Две встречи в Принстоне
Две встречи в Принстоне
Старинные кирпичные здания знаменитого университета, в котором когда-то работал великий Альберт Эйнштейн. Узкие улочки с белыми домиками, до сих пор хранящие колорит XVIII века. Это — Принстон. Маленький, тихий американский городок среди холмов штата Нью-Джерси.
На одной из извилистых улочек, где не разойтись двум машинам, старый трехэтажный особняк со скрипучими деревянными ступенями. Здесь — одна из главных достопримечательностей Принстона: Американский институт общественного мнения, которым вот уже свыше сорока лет руководит доктор психологии Джордж Гэллап. Он этот институт и основал. По его словам, произошло это случайно. Будто бы теща, выдвинувшая свою кандидатуру в местные органы самоуправления, попросила Гэллапа, тогда молодого учителя психологии, выяснить настроения избирателей. Первый опыт опроса населения показался интересным. За ним последовал еще один. Так родилось бюро, из которого вырос институт.
Сейчас вряд ли найдется в Америке человек, который бы не знал, кто такой Джордж Гэллап. Здесь говорят: хочешь знать, чем дышит страна, — поезжай к Гэллапу. Результаты опросов, регулярно проводимых сотрудниками его института среди населения, внимательно изучаются американскими политиками и бизнесменами, общественными и государственными деятелями, кандидатами на высшие государственные посты. Два раза в неделю (по средам и воскресеньям) результаты опросов института Гэллапа публикуются в 125 газетах страны. Спросите американца, кто такой доктор Гэллап, и вы услышите в ответ: «Рука на пульсе нации», «Ухо, приложенное к земле», «Человек, который знает настроения народа». В Принстоне я услышал еще и такую характеристику: «Глядя на сегодняшний закат, он может предсказать, каким будет завтра рассвет».
Самого Гэллапа все эти определения явно смущают.
— Чепуха, — говорит он насчет заката и рассвета. — Наш институт как раз не занимается прогнозами и предсказаниями. Наше дело — взять точную социологическую пробу сегодняшнего дня.
Как это делается?
Доктор Гэллап рассказывает, что в самом Принстоне работает около 70 человек. Это — социологи, статистики, операторы вычислительной техники. Еще около 1000 сотрудников института разбросаны по всей стране. Это «опросчики». Они выполняют задания, которые получают из Принстона. Платят им сдельно.
Во время очередного опроса интервьюируются ровно 1500 человек. К этой работе привлекаются 300 «опросчиков». По почте из Принстона они получают темы опроса и сами вопросы, изложенные на специальных листах плотной бумаги, которые уже закодированы и запуншированы для электронно-счетных машин.
Составление, формулировка вопросов — дело социологов, работающих в Принстоне. Дело статистиков — выбрать для каждого очередного опроса 300 «выборочных мест» в стране, причем так, чтобы «плотность» опроса соответствовала данным последней переписи населения. Если, к примеру, установлено, что на Атлантическом побережье США проживает 30 процентов всего населения, то в этом районе будет 30 процентов «выборочных мест» из 300.
Вечером, когда обычно все семьи в сборе, «опросчики» начинают свою работу. Каждому из них предстоит опросить пять человек. В одной квартире это может быть глава семьи, в другой — жена, в третьей — взрослый сын и т. д. Каждое интервью занимает 30–40 минут. «Опросчик» задает вопрос и просто ставит галочку в том квадратике опросного листка, который соответствует ответу опрашиваемого.
Каждому опрашиваемому задается ровно 100 вопросов. Сперва (20 вопросов) это основные данные о самом опрашиваемом: пол, возраст, профессия, образование, партийная принадлежность, доходы и т. д. Следующие 30 вопросов посвящены политической теме опроса: что думает опрашиваемый о том или ином событии внутри страны, о политике США за рубежом и т. п. И еще 50 вопросов посвящаются «коммерческой» теме: мнение о новом продукте, о новой модели автомобиля, о новом сорте мыла и т. д.
Итак, каждый «опросчик», опросив 5 человек в городе, который был ему указан из Принстона, и на улице, которая была ему также указана из Принстона, посылает в Принстон результаты опроса. Наутро на столах у сотрудников института Гэллапа 1500 мнений американцев по тому или иному вопросу со всех концов страны.
