Если бы не индустриализация…

Если бы не индустриализация…

Индустриализация СССР обычно рассматривается вне контекста перспектив грядущей мировой войны, и во мнениях по поводу ее итогов нет недостатка. С точки зрения военно-хозяйственной подготовки индустриализация, бесспорно, удалась. Главное приобретение индустриализации состояло в двух вещах. Во-первых, была создана вторая угольно-металлургическая база в СССР – Урало-Кузнецкий комбинат, основы которого были заложены как раз в первую пятилетку. Во время Второй мировой войны, когда немцы оккупировали Украину, захватили угольную и металлургическую промышленность южного района, именно уральский металл и сибирский уголь стали главными источниками топлива и металла для производства вооружения. Без Магнитогорского и Кузнецкого металлургических комбинатов вполне реально было бы проиграть войну просто из-за нехватки металла и неспособности произвести достаточное количество вооружений и боеприпасов. Без угля могли остановиться железные дороги и нельзя было бы перебросить пополнение на фронт.

Во-вторых, Советский Союз в ходе индустриализации обрел способность производить современную технику, как гражданскую, так и военную. Такие важнейшие для обороны отрасли, как танкостроение, тракторостроение, автомобилестроение, авиастроение, встали на ноги именно в ходе индустриализации. Именно насыщение войск разнообразной военной техникой сыграло решающую роль в победах Красной Армии над немецкими войсками. Опыт 1941 и 1942 годов, когда из-за потери и эвакуации значительной части промышленности приходилось воевать при недостатке техники, вооружения и боеприпасов, самым наглядным образом показал, что одна пехота, при всем героизме и упорстве, мало что может сделать против хорошо технически оснащенного противника. Если бы в ходе индустриализации не было создано производство современной техники, то людские ресурсы Советского Союза сгинули бы в многочисленных «котлах», что привело бы к неминуемому поражению.

Неспособность советской военной промышленности того времени произвести необходимое вооружение и боеприпасы – это вовсе не голословное утверждение. Вскоре после окончательного утверждения первого пятилетнего плана, в июле 1929 года, были составлены мобилизационные заявки и планы на военные заказы. Наркомат по военно-морским делам в своей заявке на 1930 год требовал 3250 орудий, 45 млн. штук снарядов, 900 тыс. винтовок и 5 млрд. винтпатронов, 1055 танков и 4360 самолетов. Однако, в силу слабости военной промышленности и обеспечивающих ее отраслей, в заказе на 1929/30 год значилось 999 орудий, 2,3 млн. штук снарядов, 150 тыс. винтовок и 250 млн. винтпатронов, 340 танков и 1232 самолета[60].

Это было разительное, радикальное сокращение военного заказа до таких объемов, которые едва покрывали потребности существующей армии мирного времени, но были абсолютно недостаточны для войны и мобилизации. Скажем, заказ по артиллерийским орудиям не только был в 3,2 раза меньше, чем в заявке, но и количество выпускаемых снарядов на выпускаемый ствол упало с 13,8 до 2 тыс. С таким производством боеприпасов Красная Армия неизбежно обрекалась на «снарядный голод», столь хорошо знакомый по Первой мировой войне. Развитие военной промышленности было крайне недостаточным, и с этим надо было что-то делать.

Многие считают темпы индустриализации нереальными и завышенными, хотя если рассматривать дело с военно-хозяйственной точки зрения, то была более чем веская причина для всемерного ускорения индустриализации, приложения максимальных усилий для скорейшего развития индустриального ядра народного хозяйства. Угроза войны была вполне реальной и в конце 1920-х годов, и в начале 1930-х.

Тогда основным противником СССР считалась коалиция восточноевропейских государств: Польши, Румынии, Чехословакии под руководством Франции. Французское военное и политическое руководство прилагало немало усилий, чтобы сколотить блок союзных себе государств в Восточной Европе. В 1921–1922 годах появилась так называемая «Малая Антанта», или военный блок Румынии, Югославии и Чехословакии против Венгрии, а затем, через договор с Румынией, к ней фактически присоединилась Польша. В течение 1920-х годов Франция, заключив с этими странами ряд соглашений, встала во главе этого объединения. Хотя формально «Малая Антанта» была направлена против возрождения монархии в Австрии или Венгрии, тем не менее этот блок мог быть развернут и против СССР. Во всяком случае, вплоть до конца 1930-х годов именно восточноевропейские страны в СССР считались главными вероятными противниками.

