С широко закрытыми глазами

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

С широко закрытыми глазами

Если не давать слово врагам, их место займут фантомы, в борьбе с которыми мы и увязнем.

Есть в Москве, в кишечнике переулков близ Мясницкой, клуб «Билингва», с пивом и музыкой – из числа, что называется, неформальных. Главной его особенностью являются политдебаты, на которые раз или два в месяц специально собираются авторы страничек в Живом Журнале.

Ради дебатов в «Билингву» и имеет смысл идти. Там сходятся в драке и алогубые, нежнолицые блондины, исповедующие арийского типа нацизм, и низколобые, из подмосковных районов, скины, и холеные европеизированные либералы. Страсти кипят нешуточные и непроплаченные; ощущение – будто в трюме «Титаника» близ топки.

Я там помню схватку по русскому вопросу. На дуэли сошлись автор «Духlеss’а» Сергей Минаев – и Константин Крылов, главный идеолог русского национализма в ЖЖ. На стороне Крылова выступила одна вполне себе милая девушка, вынужденная, по ее словам, десять лет назад сбежать из Узбекистана. Судя по недурному брючному костюму и обильным украшениям – побег удался. И вот, позвякивая цепочками и кольцами и ломая, что называется, пальцы, девушка заговорила. О том, что если ее ровесница носит хиджаб, ее это страшно пугает. Что непозволительно, нельзя, живя в России, пять раз в день становиться на коврик лицом к востоку и творить намаз, что это оскорбляет верования и уклад коренных жителей. Что вот ей же в Эмиратах не дадут ходить в мини-юбке, а что ж они у нас ведут себя как дома?! Нет, пусть снимают хиджаб! (Дался ей этот платок!)

Это был прелестный момент.

Ах, если бы это могла видеть ее бабушка в далеких 1960-х! Представляете, что бы сказала она о внешнем виде вот такой фифы?

Проститутка. Агент капитализма. Ни чести, ни совести, срам. Раздавить гадину (ой, нет, это из более поздней оперы).

Но ничего – всего два поколения сменилось, и мы вполне принимаем агентессу империализма в свои ряды и даже позволяем говорить о морали.

* * *

Банальная мысль о том, что страхи с развитием общества меняются, но не исчезают, не стоит пафоса предыдущих абзацев хотя бы потому, что неверна. Страх – это материализация неизвестности; неизвестность можно и устранить.

Вот в центре Лондона в 1970-х возник Чайна-таун – с сотней китайских ресторанов и китайских же аптек. Там даже дорожные указатели писаны иероглифами. Можете себе представить, какие крики о гибели России вызвало бы подобное в Хабаровске? А вот лондонцы – ничего, приняли. Почитают кто за честь, кто за достопримечательность. Как почитают за достопримечательность наличие на севере аналогичного индийского района – с запахом карри, с выставленными в витрине сари – и надписями исключительно на хинди. А уж то, что дамы в хиджабах с сумочками от Gucci заполоняют и Оксфорд-стрит, и Гайд-парк – это вообще общепринятая реальность, которая пугает и возмущает, по моим наблюдениям, исключительно русских туристов. Во всяком случае, полиция у них документы не проверяет, и эти два факта – русское возмущение и британская невозмутимость в отношении одного и того же явления достойны внимания.

Дело в том, что лондонцы куда лучше знакомы с тем, что такое инаковость в ее теории и практике; они даже о причинах исламского экстремизма неплохо осведомлены, причем из первых уст. В Лондоне долго читал проповеди имам Абу Хамза Аль-Масри, прозванный Имам Ненависть. Он призывал к созданию мирового халифата, утверждал, что Гитлер был послан для наказания евреев и даже призывал к убийству немусульман. Его в итоге судили и осудили, но покуда суд не вынес вердикт, он проповедовал, реализуя свое право на точку зрения, а лондонские газеты его цитировали, реализуя право читателя знать эту точку зрения.

Правда, это для нашего уха звучит чудовищно?

Правда, мы не хотим такого в России?

Абсолютная правда.