— Можно ли по мнению 1500 человек судить о настроении всего народа? — спрашиваю я доктора Гэллапа.
— Можно, — отвечает мой собеседник. — Наш метод зиждется на теории вероятности Эйнштейна. Мы называем этот метод «методом чистой вероятности», поскольку он основан на точных данных переписи населения.
Доктору Гэллапу уже давно за семьдесят, но стройности и подтянутости его может позавидовать юноша. У него крупные черты лица, внимательные серые глаза, добрая улыбка. В руководстве институтом ему помогает сын, который сперва хотел стать священником, но потом увлекся социологией и пошел по стопам отца.
Гэллап-старший действительно может увлечь кого угодно. Рассказывать о своем институте, о социологической науке, об опросах «простого человека с улицы» он может часами. Но в нашей беседе мы ограничили тему: что думают простые люди о советско-американских отношениях?
— Наш институт был создан вскоре после тоге, как Америка, с опозданием на много лет, признала наконец существование Советской России, — рассказывал Гэллап. — Один из первых опросов, который провел наш институт, показал, что большинство американцев приветствует установление дипломатических отношений между СССР и США. А затем началась вторая мировая война. Когда пришло известие, что Гитлер напал на Советский Союз, многие в Америке подумали, что Москва падет, как пали многие столицы европейских государств. Первые успехи гитлеровской армии ошеломили, внушили растерянность, пессимизм и страх. Это было видно из наших тогдашних опросов населения.
Но вскоре что-то новое зазвучало в сообщениях американских корреспондентов из России, — продолжал мой собеседник. — «Русские отчаянно сопротивляются»; «Русские куют победу»; «Русские громят фашистов у стен Москвы». Вскоре после победы Красной Армии под Москвой мы провели опрос, который показал: американцы отдают отчет в том, что судьба человечества решается на бескрайних просторах России.
Гэллап помнит многолюдные митинги солидарности с советским народом, которые состоялись в годы войны в крупнейших городах США.
— Даже в нашем маленьком Принстоне, — рассказывает он, — мы устроили что-то вроде пикника, на котором собирали денежные пожертвования в фонд помощи Красной Армии. Всех, кто вносил деньги, мы угощали кусочком сырой рыбы а-ля рюсс. Почему-то мы тогда думали, что русские предпочитают рыбу в сыром виде.
Я уверен, что наш боевой союз в дни второй мировой войны является примером и доказательством того, что американский и советский народы могут и должны сотрудничать в строительстве прочного мира, — убежденно говорит доктор Гэллап. — С какой бы стороны мы ни подходили в наших опросах к теме разрядки международной напряженности, сегодня примерно 7–8 из каждых 10 опрошенных высказываются за нормализацию отношений между СССР и США, за договоренность с Советским Союзом по главным проблемам, от которых зависят мир и безопасность на всей земле. Процесс этот, конечно, нелегкий. У разрядки есть немало противников в Соединенных Штатах. Это люди подчас весьма влиятельные. Огромные усилия нужны, чтобы растопить лед взаимного недоверия, нагромоздившийся за четверть века, когда стояли трескучие морозы «холодной войны».
Некоторые американские политики напоминают мне пенсильванских сурков, которые боятся собственной тени в солнечный день, — смеется Гэллап. — Дело в том, что в Америке существует давняя народная примета: если второго февраля пенсильванский сурок высунется из норы, испугается своей тени и юркнет обратно — быть стуже и ветрам еще шесть недель. Но ведь весна все равно наступит, как бы ни вели себя сурки. То, что уже достигнуто в отношениях между Советским Союзом и Соединенными Штатами, одобряют большинство американцев. Это подтверждают наши опросы. Люди за то, чтобы продолжались деловые контакты между советскими и американскими врачами, учеными, экологами, инженерами. Совместное наступление на раковые заболевания, на болезни сердца — кто может выступить против этой благородной цели? Общая борьба за сохранение природы, за чистоту воздуха, которым мы все дышим, за чистоту воды, которую мы пьем, — кто может возражать против такого сотрудничества?
Прощаясь, провожая меня к двери, он говорит:
— Можете написать, что в вопросе советско-американских отношений я оптимист. Уверен, что политика разрядки напряженности победит, какие бы трудности и препятствия ни нагромождались на ее пути.
— Значит, все-таки вы беретесь предсказывать завтрашние рассветы, доктор Гэллап?