Причем надо отметить, что эта коалиция обладала весьма серьезными военными и военно-хозяйственными возможностями по сравнению с СССР, еще не прошедшим индустриализацию. Эти данные можно выразить в такой таблице, данные в которой приняты на 1930 год, а советские данные – на 1928 год, то есть до начала индустриализации:

Таким образом, до того как экономическая история Европы резко изменилась в результате индустриализации в СССР и Великой депрессии в капиталистических странах, даже «Малая Антанта» заметно превосходила СССР по военному и военно-хозяйственному потенциалу. По суммарной численности войск эта коалиция превосходила Красную Армию вдвое, по добыче угля – в 3,3 раза, по выплавке стали – в 2,5 раза. У СССР было преимущество только по нефти, которой добывалось вдвое больше, чем в странах «Малой Антанты».

Конечно, под влиянием дальнейшей истории и столкновения с Германией мы как-то привыкли недооценивать другие варианты нападения на СССР, которые могли бы состояться при несколько другом исходе событий. Опасения войны с Польшей, которые в Советском Союзе времен первой пятилетки руководили военными приготовлениями, часто считаются теперь чуть ли не ошибочными. Однако цифры показывают, что «Малая Антанта» до Великой депрессии обладала весьма солидными возможностями для ведения большой войны.

Если мы рассмотрим вариант возможной войны «Малой Антанты» против СССР около 1930 года, то есть в тот момент, когда индустриализация только началась, то она была бы очень тяжелой. Это была бы схватка не только против более сильной в военном и экономическом отношении коалиции. В СССР тогда было слабо развито производство новейших видов вооружений: танков и самолетов, тогда как Франция обладала на тот момент наиболее развитой в мире военной авиацией. Воздушный флот Франции состоял из 6114 самолетов против 1285 самолетов в ВВС РККА. Польская армия имела 498 самолетов. Превосходство в авиации у «Малой Антанты» было более чем в 5 раз. Франция также поставляла Польше много современного вооружения, в частности самолеты и танки. Имелось даже специальное судно «Вилья», которое перевозило военные грузы из Шербура в Гдыню.

Франция имела также крупный флот, резко превосходивший советские военно-морские силы того времени. В его составе было 8 линкоров, авианосец, 16 крейсеров, 66 лидеров и эсминцев, 77 подводных лодок, причем большая часть этого флота была построена и введена в строй после 1922 года. Французский флот только одними крейсерами по водоизмещению превосходил весь советский флот в конце 1920-х годов.

Чтобы противостоять этой коалиции, весной 1928 года комиссией под руководством К. Е. Ворошилова были разработаны основные установки дальнейшего развития Красной Армии. Суть их сводилась к следующему: «По численности – не уступать нашим вероятным противникам на главнейшем театре войны… по технике – быть сильнее противника по двум или трем решающим видам вооружений, а именно – по воздушному флоту, артиллерии и танкам»[61]. Эти тезисы встретили похвалу со стороны Политбюро ЦК ВКП (б), однако для их реализации нужны были пушки, танки и самолеты в наличии, их следовало еще произвести, а для этого довести промышленность, и военную, и гражданскую, до нужной кондиции. Пока этого сделано не было, преимущество, и весьма немалое, было на стороне противника.

Подобное военное превосходство вполне позволяло «Малой Антанте» осуществить нападение на СССР, и в таком случае французские, польские и румынские войска смогли бы оккупировать Белоруссию, Украину, захватить Донбасс, а также Закавказье и бакинские нефтепромыслы, которые для Франции, испытывавшей острый дефицит нефти, были бы первоочередной целью войны. Потеря донецкого угля и металла, потеря бакинской нефти были бы для Советского Союза катастрофическими. Конечно, что-то можно было компенсировать за счет нажима на уральскую металлургию, на кузнецкий уголь, на самые жесткие методы экономии и рационализации в стиле Гражданской войны. Но все же это проблему не решало, и при потере важнейших экономических районов СССР ничего не сумел бы всерьез противопоставить этой коалиции интервентов. Имевшихся производственных возможностей Центрально-промышленного района, Урала и Кузбасса было бы совершенно недостаточно для отражения интервенции. В лучшем случае дело кончилось бы огромными и очень болезненными территориальными уступками, а в худшем привело бы к появлению несоветского правительства – Франция была весьма заинтересована в том, чтобы взыскать царские долги, она требовала этого у П. Н. Врангеля, когда тот был в Крыму. Вне всякого сомнения, нашлись бы желающие «возродить Россию» французскими штыками, вместе с царскими долгами и их выплатой.

Судя по материалам процесса «Промпартии», подобные планы вполне себе вынашивались французским руководством: налаживались контакты, собиралась разведывательная информация, готовились экономические диверсии и саботаж. Возможным сроком нападения назывался 1930 год. Но эти планы не сбылись. Возможности для интервенции в СССР подрубил мировой кризис – Великая депрессия. Знаменитый «черный вторник» 24 октября 1929 года случился через полгода после утверждения первого пятилетнего плана в СССР.