ХОТЕЛИ КАК ЛУЧШЕ
ХОТЕЛИ КАК ЛУЧШЕ
Нынешняя доступность и полная бесконтрольность издательского дела породили множество публикаций, в которых Советское время, Великая Отечественная война и особенно образ И.В.Сталина предстают в неверно, а то и грубо извращенном виде. Я имею в виду на сей раз не писания таких авторов, как Даниил Гранин, уверяющий, что ленинградцы шли на фронт с косами и вилами, или Борис Васильев, вопящий в американской газете «The New Times»: «Сталин ? тупица!», или Познер, стенающий по ночам на ту же тему… И не тех я имею в виду авторов, которые допускают невольные ошибки (у кого их нет!). И не об ошибках такого рода поведу я речь, а об авторах, преисполненных желания найти и сказать правду, искреннюю похвалу вчерашнему дню нашей великой истории и ее людям, но, увы, не всегда умеющих сделать это.
Начать хотя бы с такой частности. Еще Феликс Чуев ? светлая ему память ? поведал о том, будто Сталин ходил в стоптанных сапогах и едва ли не в заштопанном на локтях мундире. Вот, мол, как был скромен и бескорыстен! Господи, есть же иного рода факты, характеризующие Сталина с этой стороны. Например, его многократная помощь друзьям молодости, о чем свидетельствуют документы из его архива. Так, в свое время по 30 тысяч рублей он выслал М.Дзерадзе и Г.Глурджидзе, однокашникам по Тифлисской духовной семинарии, 40 тысяч ? тоже однокашнику по семинарии П.Капанидзе, у которого сгорел дом, и т. д. И все это не из государственной или партийной казны, а из своих личных денег.
Что же касается одежды и всего внешнего облика, то Сталин относился к этому как человек, понимающий, кто он, какие должности занимает и как просто обязан выглядеть. Даже Черчилль однажды заметил, что его облик был воплощением государственного величия. Кстати, о должностях. Один автор недавно восторженно воскликнул: «С самого начала войны Сталин занимал 12 ответственных должностей!» Во-первых, если уж «с самого начала», то он занимал только две должности: секретарь ЦК и глава правительства. Другие ? позже: председатель Государственного Комитета Обороны (с 30 июня), председатель Ставки (с 10 июля), нарком обороны (с 19 июля), Верховный Главнокомандующий (с 8 августа). А какие еще? И что можно поставить рядом с этими шестью действительно важнейшими, ответственнейшими, ключевыми постами военного времени? И разве дело в количестве должностей?
Феликс Чуев был прекрасный поэт, любил вольный полет мысли, красивые легенды! Но вот перед нами некто В.Жухрай. Как пишет о нем его почитатель и ученик В.Вахания: «историк, профессор, автор всемирно известных книг о Сталине». Да еще, как писала «Правда», генерал-лейтенант КГБ. Этот профессор КГБ, по словам того же Вахания, «уже в восемнадцать лет пользовался безграничным доверием Сталина и его ближайшего окружения». В восемнадцать!.. Безграничным!.. Как же такому любимцу Сталина не выступить в его защиту. И он не ленится.
Ненавистники Сталина без устали стыдят его тень за то, в частности, что он не выступил по радио 22 июня: растерялся! струсил! забился под кровать!.. Убийственно. Что делать? Надо искать оправдание. И Жухрай изыскивает: у Сталина, видите ли, была тяжелейшая ангина, температура под 40. Но ведь известно, что в этот день с пяти утра до пяти вечера у Сталина состоялось 29 важнейших бесед, в ходе которых были приняты неотложные решения ? разве это легче двадцатиминутного выступления по радио? Да и возможно ли, чтобы человек, которому идет седьмой десяток и у него температура под сорок, выдержал 12 часов такой работы?
Жухраю не приходит в голову простая мысль: а Гитлер, у которого было все спланировано, все нити в руках, и моложе он на десять лет, и вполне здоров, ? он-то 22 июня выступил? Ведь нет. А почему? Да просто Гитлеру, как и Сталину, надо было выждать, посмотреть, как будут развиваться события. А у Сталина просто и времени не было. К тому же его слово было слишком веско во всем мире, и поспешность тут ни к чему. Короче говоря, Сталин не только не мог, но и не должен был выступать. Никакой ангины у него не было, и в оправдании, и в защите он тут не нуждается. Выступил В.М.Молотов, нарком иностранных дел и второй человек в государстве. Из высших государственных руководителей 22 июня выступил по радио только Черчилль, для которого это был, понятное дело, счастливейший день жизни.
