Откуда они берутся?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Откуда они берутся?

Английская женщина задала мне вопрос, очень простой, тем не менее у меня не нашлось сразу ответа. Вопрос такой: «Русские люди, каких я знаю по литературе или каких я много встречала, — добрые, умные, человечные. Но когда видишь советских начальников, эту многочисленную, как их называют, касту, наблюдаешь, что они делают, что говорят, — я не узнаю в них ничего русского. Такое впечатление, что это не то что каста, но другая, особая раса. Посмотрите на снимки праздничных трибун, где они собираются вместе: у них даже во внешности что-то общее. Откуда они берутся?» Подумав, я сказал: «Они получаются в результате естественного отбора. В каждом обществе в процессе естественного отбора выделяются те или иные личности. Жизнь общества в Советском Союзе построена на таких принципах, что в гору пробивается только данный тип. Как из мешка белой фасоли можно выбрать редкие фасолины рябые и их горсть будет отличаться от остальных в мешке, так и из масс выделяется этот тип советского начальника, и, собранные на трибуне, они отличаются от тех, кто в массе идет под трибунами.

Но когда в их песне поется: «Вышли мы все из народа», — то здесь они не лгут. Это так».

В Советском Союзе принцип наследственной власти, в отличие от монархий, практически не существует. Дети руководителей, например дети Сталина, дети Хрущева, не только не перенимают власти, но часто имеют самую изломанную судьбу. Дорога в начальники — и здесь коммунисты опять не лгут — подлинно демократически открыта для каждого. Но вся тонкость в том, что это за дорога.

В революционные времена принцип отбора руководителя, пожалуй, лучше всего иллюстрировался вопросом, который, по воспоминаниям современников, задавал сам Ленин: «Сколько врагов вы расстреляли собственноручно?» Говоря точно: естественно отбирался тип идейного самоотверженного палача. Дзержинский.

В сталинские времена этот тип почти целиком был перебит сменившей его категорией, более гибкой, хитрой и подлой, выкристаллизовывавшейся по принципу: сколько доносов сделали, скольких соперников заклеймили, перехитрили и утопили. Хрущев, например.

В эти два периода были возможны головокружительные взлеты, карьеры в считаные дни, как и расстрел в любую минуту.

Со стабилизацией режима стабилизировался и отбор. Сохранились те же сталинские принципы, но отбор стал спокойнее, длительнее и, с одной стороны, потерял свою кровавость, с другой стороны, приобрел почти абсолютную надежность. Головокружительных взлетов не стало, карьера строится всю жизнь, и в самом этом — залог прочности.

Кандидат в будущие руководители начинает вырисовываться буквально уже с детского сада. Это то несмышленое дитя, которое приходит к воспитательнице и, скажем, ябедничает на других. Советское воспитание, равняющееся на образец Павлика Морозова, донос одобряет — и такое дитя хвалится, поощряется, и оно начинает стараться. И песенку про Ленина оно поет громче всех, и когда никто не хочет есть вареную свеклу, оно от одной старательности свеклу ест.

Потом оно переходит в школу, построенную на субординации среди учеников. Привыкший к похвалам старших, вертящийся перед ними, умело ябедничающий ребенок — для директора и педсовета это находка и клад. Такой ребенок не откажется рисовать стенгазету ценой отказа от футбола во дворе — наоборот, он малюет самые яркие знамена и лозунги, он же будет старостой или председателем совета пионерского отряда, затем и всей дружины; он не мигнув оком, когда прикажут, пишет заявление в комсомол и становится секретарем ячейки.

Комсомол — это уже выход в большое море: райкомы, обкомы, заседания, резолюции, отряды, прикосновение к крупным материальным средствам — и ощутимые награды, премии, путевки в молодежные лагеря. Масса пойдет на заводы, особо талантливые и способные, если удастся, продолжат учебу. Но отобравшиеся единицы пойдут «по комсомольской линии». Для этого не нужен талант, более того, он только помешает. Требуется умение следовать схеме, догме, улавливать и выполнять распоряжения сверху буква в букву. Талант же непременно попытается внести что-то свое, оригинальное, на чем рано или поздно погорит. Так несколько парадоксальным образом в гору выбиваются не талантливые, а бездарные, но активные. Деятельные ничтожества. Доносчики.

