению к Америке. Пролетев несколько сот миль, шар начал снижение над штатом Орегон. Его заметили тамошние фермеры и на автомобилях, мотоциклах, велосипедах помчались за ним, как любопытные дети за невесть откуда появившимся воздушным шариком.
Едва шар коснулся земли, вокруг уже собралась ликующая толпа. Бомба взорвалась, убив шесть человек. Это были первые и последние жертвы среди мирного населения США за всю вторую мировую войну. Когда американские атомные бомбы в августе сорок пятого года убили в Хиросиме и Нагасаки свыше трехсот тысяч мирных жителей, в штате Орегон злорадно говорили:
— Это им за тот воздушный шар!
А сколько вражеских снарядов взорвалось на американской земле за все время второй мировой войны? Четыре. Всего четыре. Как-то дождливой ночью два японских миноносца подкрались к западному побережью США, дали залп и поспешно скрылись в темных просторах океана. Снаряды разорвались на пустынном берегу, подняв к небу фонтаны мокрого морского песка. После этого еще долгие годы отцы и деды рассказывали своим потомкам о чудовищных взрывах на берегу неподалеку от Сан-Франциско.
Американцы умирали вдали от своих берегов. Похоронные приходили из Европы, с островов Тихого океана. 291 557 американских солдат и офицеров погибли в боях с немецкими фашистами и японскими милитаристами.
Однажды на заправочной станции к нам в машину попросился молодой парень. Он кончил работу на бензоколонке, где помогал механику, и ехал домой в соседний городок.
— Вы немцы? — спросил он нас по дороге.
— Нет.
— Тогда шведы.
— Тоже нет.
— Французы? Бельгийцы? Итальянцы?
Парень перебрал все известные ему страны, все, кроме Советского Союза. Мысль о том, что среди бескрайних прерий штата Иллинойс могут очутиться двое русских, как-то совсем не приходила ему в голову.
— А вы знаете, — сказал парень, — у нас дома есть русская военная медаль.
Оказывается, во время войны его отец был моряком и три раза ходил в Мурманск. Сейчас отца уже нет. Мать хранит советскую медаль вместе с американскими орденами.
— Мама говорит, что отец называл русских героями. Рассказывал, что у вас были большие потери. Это правда?
— Правда.
— Но ведь вы же вступили в войну позже нас.
— Кто это тебе сказал?
— Кажется, так говорили в школе, — смутился парень. — Впрочем, возможно, я слышал это по радио… Уже не помню, где я это слышал. Может быть, читал в газете… Вот так штука! Значит, на вас Германия напала раньше, чем на нас Япония! А я все время думал, что вы присоединились к нам в конце войны. Какие же у вас были потери? Как у нас? Больше? Да ну! Больше трехсот тысяч? Больше полумиллиона? Перестаньте меня разыгрывать! Неужели больше миллиона?
Он просто обалдел, когда мы сказали ему, что за годы войны советский народ потерял 20 миллионов человек.
— Какой ужас! — сказал он потрясенно. — Какой ужас!
Больше он ни о чем нас не расспрашивал..
Американцы обожают статистику. Прежде всего их, конечно, интересуют они сами… Специальные институты с помощью электронно-вычислительной техники изучают вдоль и поперек американцев, их вкусы, привычки, симпатии и антипатии. Выводятся абсолютные и относительные цифровые показатели, рисуются диаграммы, чертятся зигзагообразные линии спроса и предложения. Швейные монополии почти точно знают, сколько брюк потребуется нынешней зимой в штате Калифорния и сколько блузок следует послать в штат Невада. Страховые компании заранее осведомлены о количестве дорожных происшествий, ожидаемых в следующем году. Табачным фирмам загодя известно, сколько будет выкурено сигарет «Кент» и сколько «Кэмел».
Свыше 85 миллионов граждан Соединенных Штатов Америки родились уже после окончания второй мировой войны. В Америке сейчас около семи миллионов студентов университетов и колледжей. Так вот, 16 процентов американских студентов не знают, на чьей стороне воевал Советский Союз. А шесть процентов студентов уверены, что Советский Союз был на стороне Германии и Японии.
А ведь студенты — наиболее любознательная и образованная часть американской молодежи.