Так же беспощадно обвиняют Сталина еще в одном страшном грехе. Плодовитый Н.Зенкович сурово вопрошает: «Почему Сталин не поехал в Берлин принимать капитуляцию, а поручил это Жукову?» И опять не в силах раскинуть умом: почему те же Черчилль и Трумэн не поехали, а послали своих генералов? Да потому, что это именно их дело ? принимать капитуляцию.
Зато без конца мусолят несуразную выдумку о том, будто Сталин хотел лично принимать Парад Победы 24 июня 1945 года и непременно на белом коне. Нет, мол, ничего слаще и отрадней, как на 66-м году впервые в жизни лихо взлететь в седло и под гром музыки при великом многолюдстве прогарцевать по Красной площади на борзом скакуне. Ах, не удалось!.. Да ведь если уж так мечтал, то мог бы обойтись машиной, как позже ? Булганин, Гречко, Устинов, гораздо более молодые, как ныне ? Сердюков, уж вовсе юноша кризисной эпохи.
Коли я упомянул о Параде Победы, то нельзя не вспомнить, что Владимир Карпов писал, будто Сталин, поручая Жукову принимать Парад, втайне надеялся, жаждал, мечтал, чтобы тот, объезжая войска, свалился с лошади и «всенародно опозорился». Вы поняли? Вождь народа, Верховный Главнокомандующий мечтал, чтобы его прославленный заместитель грохнулся на брусчатку Красной площади и величайшее в истории Родины торжество обернулось бы вселенским позором ? так, мол, он ненавидел своего заместителя! И представьте, пользуясь своим положением, этот биограф, получив после смерти Жукова доступ к его архиву и к переизданию его «Воспоминаний», сумел в их 11-е издание, вышедшее в дни самого яростного поношения Сталина, всунуть туда (т.3,с.308) придуманный им разговор Сталина и Жукова, из коего-де следует: да, Сталин жаждал превратить Парад Победы в Парад Позора.
Так вот, для Сталина на Параде Победы достаточно было и того, что гитлеровские штандарты и власовско-ельцинские триколоры швырялись к подножию Мавзолея, на трибуне которого стоял он. Советский народ понимал, что в высшем смысле Парад принимал Сталин.
А еще В.Жухрай измыслил «личную секретную службу Сталина», а его ученик В.Вахания накатал целую книгу в 400 с лишним страниц, которую так и озаглавил. Ну, я вам доложу, это надо читать, чтобы развеселиться, если настроение плохое. Например, генерал этой службы Николаев «сов. секретно только для т. Иванова», т. е. для Сталина, докладывает ему, что застрелился Ян Гамарник, начальник Главного Политуправления Красной Армии. А генерал Джуга столь же секретно извещает Сталина, кто расстрелян по делу Тухачевского. А в конце пишет, что при этом на всякий случай «в район Москвы подтянута Первая конная армия Буденного, созданная товарищем Сталиным». А дело-то происходит в 1937 году, а Первую конную-то расформировали еще в 1923-м.
Усердие «секретной службы» иной раз доходит до того, что они докладывают Сталину, кто выступал, что говорил на заседании Политбюро, на котором он, Сталин, сам присутствовал и даже председательствовал.
А тут еще доктор исторических наук, профессор, член аж трех Академий, в том числе Академии военных наук Г.А.Куманев, в книге «Рядом со Сталиным» пишет, что в 1968 году встречался с Главным маршалом авиации А.Е.Головановым. Что же Голованов рассказал Куманеву? А вот, например: «В октябре 1941 года, когда враг стоял у стен столицы, Ставка послала в Перхушково, в штаб Западного фронта, армейского комиссара Степанова для выяснения положения на фронте. Мне довелось в это время быть в Ставке. Степанов, ознакомившись с положением дел, звонит в Ставку. Телефоны у Верховного были усиленные, и все было слышно».
