Индустриализация и сталинизация

Индустриализация и сталинизация

Какое же это непростое, вымученное слово – «индустриализация». Помните, как в «Золотом теленке» старик Синицкий никак не мог впихнуть его в шараду? Его хватило только на то, чтобы придумать вот что:

Мой первый слог сидит в чалме,

Он на Востоке быть обязан.

Второй же слог известен мне,

Он с цифрою как будто связан.

В чалме сидит и третий слог,

Живет он тоже на Востоке.

Четвертый слог поможет бог

Узнать, что это есть предлог.

Бога пришлось выкинуть по требованию редактора, и шарада посыпалась. К тому же никак нельзя было придумать, что же такое «ция».

Сегодня мы уже знаем, что Бог там был вовсе ни при чем, а поиск «врагов народа» – всего лишь «предлог» для становления страны. Не будем обсуждать, как проклятым капиталистам удалось добиться того же самого и даже большего (все-таки они нас обгоняли) развития промышленности и экономики без массовых расстрелов, а перейдем непосредственно к истории и экономике СССР.

Стране необходимо было вернуться к нормальному функционированию промышленности и экономики, прерванными Мировой войной и окончательно разваленными Гражданской и послевоенной разрухой. Вдобавок перед государством стояла задача превратить преимущественно аграрную страну в страну индустриальную. И если в капиталистической экономике такое произошло бы само собой, без вмешательства государства, то при социализме эти задачи приходилось решать чиновникам. У СССР не было средств на нормальное развитие экономики, поскольку социализм мешал естественному обороту денег.

Между тем без создания собственных станков, тракторов, электротурбин дальнейшее развитие страны в том виде, как ее представляли коммунисты – страна, готовящая мировой пожар, – было невозможным.

Еще одна сложная задача состояла в том, что до революции и в годы НЭПа основной промышленный потенциал находился в европейской части страны. Например, Московский промышленный район, занимая всего 3 % территории молодой республики, давал 25 % национального дохода, сосредоточивал 30 % капиталов, промышленных предприятий и около 40 % рабочей силы, в основном весьма квалифицированной.

В июне 1925 года Сталин заявил, что строительство новых заводов в приграничных районах не соответствует географически-стратегическим потребностям СССР, экономическую модернизацию необходимо ориентировать на освоение «тыловых» областей России, Сибири и Средней Азии. Этим решались одновременно военный вопрос и проблема развития страны. С экономической точки зрения (а экономика не терпит вмешательства!), это было, безусловно, не слишком рационально. Благодаря этому решению сегодня мы с трудом конкурируем на мировом рынке: значительная часть бюджетов многих предприятий уходит на отопление и прочие вещи, связанные с географическим «баловством» советской власти.

Мы не хотим сказать, что крайние районы не стоило развивать. Стоило, но методами естественными, а не насильственными. В той же Канаде, стране, сравнимой с нами по географическому положению, самый северный город находится на широте нашего Орла. Дальше уже только сезонные поселки старателей. И Канада, заметьте, отнюдь не слаборазвитая страна: она избавлена от необходимости платить налог «на климат», который мы, освоив вечную мерзлоту, платим в полной мере.

К середине 1920-х годов экономика страны приблизилась к показателям 1913 года, и необходимо было идти дальше.

В декабре 1925 года состоялся XIV съезд партии, на котором была поставлена задача превратить СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, в страну, производящую машины и оборудование, дабы в обстановке капиталистического окружения Советский Союз представлял собой экономически самостоятельное государство. Именно здесь родился термин «социалистическая индустриализация». Первостепенные задачи индустриализации начали решаться в ходе первой (1928/1929—1932 гг.) и второй (1933–1937 гг.) пятилеток.

В начале 1929 года Госплан предложил Совнаркому два варианта первого пятилетнего плана: «отправной» и превосходящий его примерно на двадцать процентов «оптимальный». В мае 1929 года V съезд Советов СССР принял «оптимальный» вариант, однако уже в ноябре план по указанию Сталина был пересмотрен в сторону увеличения. Форсированные темпы индустриализации диктовались, по мнению Сталина, необходимостью создать предпосылки для скорейшей коллективизации крестьянства и обеспечить обороноспособность в условиях приближения войны.

Вплоть до середины 1932 года плановые задания в промышленности постоянно повышались, что привело к тому, что планы первой пятилетки так и не были выполнены. Тут все понятно: любой, даже самый мелкий начальник, мало сообразуясь с экономической логикой, тянул одеяло на себя, пытаясь то ли делать карьеру, то ли получить премию, то ли избежать суровой расплаты. По данным на 1 июня 1931 года, было прекращено финансирование 613 из 1659 основных строившихся объектов.

Официально, однако, было заявлено, что план первой пятилетки выполнен за 4 года и 3 месяца. Тут положение было гораздо более выгодное, чем при капитализме: советская пресса не раздувала ошибок власти и можно было творить что угодно. Любой усомнившийся в правоте власти сразу записывался во «враги народа».

Но то, что хорошо для власти, не слишком хорошо для экономики. Деньгам нужен контроль и разумный подход, а не штурмовщина. Слово, кстати, чисто советское: сложно представить штурмовщину, например, у Джи Пи Моргана.

