Дружеское слово

Дружеское слово

За последние годы у нас уже довольно часто стали говорить о хорошем и дурном вкусе. Появился ряд статей, брошюр, много передач по радио. Об этом рассказывают на занятиях в университетах культуры. Больше того, уже принимаются административные меры, в частности запрещающие выпуск так называемой «художественной продукции» халтурщиков…

Всё это важно и нужно; и очень хорошо, что к воспитанию чувства прекрасного вплотную подошло и кино — одно из самых могучих средств пропаганды. На экранах страны демонстрируются научно-популярные фильмы о великих произведениях живописи и скульптуры, о творениях замечательных зодчих, о русском балете и театре.

Если молодой зритель, у которого только ещё начинают воспитывать понимание прекрасного, с пользой для себя посмотрит убедительно, по-настоящему сделанный фильм о «Сикстинской мадонне», а потом попадёт на десяток довольно пошловатых фильмов (примеров приводить не буду, они всем известны), то вряд ли этот зритель далеко продвинется в своём эстетическом воспитании.

Однако я не хочу касаться вопроса, почему на экране появляются, мягко выражаясь, антихудожественные фильмы, где всё пронизано духом воинствующего мещанина, где, начиная от режиссёрского замысла и кончая манерами, одеждой, обстановкой квартиры, в которой живут герои, — буквально всё напоминает ту самую рыночную «художественную» продукцию, что встречается иногда и в магазинах.

Вкус уродуется, конечно, не только фильмами и рыночной продукцией. Взять хотя бы дешёвые украшения, выпускаемые всякими артелями. Пластмассовые клипсы, брошки, перстенёчки, побрякушки. Как правило, они пошлы, безобразны, отвратительны. Ну чего стоят хотя бы брошки с целующимися голубками? Ведь это же для тупиц!

Ну а как подсказать девушке неглупой, но у которой вкус не воспитан: «Остановись, не покупай!» Кто скажет? Тем более, что далеко не все девушки читают газеты и журналы. Я думаю, что нашей лекционной пропаганде и на селе и в рабочих посёлках не следует гнушаться и такой, казалось бы, мелкой темы, если она способствует воспитанию хорошего вкуса. И главное, необходимы конкретные примеры, о чём я уже говорил.

Помнится, как-то давно в клубе молодёжного городка я выступал перед читателями. Собрались ребята и девушки, все они работали на одном из заводов-гигантов. До начала беседы оставалось время, и я попросил повести меня в общежитие. Должен сказать, что для молодёжи были созданы очень хорошие условия: современные здания, чистые, светлые комнаты с зеркалами и красивыми занавесками. А в комнатах девушек, уже по их собственной инициативе, полно всяческих украшений: ковриков, картинок, статуэток, вазочек…

В клубе разговор шёл о книгах, о воспитании, а потом так, между прочим я высмеял эти самые коврики с лебедями, картинки на стекле, где нарисованы сухорукие балерины, амуры, похожие на поросят, и прочую уродливую халтуру, которая охотно покупается девушками.

У них над кроватями висели размалёванные открытки с напомаженными хлыщами и волоокими красавицами в венке из незабудок. Видел я оставшиеся от купеческих девиц и вновь возрождённые рыночными пошляками такие живучие символы, как пронзённое сердце и чайка с конвертом.

Я заметил, что ребята, сидящие рядом с девушками, начали пересмеиваться и указывать взглядом то на одну, то на другую. А потом мне сказал комсорг, что уже на другой день в девичьих общежитиях не осталось ни одной пошлой картинки.

В чём тут дело? Неужели так уж сразу подействовало слово? Нет, здесь всё гораздо проще: ни одна из уважающих себя девушек не позволит, чтобы над ней подсмеивался, допустим, её близкий товарищ или друг, сидящий рядом. А главное, из-за чего? Из-за какой-то паршивой картинки? Слово моё было лишь толчком.

Могут возразить: да ведь всё это несущественно, мелко в сравнении с вопросами огромной важности, о которых мы знаем из постановления о задачах партийной пропаганды.

Но дело-то в том, что и в постановлении указывается на необходимость использования в пропагандистской работе идейного и эмоционального воздействия искусства, и в частности живописи и скульптуры. Вполне понятно, что эта пропаганда может носить и вполне конкретный характер, если мы будем противопоставлять настоящее искусство пошлости и безвкусице. Борьба с этими дурными явлениями далеко не закончена, и, видимо, учитывая особенности той или иной аудитории, надо и вести пропаганду словом.

А слово может быть разным — простым, убеждающим, гневным, ироническим, но всегда дружеским, особенно когда говоришь с молодёжью. Тут сквозь скорлупу наигранного скептицизма, сквозь болезненную непримиримость к совету старших, к поучениям дружеское слово проникнет в любую душу.

Пусть юноша делает вид, что для него это всё не ново, пусть на губах его стынет ироническая усмешка, слово это обязательно дойдёт — не сегодня, так завтра. Только бы оно не было равнодушным, казённым, чтобы не цитаты властвовали, а ваша сила убеждения, основанная на желании пробудить в человеке благородные мысли и чувства.