Без мужчин

Без мужчин

В разгар белых ночей нелегкая журналистская судьба занесла меня на концерт Бориса Моисеева – хэдлайнера питерского мероприятия «Ночь музыки», когда народ, по замыслу организаторов, до зари подпевает-подплясывает на дюжине музыкальных площадок.

Со времени «Я уехал, я уехал в Петербург – а приехал, а приехал в Ленинград» Моисеев, намой вкус, является эталоном представления о российском духовном вообще и о питерском культурном в частности. Российский середняк любит ведь лишь прошлое, для него Петр и СССР едины, и если добавить про любовь, то получится мило, а если про связь поколений – то умно и правильно.

В общем, на концерт Белого Кролика (с лицом откормленного Энтони Хопкинса) я, правда, хотел взглянуть. Действительность же превзошла ожидания. Гигантское поле возле яхт-клуба было забито раскачивающейся толпой. Передо мной рыдала, переживая катарсис, дама в возрасте. Мужичонка из тех, что украдкой подбирают бутылки, орал: «Боря, ты гений!» Трио обнявшихся окраинных мальчуганов в бусиках тянулось на цыпочках: «Боря, мы тебя любим!» Несколько разнополых пар жестоко вальсировало. Моисеев, перекрикивая «плюсовую» фонограмму, проникновенным речитативом повторял: «Питер!», «Любовь!», «Девочки!», «Мальчики!», «Боря!», «Ручки!».

При слове «ручки!» поле отвечало воплем и лесом рук с зажигалками. Я видел подобное семь лет назад на концерте ДДТ под Выборгом и год назад на концерте Red Hot Chilly Peppers в Гайд-парке.

Я заболевал. Со мной такое было однажды после пазолиниевских «120 дней Содома» – там тоже происходило то, что не должно, не могло происходить.

– Почему его так любят? У него нет голоса. Он не умеет петь. Он пошляк, ведь пошлость – это вторичность, повтор, – сказал я жене (Моисеев причитал: «Расссия!.. Люблю вас!.. Пииитер!»).

– Ты не понимаешь. Он добрый. Он добрый и ласковый. Он глупый, но как ребенок.

– Не понимаю. Его обожают даже мужики. Даже те, которые орут, что пидоров надо мочить. Которые жрут пиво из горлышка. То есть те, из которых, к сожалению, на девяносто процентов состоит эта страна.

– Их привели сюда их женщины. А Боря несчастный. Несчастных прощают и любят. А тебе Боря разве не нравится? Я рада, что посмотрела.

И тут я понял, что мне Белый Кролик – нравится. Потому что он больше мужчина, чем девяносто процентов российских мужчин. Он, по крайней мере, делает на доброте и несчастности деньги. А другие просто мечтают отобрать деньги у тех, кто жесток и счастлив. Российский мужик – трус, за которого вкалывает баба. Он орет, что все продано, и тырит по мелочи, как только выпадает возможность. Тираж женских глянцевых журналов в России в десять раз больше тиража мужских: наш мужик удавится, но не потратит сотню, чтобы прочесть, что свитер в джинсы не заправляют и что барсетки носят лишь лохи. Самая распространенная в России профессия – охранник. В здании, где мы арендуем помещение, при входе смотрит телик дюжина мордоворотов в форме. Это у них такая работа. Вдоль дорог, по которым я езжу, сидят в кустах жирнозадые прапора, которые предлагают за деньги услуги, монопольно закрепленные за ГИБДД. В Думе и Совфеде сидят дяди, которые принагнутся ровно настолько, насколько этого потребует текущий момент, и осознают текущий момент ровно на требуемую глубину. Все перечисленное считается настоящим мужским делом – как и отращивание живота и зада, потребление пива из горла и мечтание о дне, когда Россия поднимется с колен. Не считать же мужским делом размышления о том, а какого хрена она на них встала.

И как только это все пронеслось перед моим внутренним взором, на сердце вдруг полегчало. Я полюбил Борю.

– Девааачки! Мальчики! Отпустиииите меня! Дайте погулять по Пиииитеру! Любовь! – проникновенно шептал он в микрофон, что означало: концерт окончен.

– Боря, возьми нас! – рыдали трое обнявшихся пареньков.

На месте Моисеева я бы взял.

В России мужчины ни на что другое не годны.

2005