Весна в Гоа
Весна в Гоа
Ну, и жара же стоит этой весной в Гоа! Спим, завернувшись в мокрые простыни, прямо под вентиляторами. Немного спасает от жары, если только окунуться в море, сесть на мотоцикл и крутануть рукоятку газа… Сногсшибающе пахнет заферментированными плодами кешью. Время жать фени. Нет, я не использую сейчас гоанский сленг. Фени – это местный алкогольный напиток. В апреле и мае всё население Гоа жмёт фени из плодов кешью. Жмут в специальных гигантских прессах, во дворе. На вкус и запах зелье похоже на бензин. А пьётся нормально.
Опять гитары, барабаны, костры. И, самое главное, – чувство тотальной свободы.
Все ходят в одежде стиля «кто во что горазд». В основном это эклектика фольклорных мотивов. Так называемый трайбл. Я обожаю эту интернациональную фолк-эклектику. Мне она очень идёт. Широко используется бинди – точка на лбу и каджал – чёрый карандаш вокруг глаз. Каджалом здесь пользуются даже многие мужчины. Взгляд становится выразительный, как на изображениях индуистских богов.
На закате на пляже, в месте, которое так и называется «на закате», можно увидеть самые невероятные варианты костюмов. Люди поют мантры под гитару. Повторяют по сотне раз: «Шива, Шива, Шива шамбо». Жонглируют огнями. Крутят пои. Звучат флейты и диджериду. Танцуют трайбл-денс, занимаются акро-йогой.
Каждый день концерты. Очень много странных людей, и многие из них действительно интересны. Иногда заезжают знаменитости. Да, чего там только нет! Настоящий паноптикум!
Что это? Мой потерянный рай? Вот он?
После той золотой клетки, место действительно напоминает потерянный рай. «Наш ковёр – цветочная поляна, Наши стены – сосны-великаны, Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы…»
Ну, в самом деле, в чём счастье? Ну, не в аллергенном же воздухе пятизвёздочного кондиционера!
Получается, я нашла, что искала? Как же мне повезло! Я выбираю свободу!
Наконец, села за руль мотоцикла. Это сейчас я езжу на большом, пугающем новичков мотоцикле. А тогда даже не умела пользоваться ручным тормозом на велосипеде. И, честно признаюсь, имела мотофобию. Но ведь я здесь, чтобы побороть свои страхи…
В мае Гоа постепенно пустеет. Все разъезжаются, кто куда. Те, кто остался, обычно собираются в одних и тех же пляжных ресторанах, чтобы скоротать время.
Есть в этом какая-то поэзия, когда на ограниченном пятачке остаётся всего несколько человек. Тогда у людей нет выбора. Их как будто сплачивает общее дело. Им просто приходится становиться друзьями…
И вот мы сидим в ресторанчике на пляже, человек пятнадцать. Все из разных стран. Ужинаем, тихо разговариваем ни о чём. Ревёт прибой. Жара. Ветер качает бумажные фонарики под потолком, они отбрасывают переменчивый свет на стены и пол, как в старой пиратской таверне.
В шесть вечера здесь начинают крутить фильмы. Мы редко их смотрим. В основном я прихожу сюда поесть десерт с мороженым и поболтать.
Десерт «Шалом малка» появился в Индии во времена израильского «нашествия». Израильтяне были здесь самой распространённой нацией туристов и привезли с собой «Шалом малка» и фалафель. Позднее, во времена «нашествия русских», здесь появляются сырники и окрошка. Рестораны приспосабливаются к вкусам основного туристического потока.
«Шалом малка» или «Hello to the queen» – это ванильное мороженое с бананами и крошкой шоколадного печенья, очень сытное, огромное, и его почти невозможно съесть в одиночку. Но можно поделиться. В Индии вообще порции огромные, как на двоих. При этом питаться в ресторанах дешевле, чем готовить самостоятельно. Но санитарные условия, конечно, оставляют желать лучшего. Индия тем и знаменита.
Мой приятель, весёлый толстый парень, завсегдатай этого места, похож на Будду. Он всегда всем доволен, и все его любят. Он пишет приключенческую книгу от руки, глядит на океан и уверяет, что побаивается своего папу. Папа у него человек богатый и уважаемый. «Будду» всегда можно найти здесь. Я обожаю навещать его. Неожиданно для всех толстый «Будда» подсаживается на героин… Не веря своим глазам, мы наблюдаем, как он угасает.
