Индия, Август-Сентябрь

Индия, Август-Сентябрь

Ладакх

Последнее прибежище Тибета, как его называют, или даже «Малый Тибет».

Здесь не хватает кислорода. Даже дети и собаки ходят здесь медленно. Здесь находятся самые высокогорные дороги в мире. Даже мой мотоцикл глохнет. Двигателю тоже нужен кислород. По дороге на озеро Пангонг, проезжая через перевал, приходится слезать с мотоцикла и газовать. Мотоцикл больше не в состоянии нести свою ношу. Несколько шагов – и я почти падаю на землю, хватая ртом воздух, который не способен насытить, мне ведь тоже нужен кислород. Это ещё ничего, есть люди, которые теряют сознание или которых рвёт от высоты. Даже летальный исход возможен.

В зимние месяцы сюда можно попасть только на самолёте. У моего нового знакомого, французского торговца антиквариатом, есть особое ожерелье. Оно сделано из запястий тибетской женщины, умершей двести лет назад. Он говорит, мертвецов в Тибете не хоронили. Слишком тяжело долбить землю, чтобы выкопать могилу. Тела резали на куски и бросали в горах, для зверей…

Четыре-пять тысяч метров над уровнем моря. Как люди работают на такой высоте? Строят дороги? Таскают камни? Целую бесконечность наблюдаю, как ладакхская женщина несёт мне чай из соседнего дома. Её муж, учитель начальной школы, появляется дома только на выходных. Она живёт со свекровью, старой женщиной с двумя тонкими, седыми косичками.

Здесь всегда слишком холодно или слишком жарко, неуютно и величественно. Пища, так же, как и воздух, лишена витаминов. Цампа – ячменная мука, замешанная на воде или чае, с маслом из молока яка, до состояния липкой массы. Или тукпа – жидкий суп с лапшой и одинокими, не разварившимися овощами. Несколько листьев капусты. Солёный чай, с тем же маслом из молока яка. Овощи не разваривают, чтобы сохранить в них как можно больше витаминов. Вот и ответ, почему буддисты не вегетарианцы. Вегетарианство в таком климате и с таким набором доступных питательных элементов кажется несовместимым с жизнью. И всё-таки вегетарианцы здесь есть.

А мне постоянно хочется чего-нибудь существенного. А селёдку я хочу просто всегда. Она стоит у меня перед глазами, она плывёт над моими ресницами (как в «Мухамбази» Григола Орбелиани). Я чувствую её божественный аромат. Я клацаю зубами в пустоте и просыпаюсь. Уже много месяцев не ела селёдки. Я очень внимательно отношусь к знакам своего организма. Чего оно хочет, того ему и надо. Если хочу селёдки, значит, не хватает Омеги-3. Надо будет купить в аптеке.

По дороге с голубейшего, солёного озера Пангонг обратно в Лех мотоцикл затихает посреди горного потока. Приходится слезать и катить его, по щиколотку в ледяной воде. Кеды мокрые и холодные. В маленькой деревушке просим пару пакетов и надеваем на кеды. Так ветер не проникает. Трогаемся опять.

Через пару часов начинается штормовой снего-дождь. Дорога витая и опасная, под колёсами пропасть, дна которой не видно. Видимость на нуле. Очень холодно, одежда вымокла, снег бьёт в глаза. Продолжать путь невозможно. Но ближайшая деревня в часе езды.

Нас приютит семья кочевников, в своём шатре, сделанном из жёсткой шерсти яка. После четырёхчасового путешествия этот простой тесный шатёр, с земляным полом и печкой посередине, кажется мне таким домашним и уютным. Спасибо за приют этим простым людям, живущим такой тяжелой жизнью, которую мы даже не представляем. Им приходится бороться за всё. Даже за самое малое, которого мы и не замечаем. За горячую воду, за чай, за простую еду. И всё это при постоянном кислородном голодании.

Разговариваем жестами, английского они, конечно, не знают. Она взбивает кислое молоко яка в курдюке, делает сыр. Подкладывает лепёшки яка в печку. Печка любит эти лепёшки. Это лучшее топливо. Маленький мальчик играет теми лепёшками и смотрит на нас во все глаза.

Лепёшки яка не воспринимаются здесь как экскременты. Это топливо и строительный материал. Не хватает воды, а значит, руки после общения с ними не моют, продолжают месить тесто, размешивать простоквашу.

Мать женщины, или, может быть, свекровь, приносит тибетский солёный чай с маслом всё того же яка. Да, это то, что мне сейчас надо. Так согревает!

Вся жизнь здесь до сих пор стоит на яках. На яках пашут и убирают урожай. Из шерсти яков делают шатры. Лепёшками яков топят печи и строят из них дома. Из молока делают сыр и масло.

Дали немного, ещё не готового, сыра из курдюка, который взбивали. Протянули сыр прямо на пальце. Мой спутник пробовать не стал. Я пробую. Я человек не брезгливый, и сыр я люблю. И живот у меня железный после тех лет, проведённых в Индии. (Я сейчас стучу по дереву и сплёвываю три раза).

Через несколько часов шторм заканчивается, а мы отогреваемся. Печка на яковых наках высушивает мою одежду, и мы пускаемся в путь опять.

До Лех остаётся всего пару часов. Там я попрошу хозяйку дать мне аж два ведра кипятка. На Ладакхе горячая вода не льётся из-под крана, даже для богатых иностранцев. Чтобы принять душ, надо просить хозяев подогреть ведро воды на газовой горелке. Так вот, я попрошу два ведра, вылью этот кипяток в большой чан, смешаю с холодной водой и сяду в этот чан. А сверху можно будет поливаться из ковша. И пить солёный тибетский чай! Господи! Да это счастье! Я узнаю его. Эти мысли согревают меня всю оставшуюся дорогу.

Довелось мне попить солёного чая и с двумя буддистскими монахами. Это было в полуразвалившемся буддистском монастыре, который, как муравейник, прилепился к скале. Монахи скромно улыбались и подливали ещё. Внешняя стена их кельи была почти полностью разрушена. Сквозь пролом можно было наблюдать окружающие нас лысые горы. Один монах спрашивал, кто я и откуда. Другой, еле скрывая любопытство, ждал перевода. Я принесла немного сансары в их жизнь, пробудила любопытство. А может, они уже давно ждали, кого бы расспросить о том, что все эти европейцы тут делают. Спрашивали меня о других странах. Мне очень хотелось их успокоить и сказать, что путешествия на картинках выглядят красивее, чем в действительности. Но меня саму это вряд ли успокоило бы.

Двухдневный автобус обратно в Манали. Опять горячий источник и вид на водопады из окна. Потом долгий автобус до Дели.

Кто знает, что такое двадцатичасовой автобус? А что такое двадцатичасовой индийский автобус? Почти все сиденья сломаны. Моё не опускается, а у соседей впереди, напротив, опускается прямо мне на колени. Таким образом я проведу сутки. В сидячем, вертикальном положении, с индусской семьёй на коленях. Им удобно. Когда я, в очередной раз, прошу их поднять спинку сиденья, они раздражаются. Карма им в глотку!