Потому что в свое время мы проглотили: нельзя давать слово террористам, – и не уточнили: а кто, собственно, ставит клеймо «террорист»? Меня на Би-Би-Си когда-то резануло, что в сообщениях о терактах не используется слово «теракт». Но мне объяснили, что его заменяют нейтральными, потому что не имеют стопроцентной уверенности, что это теракт, а не, скажем, провокация спецслужб. И пока доказательств нет (выяснять истину – дело суда), они не имеют права, поддавшись эмоциям, давать оценку, влиять на слушателя и портить репутацию беспристрастного источника информации.

У нас все не так. Приняв, что вердикт может быть вынесен в досудебном порядке, мы позволили и дальше искажать картинку: теперь нельзя давать слово экстремистам, причем под экстремизм попадает абсолютно все, что выросло без разрешения. Нацболы – экстремисты, слова не давать (публика орет: а то! Лимонов – он же нацболо, фашист! – хотя уж к чему-чему, но к фашизму Лимонов отношения не имеет). Скинхеды – тоже экстремисты, это на вкус либеральной общественности (а у меня дома есть фотоальбом «Скины» Гэвина Ватсона, из которого с неизбежностью следует, что первые скины – просто дети окраин и пролетариев, шокировавшие бобби по выходным черными высокими башмаками, белыми галифе, подтяжками, котелками и вскинутыми пальцами в букве «V»). Эстонцы – опять же, враги России, слова не давать (вы хоть раз слышали эстонские аргументы за перенос Бронзового солдата?). Березовский – госпреступник, спонсор госпереворота (и вот на эфире у Соловьева Березовского судит Хинштейн, и понятно, что у Березовского шанса на защиту нет, хотя он есть в суде даже у серийного убийцы). Все эти Закаевы-Басаевы-Дудаевы-Вачагаевы – платные слуги Березовского и террористы, слова не давать (и теперь половине из них уже действительно не дать).

Причем последние имена бесят, подобно хиджабу, даже разумных людей, которые вдруг обрастают пеной у рта: «Это же тер-ро-рис-ты! Они убивали детей! Ты что, не знаешь, кто такой Басаев?! И этой гниде надо было давать слово?!!»

Ой-ля-ля. Я, положим, не слишком хорошо знаю, кто такой был Басаев. Но мне очень хочется понять, что заставило бывшего шабашника, недурно, по слухам, строившего коровники в центральной России, стать убийцей. И какую роль в его безжалостности к русским детям сыграло убийство русскими военными его собственных детей во время бомбежек. Потому что если ясна логика врага – есть шанс ему противостоять. Если логику врага запрещено понимать – значит, появится фантом врага, наделенный нашей логикой, и мы будем биться не с врагом, а со своими стереотипами. Причем с заранее прогнозируемым результатом.

* * *

– Дим, ты сдурел! Не строй из себя дурачка! Быдло должно знать: у нас есть враги, и враги не имеют права даже пикнуть, а ты что предлагаешь? Соскучился по Березе – возьми да и позвони. Потом расскажешь, интересно.

Это мой бывший друг, ныне циник. В разговорах со мной он без смущения говорит, что нация делится на элиту и быдло, пастухов и стадо. (А как же Пушкин: «Зачем стадам дары свободы, уделом их из года в годы?..») А потому умный человек имеет два пути. Либо притворяется быдлом, потакая предрассудкам, а сам ведет стадо на скотобойню, где сдает по рыночной цене (таков Жириновский), либо, когда шансов выглядеть бараном в глазах баранов нет, устраивается непосредственно мясником. Ну, или (если брезглив) стрижчиком руна.

А я веду себя неправильно, рассказывая стаду про мясников – а стадо меня все равно не полюбит, а мясники накажут. Это реальность. И умный должен ее понимать. А цинизм – это попросту мудрость. И вовремя предать – значит, уметь предвидеть.

И я со знакомым еще встречаюсь, но уже не спорю, потому что процесс зашел далеко.