Этот эпизод задолго до академика Куманева поведал миру тот же Феликс Чуев. Но у него Степанов вовсе не посланец Ставки, а член Военного совета Западного фронта. Поразительное дело! Ну как люди пишут о войне и не соображают, что их же легко проверить. Ведь известны все командующие фронтами, армиями, начальники их штабов, члены Военных советов и т. д. за всю войну. На Западном фронте ими были такие высокопоставленные люди, как Пономаренко, Булганин, Мехлис… И никакой Степанов там не числился.
Рассказ Голованова начинается так: «Жуков написал, что 6 октября Сталин спрашивал: отстоим ли Москву ? и он ответил: отстоим. А на самом деле Жуков предлагал сдать Москву, и так оно и было бы, если бы не Сталин». Однако дело в том, что Жуков не называл 6 октября, он в этот день был в Ленинграде, а писал об этом эпизоде так: «Не помню точно, какого числа…» То есть он, как все люди, кое-что не помнил, забывал и признавался в этом. И дальше: «это было вскоре после прорыва немцев на участке 30-й армии Калининского фронта и на правом крыле 16-й армии ? мне позвонил И.В.Сталин…» А на предыдущей странице ? читать надо! ? он пишет, что этот прорыв произошел 15 ноября. Вскоре после этой даты Сталин его и спросил: «Мы удержим Москву?» Раньше и быть не могло. Явившись из Ленинграда, Жуков сразу отправился на фронт, изучал обстановку, 10 октября он был назначен командующим Западным фронтом, и всю свою энергию направил на оборону.
Но слушайте дальше куманевского Голованова: «Степанов докладывает Сталину, что он посоветовался с местным руководством(!), и местное руководство(!) считает…» Стоп! Это что за местное руководство ? райком партии, райсовет, что ли, или правление колхоза?
И что же считало «местное руководство»? Оказывается, «что штаб фронта надо уводить(!) за Москву, видимо, в Арзамас». Профессор, вы знаете, где сей Арзамас, к тому времени прославившийся в веках только своими гусями? Это от тогдашней линии фронта километров, поди, 500 по прямой. И вот «местное руководство» в лице командующего фронтом Жукова, члена Военного совета Булганина и начальника штаба Соколовского хотело перебраться туда и из этой тихой гусиной глубинки храбро руководить войсками, сражающимися западнее Москвы. Вы соображаете, академик, в каком свете изобразили и Жукова, и Голованова?
Но чем же все это кончилось? О, ради концовочки все и придумано… «Сталин спросил: „Товарищ Степанов, узнайте у товарищей, есть ли у них лопаты“ ? „Какие лопаты?“ ? „Все равно какие“. ? „Есть лопаты! А что с ними делать?“ ? „Товарищ Степанов, передайте вашим товарищам, пусть роют себе могилы. А мы не уйдем из Москвы. Ставка остается в Москве“. Вот как тверд был товарищ Сталин и непримирим к трусам да паникерам, желавшим сдать Москву. Прекрасно! Благодаря своим высоким художественным достоинствам байка сия пользуется большой популярностью у патриотов-жукофобов.
Доверчивость и простодушие иных авторов просто изумляют. Вот Ю.В.Емельянов, автор фундаментального двухтомника „Сталин“, замечательной книги „Сталин перед судом пигмеев“ и других интересных книг. Человек ? знающий, честный, талантливый. И вдруг поверил пустопорожним воспоминаниям сына Берии ? Серго. Тот изображает себя человеком, который тоже, как Жухрай, уже в юные годы пользовался беспредельным доверием Сталина. Пишет, что в 1943 году, будучи курсантом Военной академии связи, участвовал в техническом обслуживании Тегеранской конференции. Возможно, но при этом еще уверяет, что Сталин без него просто шагу ступить не мог, беседовал с ним ежедневно часа по полтора, то и дело просил совета: „Как думаешь, что на такое предложение ответит Рузвельт? А Черчилль хитрит, ты замечаешь?“ и т. п.