Точно так же корректировались и менялись планы второй пятилетки, задачами которой было завершение создания технической базы и освоения новой техники. Было громогласно объявлено о досрочном ее завершении, что было, скажем так, не совсем истиной. Но, однако, нельзя не признать, что итоги индустриализации были впечатляющими. В стране было построено около 6 тысяч крупных промышленных предприятий, в 3 раза выросла выплавка стали, в 2,5 раза – производство электроэнергии. Фактически с нуля были созданы новые отрасли промышленности: автомобильная, тракторная, авиационная, нефтехимическая. Был прекращен импорт более 100 видов промышленной продукции, в том числе сельхозмашин и тракторов.

К 1936 году импортная продукция в общем потреблении страны занимала менее одного процента. В 1937 году СССР вышел на второе место в мире по объему промышленного производства (после США). Производство промышленной продукции на душу населения по сравнению с западными странами в 1940 году отставало всего от 1,5 до 4 раз по сравнению с 5– 10 разами в 1920-е годы.

Мы знаем, что невозможно быстро создать индустриальную страну без источников подпитки. Для каких-то стран это были колонии, для других – приток иностранных инвестиций, в СССР же этими источниками стало собственное население: средства из аграрного сектора и легкой промышленности, экономия на социальных программах, увеличение налогов, принудительная подписка на государственные займы и денежная эмиссия.

Уже в 1928 году вводится и постепенно расширяется сфера карточного снабжения в городах. Реальная стоимость рубля только за первую пятилетку снизилась на 60 %. За время индустриализации, к началу 1940-х годов, цены на хлеб выросли в 11 раз, на сливочное масло – в 7 раз, на сахар—в 6, на мыло—в 5, на сукно—в 13 раз. Заработная плата рабочих и служащих при этом к концу первой пятилетки снизилась на 20 %.

А чтобы граждане «не дергались», как в той же Америке, ища лучшей доли, в декабре 1932 года был введен особый паспортный режим, который мы сегодня называем «пропиской». Или «регистрацией», которая от нее мало отличается. Прописка была введена в СССР еще в 1922 году, но носила уведомительный характер, а с 1932 года граждане были уже крепко привязаны к своему месту жительства.

Работала ни индустриализацию и коллективизация деревни: любой ценой необходимо было обеспечить финансирование индустриализации и бесперебойное снабжение городов. Партия попыталась сохранить низкие цены на хлеб и одновременно не потерять экспорт.

Причиной коллективизации стал хлебозаготовительный кризис 1927—28 годов, когда правительство прибегло к внеэкономическим методам изъятия зерна. Эта же ситуация повторилась зимой 1928—29 года, а осенью 1929 года было решено повсюду создавать колхозы.

Утвержденный в январе 1930 года график коллективизации к концу первой пятилетки (1932 г.) планировал объединить в колхозы 80–90 % крестьянских хозяйств.

На бедноту, которая ничего не теряла от прихода коллективной формы хозяйствования, приходилось 34 % крестьян. Но основным населением советской деревни (более 60 %) были так называемые «середняки». Кулаки же занимали сегмент всего в 2,5–3 %. Но «кулаками» объявлялись все, кто не хотел вступать в колхоз. В некоторых районах страны было раскулачено до 15 % крестьянских хозяйств, а 25 % крестьян было лишено избирательных прав. Цель диктовала средства. Уже за первые три месяца 1930 года в колхозы вошли до 60 % крестьянских хозяйств. Это вызвало не только массовые протесты и выступления – только за «легендарные» три месяца 1930 года их было более двух тысяч, и в них приняли участие 800 тысяч человек, – но и забой скота и распродажу инструмента, которые крестьяне не желали передавать в колхоз тем, «кто ими пользоваться не умеет». В 1929/30 хозяйственном году поголовье крупного рогатого скота сократилось с 60,1 млн до 33,5 млн голов, свиней – с 22 млн до 9,9 млн, овец с 97,3 млн до 32,2 млн, лошадей с 32,1 до 14,9 млн.

На страну надвигался продовольственный кризис, гораздо более серьезный, чем разразившийся в конце двадцатых годов.

2 марта 1930 года в «Правде» появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», которая осуждала «перегибы» в колхозном движении. Колхозы стали расформировывать, и к августу коллективные хозяйства объединяли всего 21,4 % крестьянских хозяйств. Но это не помогло: голод 1932–1933 годов. поразил основные хлебные регионы – Украину, Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье, Южный Урал, Казахстан.

Объединение крестьян в колхозы практически завершилось к 1937 году, когда на новую форму собственности перешли 93 % крестьянских хозяйств. Тем не менее коллективизация позволила не только резко увеличить государственные поставки зерна и его экспорт, но и обеспечить индустриальные стройки дешевой рабочей силой. Речь идет не столько о наборе рабочей силы в колхозах по договорам, сколько о высланных «кулаках», чей труд использовался бесплатно. Дань села индустриализации этим не ограничилась. По некоторым подсчетам, в лагерях и в ссылках погибло несколько миллионов «кулаков» и членов их семей.

Страх голода стоит перед каждым человеком во времена кризиса, как получающим зарплату, так и ведущим свой маленький бизнес. В 2008 году голод России пока не грозил, хотя гендиректор Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН Жак Диуф и предупреждал, что финансовый кризис может наложиться в 2009 году на дефицит продовольствия. Пока Россию не причисляли к тем 30–40 странам, которым нужна гуманитарная помощь из-за угрозы массового голода, но что будет потом?

Только за первые недели октября цены на основные продукты питания подскочили вверх, как ужаленные (яйца подорожали на 8 процентов только по официальным данным). Возможно, голод нам действительно не грозит, но сколько денег мы начнем тратить на минимальный набор продуктов?