Русофобия и ее политические условия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Русофобия и ее политические условия

Условия формирования и критерии успеха антироссийского лобби

Антироссийские группы в американском истеблишменте объединены идеологией страха перед Россией. Эта идеология строится на представлении российских интересов и политических ценностей враждебными США и убежденности в том, что именно Россия представляет собой главную внешнюю угрозу США. Коалиция такого рода групп подвижна и неоднородна по своим интересам. Прежде всего к ним следует отнести ястребов «холодной войны», сформировавшихся в качестве защитников американского глобализма в эпоху борьбы с Советским Союзом и стремившихся не только к сдерживанию внешнеполитических амбиций СССР, но и дискредитации и уничтожению самой советской системы. Например, многие из тех, кто занимал важные посты в администрации Буша-мл., начинали свою политическую деятельность и формировали свои убеждения в период обострения американо-советских отношений при Рональде Рейгане. Для них Россия — не столь важно, советская или пост-советская — представляла и представляет прежде всего военную угрозу.

Иная часть антироссийской коалиции — либеральные ястребы, или же те, кто считает Россию главной угрозой реализации прав и свобод личности в мире. В частности, неправительственные организации типа «Фридом Хаус» (FreedomHouse), Национальный фонд демократии (National Endowment for Democracy) и «Хьюман Райтс Уотч» (Human Rights Watch) в свое время были созданы для борьбы с нарушениями прав человека системами коммунистического типа, а сегодня борются с «путинским режимом», не проводя между двумя разными периодами российской истории никаких существенных различий. Особенно активен в этом отношении «Фридом Хаус», не только консультирующий политических активистов, но и создающий глобальные рейтинги демократии. При этом, согласно рейтингам организации, в России с 2005 года сформировалась диктатура, как и в таких странах, как Руанда, Камбоджа, Чад, Китай и Афганистан. В отличие от «Фридом Хаус» большинство других рейтинговых агентств западных стран относят Россию к числу смешанных или «гибридных» систем правления, четко отделяя российскую систему от китайской и вышеназванных. При этом между военными и либеральными ястребами прослеживаются как личные, так и разнообразные политико-институциональные связи. Например, в руководство «Фридом Хаус» в разное время входили крупные представители американского военно-разведывательного истеблишмента, а в числе его президентов был Джеймс Вулси, занимавший ранее должность директора ЦРУ11.

Наконец, третья группа объединяет восточно-европейских националистов, уверенных в опасности сильной России для свободы и независимости их народов. Хочу особо подчеркнуть, что в данном случае имею в виду не всех иммигрировавших в США представителей восточно-европейских народов, а лишь тех, кто разделяет убежденность, что Россия была и остается главной угрозой развитию свободы и демократии в мире. Представители восточно-европейского лобби нередко работают в группировках военных и либеральных ястребов, не проводя при этом существенных различий между национальными интересами США и стран Восточной Европы. В частности, известный своими антироссийскими взглядами министр иностранных дел Польши Радек Сикорский в прошлом работал сотрудником ведущего неоконсервативного фонда «Американский институт предпринимательства» (American Enterprise Institute). В качестве польского политика Сикорский неоднократно шел на обострение с Россией, а также подвергал резкой критике недостаточно, по его мнению, жесткую в отношении России политику США и Евросоюза12.

Эти кажущиеся разнородными группы при определенных условиях способны объединяться, добиваться доступа к влиятельным СМИ и получать значительную поддержку в Конгрессе и Белом доме. Помимо доминирования глобальной идентичности и миссионерски цивилизационных убеждений в политической элите США, успехам антироссийских группировок в Вашингтоне способствуют следующие факторы:

• критика Россией американской внешней политики;

• нередкая ангажированность американского экспертного сообщества и разделяемая им подозрительность в отношении намерений российского руководства;

• неспособность и нежелание президента США противостоять истеблишменту в развитии отношений с Россией;

• недостаточная осведомленность общественного мнения о положении и интересах России в мире;

• корпоративный характер американских СМИ;

• слабость пророссийского лобби.