Если сначала элита создает врагов для быдла, а потом отрубает любую возможность понять, что врагами движет, то затем сама начинает верить, что эти симулякры, фантомы, плакаты – реальны.

Сейчас мы на этом этапе. Российская элита по знанию мира стала занимать уровень лондонского быдла. Мой знакомый уже верит в заговор против России. Вот он ездит по заграницам, а там все его спрашивают про Политковскую и «Марш несогласных»: вестимо дело, Береза проплатил. Он теперь не верит, что людей в другой стране просто так, без денег, может интересовать гибель журналиста или избиение мирных граждан. Не верит, потому что давно сам ничего не делает за бесплатно, и ничем не интересуется за границей, кроме шоппинга. А ведь было время, и он, абсолютно искренне, ужасался бойне на Тяньаньмэнь. Тиражировал самиздат и жаждал знать правду. А теперь кривится на замечание, что устав Би-Би-Си не позволяет ей заниматься пропагандой («Ну, поговори еще со мной о преимуществах демократии!»: предполагается, умные люди знают, что у демократии нет преимуществ, и что в Европе демократии нет, и что Би-Би-Си занимается пропагандой по заказу властей, просто делает это тонко).

Он судит мир по себе, а его последний опыт жизни таков, что государство приватизировано и что в закон верят только лохи.

Он нашел себе идеал; он определил врагов идеала.

Пока он еще не на третьем этапе – не начал с врагами серьезную, полномасштабную войну. Но война эта, боюсь, все же будет. И за нее все заплатят. Абсолютно все – тут уж без деления на погонщиков и стадо. И абсолютно все – и погонщики, и стадо – будут в этой войне виноваты.

* * *

Впрочем, это я убежал далеко, а пока есть еще шанс насладиться предвоенной жизнью (кажется, в наслаждении состоит новейшая российская идея). Чему, конечно, мешает страх, у каждого всякий: одни трясутся при виде хиджаба, другие – налысо стриженых подростков, третьи (те, которые в хиджабах или налысо стриженые) – милиции или ОМОНа. Впрочем, я ОМОНа тоже боюсь, не понимая совершенно, что делать, если окажусь рядом во время очередного «Марша несогласных», и дубинки, стучащие по щитам, приблизятся ко мне. Может ли меня спасти искренний крик:

– Ребята, не бейте!

Или, наоборот, они смилостивятся, услышав:

– Я член «Единой России»!

Как они там внутри устроены? Что чувствуют, когда бьют людей? Про ваххабитов я все же знаю больше, чем про ОМОНовцев.

А потому у меня есть идея, которую пока трудно признать подрывной и антигосударственной. Ради уменьшения страхов нужны книги типа «Милиция для чайников», «Нацболы для чайников», «Ислам для чайников», «Быдло для чайников», «Коррупция для чайников», «Администрация президента для чайников».

Чем-то таким, просвещающим, пытался заниматься в свое время Илья Кормильцев, основавший издательство «Ультра. Культура»: выходившие книги представляли другие точки зрения на мир. Кончилось, правда, плохо: за публикацию научного труда о марихуане против Кормильцева возбудили уголовное дело, он скрывался в Лондоне, где и умер от рака.

Но вряд ли бы он одобрил в этой ситуации опускание рук.

А пока такие книги пишутся, хотя и не нами. На чемпионате мира по хоккею иностранные журналисты рассказывали, что снабжались на родине инструкцией по поведению в России. Где, в частности, им настоятельно рекомендовалось избегать контактов со стражами порядка. Коллеги походили по Москве, повосхищались храмом Василия Блаженного, поужасались состоянию ВДНХ и подивились существованию возле нее торговых рядов, где в открытую торгуют ворованными телефонами. Затем они взяли такси, договорились о цене и поехали в гостиницу. Когда же приехали, таксист затребовал с них в десять раз больше. Они попробовали возмутиться, но он пригрозил милицией.

Они вспомнили еще раз инструкцию – и заплатили.

Я полагаю, правильно сделали.

2007

Данный текст является ознакомительным фрагментом.