Но это что ? хвастовство, и только! Автор же верит и болтовне о том, что Сталин с помощью юного советника подслушивал разговоры Рузвельта и Черчилля. Неужели не ясно, как это выглядит ? Сталин пригласил Рузвельта поселиться в советском посольстве и стал подсматривать за ним в замочную скважину, подслушивать с помощью „жучков“ его разговоры с Черчиллем… Сами обстоятельства, изложенные в воспоминаниях Серго Берии, начисто опровергают его же ложь. Неужели трудно понять, чем могло это обернуться в случае раскрытия. Зачем же этот вздор подхвачен?
А вот доктор исторических наук Ю.Н.Жуков, автор книги „Иной Сталин“ (М., Вагриус. 2003). Однажды у него состоялась беседа с корреспондентом „Нашего современника“ В.Зубковым. Имея в виду советскую эпоху, Ю.Жуков сказал: „Всякого рода фантазий на исторические темы хватало и раньше, но особенно обильно они сыпались на нас в период „перестройки“, когда общество стояло перед решающим выбором“ („НС“, 2004, № 12). Сразу надо заметить, во-первых, что как сыпались, так и сыплются, ныне ? даже гораздо обильней. Во-вторых, это чаще всего не пустые фантазии, а злобная сознательная клевета с целью деморализации народа. Наконец, никакого выбора у советского общества, в сущности, не было. „Перестройка“ началась под вдохновляющими призывами „Больше социализма!“, „Демократия!“, „Даешь ускорение!“ и т. п. А в конце концов, с помощью изощренной лжи, бесстыдных манипуляций демократы завели нас в джунгли дикого капитализма, где народ, как и было задумано, стремительно вымирает. Выбор же у нас был только однажды, когда мы 76 процентами голосов сделали его в защиту единого Советского Союза. Но предатели и враги народа Горбачев, Ельцин, Чубайс, вся продажная власть, выполняя волю Америки, наплевали на этот выбор многомиллионной страны…
Конечно, Ю.Н.Жуков прав в обличении „фантазий“, и можно было бы только порадоваться этому, если бы сама его публикация в „НС“, как и помянутая книга, не содержали подобных фантазий. Так, он пишет, что Сталин в начале 30-х годов задумал некий „полифонический новый курс“ ? „комплекс реформ либерального толка в области внутренней и внешней политики“. Что же именно? А вот, говорит, в 1935 году „власти разрешили ставить на Новый год елку“. Историк должен бы знать, что елка, как пришедшая к нам из Германии и хорошо прижившаяся немецко-католическая затея, была запрещена в 1914 году в обстановке антинемецкого бушевания. Да что елка! Тогда даже немецкое имя самой столицы запретили, дав ей новое, патриотическое. А советская власть никогда елку не запрещала. Да ведь сам Ленин однажды устроил елку для детей как раз на Рождество.
Какие еще приметы „нового курса“ усмотрел Ю.Н.Жуков? Оказывается, это молодежные балы, установление дипломатических отношений с Румынией, отмена хлебных карточек, учреждение звания Героя Советского Союза… И вот, говорит, Сталин считал, что для воплощения этого поистине полифонического курса „лучше всего подходит атмосфера страха и неуверенности, когда воля к сопротивлению подавлена…“. А что, ожидалось сильное сопротивление молодежным балам? И надо было опасаться восстаний против отмены хлебных карточек? Сталин-де считал также, что „всеобщая подозрительность и доносы полностью исключали сговор против „нового курса“… Сталин опасался, что его курс на демократизацию потерпит неудачу. И будучи готов провести его любой ценой, даже путем жестоких репрессий, развязал руки НКВД“. В то же время Сталин считал, что „нужен враг, скрытый, коварный, многочисленный. И его создали“.
Поняли? Не было у советской власти никаких врагов. Их Сталин сам создал. Только благодаря всему этому и удалось, как установить дипломатические отношения с Румынией, так и учредить звание Героя.
И вот еще открытие: „Скорее всего, к либерализации внутренней жизни Сталина подтолкнул приход Гитлера к власти“. То есть, если бы не бесноватый фюрер, не видать бы нам ни новогодних елок, ни молодежных балов, ни отмены хлебных карточек. Круто! Но непонятно. И все-таки хочется крикнуть „Хайль!“.