Вообще, наркотики в Гоа – это проблема. Вот вам и тёмная сторона свободы. Я имею в виду настоящие наркотики, выработанные в лабораториях химическим путём, а не какую-нибудь невинную травку. Почти любой ингредиент можно без рецепта купить в простой аптеке. Сколько уже я их видела, этих падений. Сколько человек дорывается до наркотиков и начинает целенаправленно разрушать своё тело и личность. Причём с таким серьёзным видом, как будто это дело их жизни и они выполняют серьёзную миссию. Сколько человек, будучи «на чём-то», разбилось на мотоцикле! Выжившие могут потом сидеть в джус-центре, истекая кровью, со сломанным плечом и дырой в голове. Под героином они не чувствуют боли и выпрашивают деньги на новую дозу. Приезжает нормальный, адекватный человек, а уезжает человеческий объедок, зомби.
Глядя на молоденькую девушку-блондинку с только что сломанной челюстью и льющейся из носа кровью, индус-официант подходит к ней, шлёпает по щекам и говорит:
– Сдвинь ноги, дура. Сколько раз я тебе говорил.
Она послушно сдвигает. На ней надета старая белёсая хламида и никакого нижнего белья. Она постоянно съезжает со скамейки.
– Слава богу, в пятницу у неё самолёт в Санкт-Петербург.
Некоторые циники шутят:
– Вот какой хороший подарочек для родителей вернётся!
Случаются и самоубийства. Наркотики вызывают невыносимую депрессию. По передозу русские на первом месте. Тем в Индии и прославились. «Умом Россию не понять» (Ф. Тютчев).
Сколько путешествую, вижу разное, и могу с уверенностью сказать: «Русские – самые хорошие и самые плохие люди на свете». Ну, вот тяжело найти серединку! «Моя ползучая Россия. Крылатая моя страна!» (И. Северянин). Начинают за здравие, кончают за упокой.
А Индия опасна. Рядом с солнцем и свободой чувствуется какой-то срыв и смерть. Ведь летели в солнечную страну отдохнуть, поправить здоровье, подзагореть, книгу написать.… Вот люди и шутят:
«Сейчас Гоа уж не „торт“».
Но у каждого свой Гоа. Каждый делает выбор сам. Гоа не прощает ошибок. Здесь, рука об руку, ходят романтика свободы и разрушение. Ты можешь научиться играть на музыкальном инструменте, а можешь стать наркоманом и опуститься. Для кого-то диджериду и пляски у костра, а для кого-то – ложка с порошком. Некоторым удаётся совмещать, какое-то время. Выбирай, какой Гоа твой. Нет, не все люди могут совладать с тотальной свободой!
В очередной раз задаю «Будде» глупый вопрос, наблюдая, как он подогревает зелье на ложке:
– Может, бросишь? Зачем тебе это надо? Хватит уже. Пойдём пива попьём лучше.
Как будто героинового наркомана можно убедить такими слабыми аргументами.
– Да ты что. Я же худеть начал. Я же всю жизнь похудеть мечтал, – отвечает он ватным языком, блаженно улыбаясь.
Он больше не закрывает дверь в свою комнату. К нему может прийти кто угодно и забрать что угодно, если это, конечно, не героиновая ложка.
Зелье в ложке над свечой начинает пузыриться.
– Ты же ещё книгу не дописал, – последний, самый сильный аргумент.
– Всё, оставь меня в покое! Ты чё ко мне пристала?! – наконец огрызается «Будда». – Ты мне худеть мешаешь, неужели не понятно?!
Потом, всю ночь, он бродит полуголый по пляжной деревеньке, размахивая индийским флагом, который сорвал с чьего-то мотоцикла, и ватненько напевает «Интернационал». На лице добрая, блаженная улыбка. Знатоки говорят, что это уже и на героин не похоже. Это что-то другое. Кто его знает, героин не героин, а сколько уже народу так загнулось! Всего за те несколько дней, что меня не было на пляже, он потерял около десяти килограммов! Кожа висит на нём складками, как одежда с чужого плеча. Вот я опять собираюсь уезжать на несколько дней и с болью думаю: «Что же от него за эти дни останется?»
Наутро мы заходим к нему в последний раз. Дверь нараспашку, он сидит, развалившись на стуле, подперев голову рукой, и тупо «медитирует» над своей наркоманской ложкой и пакетиками с порошком. Он нас замечает, но удовольствия не проявляет. Наоборот, всем своим видом обозначая неудовольствие, демонстративно начинает готовить очередную порцию. Когда он заряжает этим «ацетоном» шприц, я сую его мобильник в свою гоанскую набедренную сумку.