В тех случаях, когда мы имеем дело с совпадением нескольких условий, способность антироссийских групп влиять на внешнюю политику США существенно возрастает. Если, например, американский президент не проявляет значительной активности в развитии отношений с внешним миром и, в частности, Россией, то эти отношения с гораздо большей вероятностью превращаются в объект политической борьбы внутри страны, чем в случае, если бы президент был готов брать на себя ответственность и инициативу в международных делах. Учитывая изначальную подозрительность американской элиты к отличающимся от западных политическим системам, а также другие перечисленные выше условия, отношения США и России могут развиваться только при наличии в Белом доме сильной, настроенной на российско-американское партнерство исполнительной власти.

Критериями успеха антироссийских групп следует считать способность этих групп влиять на осуществление политики США в отношении России, формируя ее повестку и добиваясь проведения линии на ужесточение, а не на сотрудничество с российским руководством. Как увидит читатель, антироссийскому лобби не раз удавалось добиваться успеха в период правления Буша-мл. не только в популяризации образа России-угрозы, но и оказании влияния на практическую политику. Деятельность различных лоббистских группировок, несомненно, способствовала принятию администрацией Буша ряда антироссийских решений, включая намерение открыть Грузии и Украине дорогу в НАТО, ужесточить отношение к российской энергетической политике и сделать вопросы демократии и прав человека в России центральными в развитии отношений с США. При этом в своем стремлении дискредитировать российское руководство в глазах западных политиков и общественного мнения различные антироссийские группы проявляют способность координировать свои действия, подписывая коллективные письма и организуя разного рода совместные акции.

Таким образом, мой подход к русофобии и оказанию ею влияния на формирование внешней политики США предполагает четкое понимание условий, способствующих усилению и ослаблению антироссийских групп в американском истеблишменте. Важно отличать такой подход от распространенных в обеих странах упрощенных представлений о западной русофобии. С одной стороны, имеет место активно поддерживаемая российскими националистическими кругами убежденность, что наименования русофобской заслуживает любая политика США, что называется «по определению». Это неубедительно, во-первых, в силу крайней сомнительности самой логики конфронтации, подразумевающей, что поскольку интересы Америки и России не совпадают, то их следует считать противоположными. Во-вторых, несложно продемонстрировать, что приоритеты и предпочтения правящей группы и антироссийских группировок различны, в том числе в отношении России. Американский политический класс — слишком сложное и пестрое образование, чтобы его позиции можно было свести к позициям русофобского лобби. Например, заявления представителей лобби о том, что грузинская или украинская война с Россией — это и «наша война», не возымели и не возымеют желаемого эффекта. Старания довести кризисное состояние российско-американских отношений до военного столкновения двух держав не могут увенчаться успехом, поскольку в намерения руководства США не входит война с Россией.

С другой стороны, как в американских, так и либеральных российских кругах бытует мнение, что влияние русофобских групп на процесс принятия внешнеполитических решений США сильно преувеличено. В частности, некоторые европейские и американские критики моей книги усомнились в правомерности объединения мною в антироссийскую коалицию столь различных групп, как сторонники военно-политической гегемонии США и правозащитники13. Крайним выражением этой позиции можно считать мнение, что никакой американской русофобии нет вообще, а есть только выдумки Кремля и проплаченных Кремлем псевдоэкспертов. В отношении последней крайности могу лишь выразить надежду, что не все представители либерального сообщества живут в плену идеологических стереотипов и что некоторые из них не разучились воспринимать и анализировать факты, включая приводимые мной в книге и далее в данном предисловии. Что же до преувеличения мною влияния антироссийских групп, замечу, что признаю различия их первоочередных целей, но настаиваю как на их способности координировать свои действия, так и на общем значительном кумулятивном эффекте деятельности антироссийских групп.