Историк уверяет, что именно после прихода Гитлера к власти „Сталин утвердился в идее „нового курса“. Он ощутил угрозу войны и понял, что страна должна выходить из изоляции… Но, имея в качестве государственной доктрины мировую революцию, найти союзников было невозможно. Надо было громогласно отказаться от краеугольного камня ленинизма“. Но позвольте, во-первых, большевики понимали, что и после разгрома интервенции угроза войны висит над страной всегда. И Сталин еще задолго до прихода Гитлера к власти заявил, что либо мы создадим могучую страну, либо нас сомнут. Во-вторых, преодолеть изоляцию мы стремились с первых же лет советской власти, еще со времен Генуэзской конференции 28 государств в 1922 году. Не надо изображать Гитлера учителем Сталина, как делают радзинские-млечины. В-третьих, никакой „государственной доктрины“ в виде идеи мировой революции у нас не было. Правда, Троцкий долго носился с идеей перманентной революции, но его же в 1929 году выставили из страны.
В 1936 году Сталин беседовал с американским журналистом Роем Говардом. Тот спросил: „В какой мере Советский Союз оставил свои планы и намерения произвести мировую революцию“? Сталин ответил: „Таких планов и намерений у нас никогда не было“.
Говард. Мне кажется, мистер Сталин, что во всем мире долгое время создавалось иное впечатление.
Сталин. Это является плодом недоразумения.
Говард. Трагическим недоразумением?
Сталин. Нет, комическим. Или, пожалуй, трагикомическим. Мы, марксисты, считаем, что революция произойдет и в других странах. Но произойдет она только тогда, когда это найдут возможным или нужным революционеры этих стран. Экспорт революции ? это чепуха. Каждая страна, если она захочет, сама произведет свою революцию». А за Троцкого Сталин не отвечал.
Собеседник историка В.Зубков особенно мило выглядит на страницах патриотического журнала. Он, например, с недоумением вопрошает: «Подождите(!), тогда выходит, что вал разоблачений о советской власти и Сталине в конце последнего десятилетия прошлого века ? ложь?» Он жил в полной уверенности, что это был мощный вал святой правды. Но еще больше изумляет ответ: «Не совсем (! ? В.Б.). При Хрущеве вновь началось финансирование братских партий, произошла реанимация курса Троцкого и Зиновьева. Рядом с обоими маячила фигура Суслова, творца этого леворадикального ренессанса, отбросившего страну к началу 20-х годов». Подумать только, нас отбросили к началу 20-х…
Обычную практику международной жизни ? в своих интересах использовать противоречия внутри других стран и между странами ? ученый изображает как возрождение теории перманентной революции Троцкого. Да ведь так всегда было и будет в мире! И никто больше не занимается таким ренессансом, как США, где нет никакого Суслова. Почему мы в свое время создали военную базу на Кубе ? во имя идей Троцкого? Да просто для того, чтобы противостоять Америке, окружившей нас подобными базами. А Суслов М.А. умер в 1982 году. И что, к тому времени страна вместе с Королевым, Курчатовым, Гагариным была отброшена к началу лапотных 20-х? Оглянитесь, профессор: сегодня ? вот уж впрямь отбросили нас черт знает куда!
А еще ученый-патриот и защитник «иного Сталина» извещает нас о «провале первого пятилетнего плана». О полном провале!.. Сталин свой доклад об итогах пятилетки на пленуме ЦК и ЦКК 7 января 1933 года начал с цитат из многих буржуазных газет всего мира об этих итогах. С таких, например, если кратко: «Это не план, это спекуляция»… «План потерпел полный крах»… «Сталин и его партия оказались перед лицом краха пятилетнего плана»… Сталин отнес авторов этих заявлений «к той породе ископаемых, для которых факты не имеют значения». И вот минуло почти восемьдесят лет, и на наших глазах русский ученый, сотрудник Института истории Академии наук занялся пропагандой взглядов на первую пятилетку этих зарубежных ископаемых: план провалился!