– Всё, мы пошли. Приятного трипа.
Он бросает на нас раздражённый взгляд:
– Валите.
Решение принято. Звоним папе в Москву. Сдаём его, можно сказать.
– А вы кто?
– Да мы никто, просто соседи.
– А зачем вам это надо?
– Да вот, человека спасти благородно пытаемся.
– А вы какое отношение к этому имеете?
– Да просто живём на одном пляже с ним.
С того конца трубки фонит негативом. Это можно понять. Кому хочется такое услышать? Неловко.
Я пытаюсь оправдываться:
– У нас тут как в пионерском лагере. Весело. Много интернациональных друзей.
Это было неуместно. Молчание. Хорош пионерский лагерь!
– Он нам всем нравится. Парень, вообще-то, неплохой, вот и пытаемся что-то сделать…
Ну, кто мог подумать, что он подсядет? Он казался таким самодостаточным! Никогда не знаешь, как человек отреагирует на наркотик. Я даю папе точный адрес. Он прилетает следующим чартером.
«Будду» забирают домой, с ремнём, как школьника. Думаю, в знак благодарности, он обзывает нас последними словами, покидая Индию.
Может, и правда, надо было его оставить в покое? Что, нам больше всех надо? У каждого свой выбор. Не знаю. Такая вот дилемма. Хорошо, что у него был кто-то, кто мог его забрать. Сколько уж их покидало Гоа в ящике! Но больше, я, наверное, так не сделаю. Моя наивная отзывчивость смывается воздухом свободы. Каждый решает для себя. Точка.
Гоа опустел. Начались дожди. Смотреть, как гаснут последние наркоманы, я не желаю. Весь поток идёт на север. Я устремляюсь вслед за потоком, в великие Гималаи.
Индийский поезд. Три полки, а не две. Причём иностранцам стараются дать самую верхнюю полку, чтобы были подальше от местных. Индийские пассажиры не спускают с них глаз ни на секунду.
Пахар Ганж – район Дели, где останавливаются путешественники. Мокнущая помойка во всей красе. Едва ли не самый шокирующий быт, который я видела в жизни.
В центральной Индии нельзя просто проехать напрямую из города в город. Каждый раз нужно возвращаться в Дели.
Окно моего номера в Дели выходит в коридор. В него постоянно заглядывает мальчик-работник, приходится закупорить окно, несмотря на жару.
Рестораны, гестхаусы, велорикши и лжесвятые. На улицах Пахар Ганжа – толпы шарлатанов, притворяющихся саду (святыми). Нежелание разбираться в их подлинности – одна из причин моей неспиричуальности. По похожей причине я и политически неграмотна.
Беру велорикшу. По дороге вижу, как парень гонит битой из дома обезьяну. Обезьяна выпрыгивает из окна и несётся по крышам, держа в руке нечто похожее на кошелёк.
Чем больше путешествую, тем больше понимаю, насколько шокирующа Индия. Если хотите культурного шока в каждой новой стране, оставьте Индию напоследок. Если бы я только начинала путешествовать, я бы так и сделала. После ошарашивающей Индии всё кажется умеренным и спокойным. А ещё Индия не всем сразу нравится, сначала нужно «присвоить» её себе.
Спальный автобус в Дарамсалу. Вместо сидений – двуспальные лежаки. Мне даётся несколько вариантов лежачих попутчиков. Индийский парень с загоревшимися надеждой глазами: «Вот попёрло!» Тибетский монах в бордовом платье и французская женщина с ребёнком. Я наотрез отказываюсь от парня, тибетский монах наотрез отказывается от меня, остаётся французская женщина с ребёнком. Я поднимаю бучу: я, мать и ребёнок – это уже три, а не два человека на лежанке. Как ни странно, служащие входят в положение и расселяют нас в соответствии с нашими убеждениями. В результате у меня остаётся отдельная двуспальная лежанка.
Радуюсь я не долго. Когда поднимаемся в горы и меня начинает катать по широкой лежанке из стороны в сторону, я понимаю, что попутчик был бы точкой опоры. С трудом удаётся заснуть, подоткнув под себя куртку.
Просыпаюсь на горной дороге. Уже рассвело, автобус сильно кренит, и я почти лежу на стекле. Дорога слишком узка даже для легковушки. И я вижу, как внешние колёса нашего автобуса проворачиваются в пустоте. А за стеклом, под колёсами, километровая пропасть. Больше я не засну.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.