Русофобия в обороне и наступлении

В зависимости от настроя политического руководства США на налаживание или обострение отношений с Россией антироссийские группы могут занимать оборонительную или наступательную позицию. Во всех обозначенных выше фазах, ориентированных на партнерство — 1990–1995, 2001–2004 и 2009–2011 гг., — русофобия вела арьергардные бои, стремясь изменить восприятие России американским истеблишментом к худшему и подвергая руководство США все более жесткой критике за «иллюзии» и «наивность» в отношении намерений Москвы.

В первый период после окончания «холодной войны» положение антироссийских группировок оказалось наиболее сложным. Советская угроза прекратила свое существование. Как и предвещал ведущий российский американист Георгий Арбатов, Кремль вывел американский политический класс из состояния равновесия, лишив его образа врага. При этом для всех мало-мальски объективных наблюдателей мировой политики было очевидно, что руководитель СССР Михаил Горбачев внес решающий вклад в распад биполярной системы международных отношений, а унаследовавший страну Борис Ельцин собирался сделать все от него зависящее, чтобы стать полноправной частью западного мира.

Однако уже к концу 1992 года прозападный курс Ельцина внутри страны натолкнулся на серьезные трудности, связанные с распадом экономики и резким снижением жизненного уровня людей. По мере того как активизировалась оппозиция официальному российскому курсу в Думе и за ее пределами, закончился и «медовый месяц» в отношениях Ельцина с руководством США. Для России становилось все более очевидно, что американское руководство не планировало скорую интеграцию страны в западные структуры, а, напротив, рассматривало ее как не готовую к такой интеграции. В этот период происходит оживление русофобской мысли, предупреждающей Америку об опасности возрождения «авторитарно-экспансионистских» инстинктов Кремля. Одной из первых ласточек стал бывший помощник президента Джимми Картера Збигнев Бжезинский, высказывавшийся на страницах влиятельного «ForeignAffairs» против партнерства с Россией как «преждевременного»14. Бжезинский также ратовал за необходимость выведения Украины из сферы российского «имперского» влияния, а в последующем сыграл ключевую роль в убеждении американского руководства в расширении НАТО.

Во второй половине 1990-х годов русофобские группировки активно и небезуспешно убеждали общественность, что Россия — варварское, недемократическое государство, целенаправленно уничтожающее гражданское население Чечни, стремящееся к имперскому контролю в Евразии и подрыву позиций Запада на Балканах и в других частях мира. Но с приходом к власти Буша руководство США признало, что своими действиями в Чечне Россия участвует в борьбе с международным терроризмом и заслуживает в этом западной поддержки. Казалось, что работа лобби пошла насмарку, однако вскоре появился новый простор для деятельности. Помимо изобличения политики кремлевского «геноцида» в Чечне, антироссийские группировки воспользовались тем, что Кремль не поддержал вторжение Буша в Ирак весной 2003 года. Россию обвиняли теперь не только в ненадежности как партнера по антитеррористической коалиции, но и в поддержке Саддама Хуссейна в целях дестабилизации глобальной политики США15.

В период инициированной Обамой «перезагрузки» отношений с Россией у антироссийских группировок снова возникли трудности. Даже симпатизировавшие их взглядам члены администрации США, такие как Майкл Макфол и Хиллари Клинтон, должны были вести командную игру. По крайней мере, они должны были сделать вид, что улучшение отношений возможно, поскольку к этому стремился сам президент. Как и ранее, русофобские группы сосредоточились на изобличении антизападных намерений Кремля, лоббировании политики жесткости и неуступчивости по отношению к России и критике Обамы за непонимание внутрироссийских реалий и «авторитарных инстинктов» Путина. Белый дом был подвергнут критике за отсутствие твердого ответа на кремлевскую «экспансию» в Грузии, «сдачу» молодых восточно-европейских демократий и односторонние уступки в связи с подписанием российско-американского договора об ограничении стратегических ядерных вооружений.