И вместе с тем интерес американцев к Советскому Союзу велик; сейчас он еще острее, чем был в те времена, когда здесь путешествовали Илья Ильф и Евгений Петров.
— Из Советского Союза? Не может быть! Ну давайте поговорим хоть пять минут! — такие или подобные восклицания слышали мы ежедневно, когда доводилось обращаться к американцам с каким-нибудь вопросом или с просьбой. Разговоры были длинными и короткими, но каждый раз у нас просили какой-нибудь сувенир на память — открытку с видом Кремля, советскую монетку, визитную карточку. «Ну, хоть что-нибудь, а то мне никто не поверит, что я познакомился с русскими».
Часто нам говорили: «Приедете в такой-то город, обязательно повидайтесь с таким-то. Это мой хороший друг. Я позвоню ему заранее». И действительно, приехав в этот город, мы убеждались, что нас там уже ждут.
Нас приглашали побыть в домах, в учреждениях, в школах. Увы, от многого пришлось отказаться: если бы мы приняли все приглашения, то до сих пор не вернулись бы домой.
Но иногда отказаться было просто невозможно, и мы попадали на «парти»— американскую вечеринку. Хозяин заезжал за нами в мотель и вез нас к себе домой, где к тому времени уже собиралось десять — пятнадцать его друзей. Выглядело это всегда так: у одной стены стоял стол с угощением — овощной салат, солоноватое печенье величиной с полтинник, на которое уже положены или ломтик ветчины, или долька крутого яйца, или кусочек маринованной селедки. Здесь же соленые орешки и свежие овощи — морковка, нарезанная палочками, сельдерей, помидоры, огурцы, редиска, маслины. У другой стены — стол с бутылками виски, джина и содовой воды. Стопки картонных тарелок. Бумажные салфетки. Вилки, ложки и ножи — пластмассовые. После вечеринки вся эта посуда будет выброшена в пакет с мусором. Обязанность хозяйки не потчевать гостей, а знакомить их друг с другом, если окажется такая необходимость, и следить за тем, чтобы гости не скучали. Гости сами подходят к столам, сами наполняют тарелки и стаканы. Стульев, конечно, всем не хватает, поэтому закусывают стоя или садятся прямо на пол. В комнате стоит гул голосов. Гости не столько пьют и едят, сколько беседуют. Двух стаканов щедро разбавленного содовой водой виски со льдом хватает на весь вечер. Не всем, конечно, хватает двух стаканов; однако существует непререкаемое правило: напиться в гостях — несмываемый позор.
Американцы очень ценят юмор, шутку, подначку. Шутят не только на вечеринках. Ораторы на конференциях, симпозиумах, съездах, серьезные и деловые люди обязательно начинают свою речь с шутки. Еще один пример. Покойный президент Кеннеди, выступая как-то на ежегодном съезде редакторов и издателей газет, начал свою речь так:
— К журналистам нужно относиться хорошо, иначе не оберешься хлопот. В прошлом веке один европейский корреспондент нью-йоркской газеты «Трибюн» попросил у редактора прибавки к жалованью. Редактор отказал. Через какое-то время журналист написал фундаментальный научный труд, последствия которого были потрясающими. Имя этого журналиста Карл Маркс, а книга, которую он написал, называется «Капитал».
В гостях американцы долго не засиживаются: дома дети, и вставать утром надо рано, впереди работа, а то и две. Дело в том, что многие американцы подрабатывают на стороне за счет своего отдыха. Учителя можно увидеть вечером за рулем такси, служащего банка — преподавателем на вечерних курсах счетоводов, полицейского — ночным сторожем в банке. Во многих семьях работают и дети. Младшие за час до школы развозят на велосипедах газеты по домам. Старшие после школы идут на заправочные станции или прислуживать в кафетерии. Заработком младших распоряжаются по-разному, в зависимости от достатка. У одних — это дополнение к общему бюджету семьи, у других — личные деньги того, кто их заработал. Именно на эти деньги покупаются велосипеды, радиоприемники, магнитофоны, теннисные ракетки, гитары и книги.
Мы уходили с «парти» последними, но перед этим, засучив рукава, помогали хозяйке навести порядок на кухне. Этим мы как бы закрепляли на будущее нашу дружбу с хозяевами дома. Такой уж здесь обычай. Если хозяйка надела на тебя свой фартук — считай, что ты друг дома.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.