К взаимоприемлемой версии истории

К взаимоприемлемой версии истории

Если США и Россия намереваются заложить основы будущего партнерства, необходимо навести мост между двумя версиями истории. Во-первых, важно признать трудность достижения общего понимания концепции свободы и согласиться с тем, что она способна иметь у разных народов неоднозначные смыслы. Стремление к свободе может быть всеобщим, но социальное содержание этого понятия является продуктом истории конкретных стран, местных условий и обстоятельств. Например, в американской версии демократии роль выборов изначально приуменьшена, а избирают, намеренно ориентируясь на заслуги и достоинства, то есть действует меритократический принцип. Под воздействием Великой депрессии в американскую концепцию демократии был интегрирован сильный элемент эгалитаризма и борьбы с бедностью, а ассоциировать демократию с выборами и плюралистическими институтами стали только во времена «холодной войны» и не без ее влияния¹⁰.

Во-вторых, крайне важно признать взаимную ответственность двух стран за недопонимание, которое и привело к «холодной войне». Не оскорбляющая национальные представления о прошлом версия истории признает, что обе стороны мыслили категориями расширения территорий, необходимого для защиты их понимания безопасности. Если СССР хотел создать буферную зону для предотвращения будущей агрессии со стороны Германии, то американцы верили в восстановление Европейского континента в соответствии с их представлениями о безопасности и демократии. Взаимное недоверие лидеров двух стран друг к другу усугубляло ситуацию и все больше затрудняло предотвращение полномасштабной политической конфронтации. Лидеры Запада относились с подозрением к Сталину, в свою очередь, движимому представлением об алчности Запада и его предательских отступлений от сомнительного Версальского договора, что проявилось в мюнхенском умиротворении Гитлера. Организация мира после Второй мировой войны, разработанная Великобританией, Советским Союзом и США, оказалась недостаточной для устранения этих серьезных сомнений, существовавших на самом глубоком уровне. Кроме того, большинство государств Восточной Европы, созданных по Версальскому договору, не были ни свободными, ни демократическими и сотрудничали с нацистской Германией, поддерживая ее расистскую и экспансионистскую политику. Система безопасности, существовавшая в Европе после Первой мировой войны, не работала должным образом, и ее реформирование было всего лишь вопросом времени.

В-третьих, если взаимоприемлемой интерпретации истории суждено появиться, надо признать, что окончание «холодной войны» стало результатом взаимовыгодных переговоров¹¹. Без серии переговоров и без лидерства Михаила Горбачева, Рональда Рейгана и Джорджа Буша, преданных делу окончания «холодной войны», эта война продолжалась бы еще долго. То, что Горбачев утратил контроль над реформами в СССР, следует рассматривать отдельно от достижений его внешней политики, а не как доказательство правильности интерпретации событий, выдвигаемой американскими гегемонистами. Согласно данной теории, США проявили великодушие, пощадили Россию, «избавили ее от «унижения тотального поражения и милостиво разрешили России по-прежнему играть роль великой державы, несмотря на сокращение российской экономики и упадок ее военной мощи»¹². На самом деле в «холодной войне» никто не одержал победы в результате военного или политического давления. Если угодно, и американцев, и русских можно назвать проигравшими в «холодной войне», поскольку в процессе конфронтации они создали то, что Гэри Харт назвал «одномерным, плоским пониманием безопасности времен «холодной войны», сводящимся к военной защите от ракетного удара и устрашению противника от нанесения такого удара»¹³. Подобное понимание безопасности следует противопоставить его более сложному определению¹⁴. Для того чтобы договориться о лучшем окончании «холодной войны» и попытаться нащупать взаимно непротиворечивую концепцию защиты национальных интересов США и России, понадобится новое поколение преданных этому делу лидеров.