В остальные из обозначенных периодов — 1995–2001 гг., 2004–2008 гг. и после 2011года — русофобия находилась в наступлении, отмечая близость своего восприятия России восприятию политического руководства США и стремясь подтолкнуть Белый дом к проведению еще более жесткой политики на российском направлении. Так было во второй половине 1990-х годов, когда российско-американские отношения существенно ухудшились, достигнув пика обострения в период бомбардировок Югославии НАТО. В этот период произошла мобилизация сторонников прямых переговоров России с руководством и командованием Чечни в целях освобождения последней от российского «колониального господства». В этот же период активно развивалась теория об ответственности российских спецслужб и лично Путина за взрывы жилых домов в Москве в сентябре 1999 года, вторжение террористов в Дагестан в августе, а также убийство Александра Литвиненко. Утверждалось, что разговор с российским руководством должен быть сведен к минимуму, а его членство в «Большой восьмерке» и других организациях аннулировано.

Так было и во второй половине 2000-х годов, когда Москву обвиняли в прямых связях с Осамой бен Ладеном и другими лидерами Аль-Каиды, когда в политике чеченизации видели установление тотального контроля Кремля на Кавказе, когда стремились организовать цветную революцию в Москве и дискредитировать российское руководство накануне крупных международных встреч.

Наконец, так или примерно так обстояло дело и после 2011 года, когда антироссийские группировки стремились представить (и подтолкнуть) массовые выступления за честные выборы как начало революционных процессов в России, когда отказывали стране в праве проводить Олимпиаду и крупные международные форумы, когда обвиняли российское руководство в сознательном потворстве коррупции, саботаже международной политики западных стран и подготовке вооруженной оккупации Украины. В этот период задачи антироссийского лобби существенно облегчались тем, что официальное американское руководство разочаровалось в попытках сформировать партнерство с Россией и стремилось донести свое разочарование до Кремля.

Во все эти периоды поведение самой России и ее руководства было отнюдь не безупречным, а реакция на внешней давление — не всегда адекватной. Немало представителей российского политического класса и спецслужб уверились в том, что деятельность и заявления русофобских группировок всецело поддерживаются и напрямую финансируются правительством США. Антиамериканская риторика достигала весьма высокого градуса, особенно во времена выборов и конфронтации с новой украинской властью, которой Белый дом оказывал всяческую моральную и политическую поддержку. Такая реакция оказалась на руку антироссийским группам, поскольку теперь ее можно было представить не как реакцию Кремля на давление извне, а как выражение целенаправленной и заранее продуманной политики по подрыву западных интересов и ценностей. Например, после присоединения Крыма и поддержки Новороссии можно было вернуться к старому тезису о подготовке Россией агрессии в Евразии и настаивать, что без твердого военного отпора российскому руководству Запад вскоре столкнется с военной оккупацией Молдовы, Прибалтики и других территорий бывшего СССР, а не исключено, что и Финляндии со Швецией16.

Русофобия при Буше-младшем

Скажем теперь чуть подробнее об основном содержании данной книги, описывающей прежде всего деятельность русофобских группировок в период правления Буша-мл. Главный тезис книги заключается в том, что в этот период антироссийское лобби добилось впечатляющих успехов. Во многом благодаря его деятельности значительная часть американского политического класса уверилась в том, что в тех вызовах, с которыми сталкивается внешняя политика США, с Россией придется иметь дело не столько как с партнером, сколько как с недоброжелателем или даже противником. В числе традиционных фобий глобально мыслящей американской элиты российская угроза даже несколько отодвинула на задний план угрозы со стороны Китая и исламского терроризма. Ведь Россия не только продемонстрировала неуступчивость в вопросах энергетики в Европе и Евразии, но и отстояла свои интересы безопасности на Кавказе. Последнее стало возможным в результате военного ответа на грузинское вторжение в Южную Осетию, последующего признания независимости Южной Осетии и Абхазии и размещения на их территориях российских военных баз. Кроме того, Россия продолжила линию на активное сближение с Китаем и проведение самостоятельной политики на Ближнем Востоке. Если ранее подобные действия российского руководства могли рассматриваться как неуступчивые, но не обязательно бросающие вызов Западу и даже в целом отвечающие национальным интересам России, то теперь все виделось в ином свете — в том, который во многом подавался благодаря усилиям антироссийского лобби. Интересы и ценности России виделись теперь как представляющие угрозу американским интересам и ценностям.