— Чепуха! — машет он рукой. — Дело не во мне. Так думает большинство народа.
Мистер Квикл ждал меня в дверях книжного магазина. Здесь он служит управляющим. Магазин принадлежит Принстонскому университету. Это понятно с первого взгляда: среди покупателей нет ни одного старше двадцати пяти лет.
— Наш друг из России, — представляет он меня продавцам и покупателям. В голосе его слышится искренняя радость и гордость оттого, что он имеет право так говорить.
Да, Лоар Квикл действительно имеет на это право: он подружился с советскими людьми на Эльбе в апреле 1945 года. Тогда ему было двадцать пять лет, и на рукаве гимнастерки он носил сержантские нашивки. Он сопровождал своего командира дивизии генерала Э. Рейнхардта в штаб генерала В. Русакова. Было это через день после того, как в Торгау обнимали друг друга советский и американский разведчики — лейтенант 58-й гвардейской стрелковой дивизии Александр Сильвашко и второй лейтенант 69-й американской пехотной дивизии Уильям Робертсон.
Я прошу рассказать его о встрече советских и американских генералов.
— Помню, что Эльбу мы переплыли на лодке, — рассказывает он. — Вслед за нами солдаты плыли кто на чем: на лодках, на плоту, на бревнах, автомобильных шинах. Всем не терпелось повидать русских. Прибыли в штаб. Сперва все было по протоколу. А потом генерал Русаков пригласил всех к столу.
Он остался верен боевой дружбе и той клятве, которую дали советские и американские солдаты, встретившиеся на Эльбе: не жалеть сил для укрепления мира.
— Это был один из самых светлых дней в моей жизни, — вспоминает сейчас Квикл. — Наша дружба была скреплена кровью. И радость близкой победы была нашей общей радостью.
С гордостью показывает он пожелтевшие фотографии тех дней. Вот он обнимается с советскими солдатами на берегу немецкой реки. Вот он и американский капитан беседуют с нашими девушками в расположении 58-й гвардейской дивизии. У одной из девушек на гимнастерке медаль, на рукаве круг с буквой «Р», в руках флажок военной регулировщицы. Вот он у советского танка с цифрой «900» на башне.
Он достает из портфеля все новые и новые фотографии. Это уже мирные дни. Осень 1964 года. В его доме гостит делегация советских ветеранов войны. На одной из фотографий я узнаю Героев Советского Союза правдиста Сергея Борзенко и писательницу Ирину Левченко. Вернувшись из поездки в США, С. Борзенко опубликовал в «Огоньке» очерк о встрече ветеранов двух стран. Квикл попросил фотографа увеличить первую страницу очерка, и теперь эта фотография размером в полстены украшает зал, в котором проходят ежегодные встречи бывших солдат и офицеров 69-й американской пехотной дивизии, соединившейся с советскими войсками на Эльбе.
И еще одна фотография на стене зала: 1965 год. Бывший второй лейтенант 69-й дивизии Уильям Робертсон и бывший сержант Лоар Квикл возлагают венок к постаменту памятника советским воинам в городе Торгау.
— Мы помним советских ветеранов войны, — говорит Квикл. — Мы вместе выиграли тогда войну. Теперь нам вместе нужно выиграть мир.
— Я весь день общаюсь со студентами, — продолжает он, — и, мне кажется, знаю, как относится учащаяся молодежь к политике разрядки международной напряженности. Большинство — за продолжение и развитие этой политики. Однако нельзя не учитывать и того, что выступления противников разрядки влияют и на какую-то часть молодежи. Борьба идет сложная и упорная. Как в каждой битве, временные неудачи могут быть и у тех, кто отстаивает разрядку. Но победа будет за теми, кто проявит трезвость и разум, кто прислушается к воле народа.
Битва, о которой говорил Лоар Квикл, продолжается. И цель противников разрядки ясна: зародить у американцев подозрения относительно намерений Советского Союза, подорвать процесс нормализации отношений между нашими странами. Сторонники такого курса прибегают к демагогии, утверждая, будто «американский народ не доверяет политике разрядки».
Народ?.. Нет, мысли большинства американского народа совсем иные.
Опросы показывают, что 75 процентов американцев выступают за продолжение советско-американских переговоров об ограничении стратегических наступательных вооружений и за достижение новых соглашений в этой области.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.