Кто воспитан лучше?

Кто воспитан лучше?

Не всё сразу делается; пока ещё в рабочих и сельских клубах устраиваются так называемые «вечера молодёжи». Но это те же танцевальные вечера, только бесплатные. Перед началом выйдет лектор, пробубнит по бумажке стандартную лекцию «О моральном облике молодого человека» и, не дождавшись вопросов, оставит зал, где уже начали убирать стулья.

Впрочем, половина из них была убрана заблаговременно в расчёте на то, что народ придёт только на танцы. Во всяком случае — большинство. Одни — потому, что эту лекцию слышали не раз, а другие — потому, что лекций не слушают вообще.

Бывает так, что постепенно хиреют и распадаются драматический и музыкальный кружки, лекционный зал пустеет, на литературные вечера приходит не больше десяти человек. Но зато на курсах, где учат кроить и шить платья, — стопроцентная посещаемость. Конечно, плохого в этом нет, девушки учатся полезному делу, но когда они ничего другого и знать не хотят, то это уже начинает тревожить.

Мне думается, что наибольшее культурное значение имеют драматические кружки, где молодёжи прививается не только любовь к театральному искусству, но и к слову, не говоря уже о том, что сцена воспитывает и пластику движений, и вкус, и умение одеваться. А главное, этот вид художественной самодеятельности пробуждает глубокие человеческие чувства, что крайне важно для молодого поколения. Вряд ли парень, который, скажем, играл Платона Кречета, будет свистеть в кино или смеяться в трагических местах классической пьесы.

Однако далеко не всегда руководители самодеятельных кружков выбирают нужные для молодёжи пьесы. Больше всего у них в чести скетчи-водевильчики, пустячки, причём весьма дурного пошиба, построенные на разных недоразумениях, где любовь служит темой для зубоскальства. А отсюда и последствия. У некоторой части молодёжи, малоустойчивой к подобной пошлятине, появляется цинизм, и странной ей кажется настоящая любовь, которая встречается не только в книгах.

У многих культработников есть и выдумка, и преданность своему трудному, но благородному делу, однако далеко не всегда они добиваются успехов. Сильны традиции казённого администрирования, когда клуб ещё не стал для молодёжи вторым домом — мало в нём уюта и дружеского расположения к посетителю.

Вот, казалось бы, пустяковый факт. Встреча писателя с молодёжью во Дворце культуры в одном из нефтяных районов Баку. Дворец построен с явными излишествами: мрамор, бронза, хрустальные люстры, бархатные дорожки. Вы входите в праздничный, нарядный зал и видите, что все ребята сидят в кепках. Привыкли, и никакие уговоры администрации не действуют. Но стоило об этом сказать со сцены, причём с улыбкой, по-дружески, укоряя ребят в неуважении к тому, кто с ними сейчас говорит, как все кепки были спрятаны в карманы.

Этим весьма примитивным примером я хотел бы напомнить, что не только детям нужны правила поведения; однако табличками «Не курить», «Не сорить» здесь не отделаешься. И кроме того, понятие «воспитанный молодой человек» не сводится к соблюдению правил пассажира и посетителя общественных мест.

Некие городские юноши и девушки, поднаторевшие в светских манерах ресторанных завсегдатаев, случайно попадая в село, брезгливо оттопыривают нижнюю губу и брюзжат: «Колхозный стиль. Колхозное воспитание. Отстали мы от Запада. У них там каждый дворник — джентльмен. Вот это воспитание!»

Не знаю, как насчёт дворников (с ними мне общаться не приходилось), но вот настоящих джентльменов — представителей деловых кругов, солидных господ, умеющих носить смокинг, — мне довелось наблюдать в повседневном быту. Особенно ярки впечатления об Индии, где, потеряв былую власть, иностранные капиталисты всё же никак не могут освободиться от привычек колонизаторов.

Я не говорю, конечно, о всех представителях этого мира, которые встречались нам и на улицах, и в гостиницах, в ресторане, в самолёте, а о тех многих, которых отличает полное пренебрежение к окружающим и высокомерие, у которых нет ни мягкости, ни доброты к простому люду.

Посмотрели бы вы, с каким самодовольством подобный джентльмен восседает в коляске несчастного загнанного рикши — они ещё остались в некоторых городах Индии. Разве советский человек мог бы себе такое позволить?

В самолёте, который летел из Калькутты в Бомбей, мне досталось место рядом с вылощенным господином лет пятидесяти. Его безукоризненно сшитый костюм, белоснежное бельё, чёрные модные ботинки как нельзя лучше подчеркивали внешний облик преуспевающего бизнесмена.

Занятый только собой, он делал выписки из биржевых бюллетеней, рылся в каких-то бумагах, причём, доставая их из тяжёлого портфеля, больно стукнул меня по колену. Извинился? Нет, это не в его привычках.

Он развернул газету, локтем упираясь мне в грудь, поминутно толкал в бок. Короче говоря, вёл себя, будто подвыпивший гражданин в трамвае, хотя был абсолютно трезв.

Я не мог отделаться от странного чувства неловкости за своего явно невоспитанного соседа. В нашей небольшой группе были разные люди — научные и заводские работники, врачи, председатель колхоза из Узбекистана. Да разве кто-нибудь из них стал бы вести себя в обществе так, как этот внешне вполне респектабельный господин?

Чувствуя, как во мне закипает гнев, и не желая делать какие бы то ни было замечания, касающиеся элементарных норм поведения, я пересел на свободное место в хвосте самолёта. Воспитанием бизнесменов мне не приходилось заниматься.

В данном случае я хочу подчеркнуть, что культура поведения определяется не столько заученными манерами, которые вдалбливались человеку с детства, сколько внутренней его сущностью, причём здесь огромную роль играет система общественного воспитания. Всем ясно, что мой сосед по самолёту знает, какой вилкой есть рыбу, а какой — мясо, он знает, как пользоваться салфеткой, и не положит локти на стол. Эти правила могут быть неизвестны колхознику, но, воспитанный в уважении к людям вне зависимости от их национальности и профессии, советский человек никогда бы не стал себя так держать, как тот пассажир с привычками колонизатора.

Вот почему в разговоре, касающемся некоторых вопросов воспитания молодёжи, я хотел обратить внимание отнюдь не на внешние манеры хорошего тона, на умение держать себя в обществе. Это придёт само собой, если у человека будут заложены основы подлинного гуманизма, если не дать развиться эгоистическим наклонностям, которые чаще всего присущи молодости.

Знать правила поведения нужно и полезно, только правила не всегда помогают. Возьмём такой случай: парень перелистал страницы справочника о «хорошем тоне» и запомнил, что женщине надо уступать место. Больше того, стараясь казаться воспитанным, он это делает, а в душе остаётся циником и пошляком, потому что в нём не воспитано самое главное — уважение к женщине. А этого надо прежде всего добиваться.

Близится время, когда на основе наших великих идей, прочно закрепившихся в сознании советского народа, во всю свою необъятную ширь раскроется душа человека будущего, с нежной любовью к подлинной красоте.