Во многом такому результату способствовала возросшая возможность антироссийских группировок влиять на внешнюю политику США в условиях втягивания страны в войну в Ираке и в результате российской оппозиции этой войне. Неспособность Буша-мл. сохранить курс на сотрудничество с Россией стало важнейшим толчком для активности антироссийского лобби. Самой влиятельной фигурой в окружении президента оказался вице-президент Дик Чейни, являвшийся сторонником ужесточения курса в отношении российского руководства. Концентрировавшиеся вокруг Чейни сторонники изоляции России были убеждены, что действия российского руководства противоречат миссии и интересам США в мире. При этом война в Ираке и ряд других вопросов, связанных с глобальной повесткой США, не позволили Бушу с надлежащим вниманием отнестись к российскому направлению, в результате чего политический вакуум стал заполняться антироссийскими группировками.

Эти группировки выступили с критикой попыток выстраивания партнерских отношений с Россией, настаивая, что такие отношения лишь укрепят националистический режим в Москве и подорвут позиции США в евразийском регионе и мире в целом. Среди них были особенно активны сторонники укрепления американского военного превосходства в мире и выходцы из восточно-европейского региона, связывающие с ослаблением России развитие государственности в странах бывшего СССР и Варшавского Договора. В то время, когда Россия начала возвращаться в мировую политику и требовать пересмотра американоцентричных принципов мирового порядка, антироссийская политика превратилась в удобный способ демонстрации американского патриотизма. Устами политиков и общественных деятелей вроде Джона Маккейна, Збигнева Бжезинского, Ричарда Перла и других были озвучены позиции целого ряда активных в Вашингтоне структур, таких как «Проект за новый американский век» (Project for a New American Century), «Комитет за мир на Кавказе»(Committee for Peace in the Caucasus),«Фонд Наследия»(Heritage Foundation), «ФридомХаус» и «Центр политики безопасности» (Center for Security Policy). В ходе многочисленных совместных конференций и медийных кампаний Россия неизменно представлялась ими как важнейшая из угроз на пути сохранения за США позиций глобального лидерства. И поскольку такое лидерство жестко увязывалось с контролем энергетических потоков Евразии и приближением военной инфраструктуры США к границам России, российские претензии на самостоятельность было и впрямь несложно представить как антиамериканские в своей основе. Переход Кремля «в наступление» и жесткая критика курса США, ставшие ответом на цветные революции и новую волну расширения НАТО, также были представлены как целенаправленная стратегия по ослаблению американских позиций в мире.

Во времена Буша антироссийским группировкам удалось воспользоваться описанным выше вакуумом принятия решений и навязать СМИ образ России как страны с крепнущим диктаторским и антизападным режимом. Свидетельство тому — тысячи статей в ведущих американских изданиях, намекающих или прямо уличающих Кремль и лично Путина в убийстве оппозиционных журналистов или оказавшихся за границей бывших работников спецслужб по сравнению с горсткой статей в малоизвестных изданиях, ставящих такого рода выводы под сомнение. Немало влиятельных американских политиков также оказались подвержены антироссийской риторике17. Хотя политика США так и не стала политикой сдерживания России по всему спектру отношений, вклад организованных групп в дискредитацию России как партнера США не подлежит сомнению.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.