Из них отбираются слушатели ВПШ — Высшей партийной школы. Это уже гарантия на руководящий пост по их окончании. Это Царскосельский лицей, Итон, клуб для избранных. Отсюда они и «берутся». Кадры руководителей планово и продуманно готовятся, и они всей системой жизни выдвигаются так, что никто талантливый, независимый, слишком умный, оригинальный и честный автоматически в их ряды попасть не может. Если же каким-то чудом попал пусть не далекий, но хотя бы порядочный, то он не выдержит дальнейшей борьбы. Потому что дальше разгорается борьба уже между ними самими, в которой побеждают наиболее ловкие, хитрые, изворотливые, беспринципные, то есть умеющие моментально перестраиваться, следуя всем зигзагам политики, умеющие себя подать, а других потопить, и так далее. Слабые останутся на постах инструкторов в захолустных райкомах. Наиболее пробивные дойдут до праздничных трибун, и поскольку у них сходные черты характера, одинаковые методы борьбы, склады ума, образы жизни — например, сплошное сидение за столами в президиумах, на пленумах, совещаниях и тому подобное, — одинаковое питание по «спецсети», как правило чрезмерное, вызывающее ожирение при сидячем образе жизни, и даже одинаковые условия неспокойного, озабоченного отдыха в спецсанаториях («ты тут отдыхаешь, а там тебя подсидят, и слетишь»), — видимо, все эти факторы, как и масса других еще, приводят к тому, что даже внешне они становятся похожи и отличаются от масс — действительно уже как особая раса.

«Раса квадратов» — слышал я такое определение в Москве. «Раса партийных скобарей» — слышал определение в Ленинграде. Их жизнь — это нечто совершенно особенное, где ценности измеряются не величиной благородной радости, чистой совестью, творческими достижениями, а высотой партийного или административно-хозяйственного поста, количеством орденов, местом в президиуме и, главное, количеством обойденных соперников.

Я был знаком с секретарем Тульского обкома Иваном Юнаком. У меня всегда было ощущение, что кто-то из нас — или я, или он — существо с другой планеты, что мы люди с совершенно разным мышлением, лежащим в разных плоскостях под крутым углом. То, что мне кажется верным, ему представляется боком, и наоборот. Однажды он преподнес мне с дарственной надписью… свой собственный предвыборный плакат с изложением блестящей — по-видимому, так должно считаться у них — биографии. Я снял этот плакат на пленку, у меня до сих пор хранится его фотокопия. Мне кажется, интересно вдуматься в факты жизни одного из руководителей. жизни, подчеркиваю.

После партийной подготовки он начинает очень низко. Заведующий отделом животноводства, директор межрайонного пункта «Гострахфонд», главный агроном райсельхозуправления в городе Тальное Киевской области.

Это человек, который в будущем будет наместником и безраздельным владыкой Тульской области, равной по размерам доброму государству, владыкой во всем — культуре, искусстве, промышленности, науке, ракетостроении и языкознании, один из тех секретарей обкомов, на которых, как на столпах, и стоит строй.

В 1949 году Юнак избирается первым секретарем Ладыжинского райкома КП Украины. С 1953 по 1954 год — он первый секретарь Корсунь-Шевченковскго райкома партии.

В 1954 году — первый заместитель председателя исполкома Черкасского областного Совета депутатов, а затем — инспектор Центрального Комитета КП Украины.

Видимо, он чем-то здорово отличился в этом 54-м году, во всяком случае развил деятельность, потому что тут же, в 1954 году, становится председателем облисполкома в Днепропетровске. Это неплохой пост. На нем он находится семь лет, когда вдруг, как написано в биографии… «В июле 1961 года пленум Тульского обкома партии избрал Юнака первым секретарем обкома КПСС». Где Днепропетровск, а где Тула! Как это тульский пленум влюбился в товарища Юнака? Украинца, который даже по-русски грамотно не говорит! С чего это его в Тулу? Может, он был поклонником Толстого?

Нет, тогда он был поклонником Хрущева. Он мне рассказывал, как это вышло, как это делается вообще. Хрущев был в Днепропетровске — банкетовали за столом, главе государства понравился тучный, квадратный, деловой предисполкома, он в это время вспомнил, что у него дыра в Тульской области: проштрафился секретарь обкома Хворостухин, дававший липовые цифры по мясу и молоку в попытках перегнать Америку. Сказал: «Иван, пойдешь в Тулу». Хворостухина немедля вон, послом в Монгольскую Республику, а «пленум Тульского обкома партии избрал тов. Юнака первым секретарем».

Для полноты представления: тов. Юнак, конечно, непременный депутат Верховного Совета, делегат всех последних съездов и член ЦК. Член планово-финансовой комиссии Совета Союза. Пятнадцать орденов и медалей и даже две Большие золотые и две просто Золотые медали ВДНХ.

Подумать только!.. Будь у меня такая биография, я бы считал, что жизнь пропала, угробленная на фикции, на ничто.

Но, собственно, против плоскости существования, которую избирает себе тот или иной тип людей, возразить бы нечего, потому что дело каждого — положить свою единственную жизнь на то, что ему нравится. Возразить бы нечего — если бы данный тип не требовал от всех остальных жить так, как он указывает. Это хуже. Я ему не указываю, а он мне — указывает. Я его ни в лагерь, ни в сумасшедший дом и не додумался бы направить — только за то, что он думает не так, как я, живет не так, как я… А он, куда ж там, распоряжается мной, как каким-то предметом, как крепостным. Поэтому лично я рассматриваю данный тип как общественно опасный, а взятие им власти в свои руки — как большую историческую трагедию.

16 декабря 1977 г.