Как же он это доказывает? Да никак. Правда, в отдельной книге пытается хоть как-то сделать это, заявив, что «план был сведен к 65 „ударным стройкам“». Кавычки свидетельствуют о его просвещенной ухмылке. А сколько строек было намечено до сокращения? Молчит. И какие же стройки остались в плане и осуществлены за четыре года и три месяца? Обратно молчит. Что ж, тогда назовем некоторые: Днепрогэс, например. Что, построили, а там ничего не крутится, тока нет? Провал, как ныне на Шушенской? Сталинская пропаганда? Или тракторные заводы в Харькове, Сталинграде и Челябинске возвели, а первый тут же перепрофилировали на изготовление кастрюль, второй ? ножей да вилок, третий ? ночных горшков? Опять провал? Опять большевицкое вранье? Или автомобильные заводы в Москве и Нижнем Новгороде, металлургические заводы в Магнитогорске и Кузнецке отгрохали, а они тут же развалились? Нет, маэстро из Академии. Все работало, как и было запланировано. И 65 таких строек за 51 месяц ? это поистине невиданный в мире подвиг народа.
Да читал ли биограф Сталина его речь на помянутом пленуме? Ведь там он сказал известные всем слова:
— У нас не было черной металлургии. У нас она есть теперь.
— У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь.
— У нас не было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь.
— У нас не было станкостроения. У нас оно есть теперь.
— У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь…
Это что ж, товарищ Сталин голову морочил советскому народу, как Путин и Медведев ? байками о прогрессе по всем направлениям, хотя им больше подошли бы речи в таком роде:
— У нас не было ограбления всего народа. Теперь оно есть у нас.
— У нас не было кровососов-миллиардеров. Теперь они есть у нас.
— У нас не было вымирания народа. Теперь оно есть у нас.
— У нас не было нищих и проституции. Теперь они есть у нас на каждом углу.
— У нас не было туберкулеза, сифилиса и Немцова. Теперь они есть у нас.
— У нас не было Чубайса, Новодворской и Познера. Теперь они есть у нас.
— У нас не было празднования Хануки в стенах Кремля. Теперь оно есть у нас.
— У нас не было историков, подобных Сванидзе, Сахарову. Теперь они есть у нас…
Сталин привел в докладе высказывания о пятилетке также тех зарубежных газет и деятелей, которые смотрели на дело не предвзято. Например: «СССР выиграл первый раунд»… «В состязании с нами большевики оказались победителями»… «Достижения пятилетнего плана ? изумительное явление»… «Сделано больше, чем намечалось… Россия ? страна с душой и идеалом»… «Наши достижения ? пустяк по сравнению с тем, что делается в СССР» и т. д. Но историк Жуков как бы ничего об этом и не слышал.
Но ярче всего образ «иного Сталина» встает перед нами в главке беседы, ласково названной «Агония». Тут ученый извещает нас: «С 16 января 1951 года, после третьего инсульта, Сталин уже не работал. Ему отказывала память, он перестал соображать». Очень интересно! Но странно, что 16 января, в означенный Жуковым день инсульта, он принимал посетителей в своем кремлевском кабинете, всего ? числом семь, последний вышел в 00.45. И весь год, вплоть до 9 августа, когда, видимо, уехал отдыхать, Сталин принимал по 10?15, даже 20 человек. Как же это он мог в беспамятном состоянии? Но мало того! В феврале 1951-го он дал большое интервью корреспонденту «Правды». В сентябре ответил на письмо Мао Цзэдуна. В октябре ? ответил на вопросы опять же «Правды». В декабре ? письмо агентству Киодо.
Примерно такая же картина и в 1952 году: не каждый день, но регулярный прием по 10?15?20 посетителей. После 19 сентября был перерыв до 1 октября. Видимо, именно в это время Сталин трудился над работой «Экономические проблемы социализма в СССР», ибо под ней стоит дата ? «1952 год, 28 сентября». И опять ? интервью, письма, наконец, в октябре ? участие в работе XIX съезда и знаменитая речь на нем, произнесенная, кстати, без бумажки. Жуков сказал о ней так: «Сталин был уже слишком слаб ? он с трудом произнес эту семиминутную речь». На самом деле Сталин говорил более получаса. Итак до первых чисел марта 1953-го. А кроме того, были же встречи, беседы и вне кремлевского кабинета: на квартире, на даче, может быть, в ЦК.
Так спрашивается, кому же отказала память? Кто перестал соображать? Да, да, все они хотели как лучше…
2009
Данный текст является ознакомительным фрагментом.