Погода летная и нелетная

Сирена воздушной тревоги прозвучала в Москве сто сорок один раз. Но налетов было больше; не обо всех одиночных самолетах или мелких группах оповещались жители.

С приближением линии фронта придвинулись и аэродромы, откуда стартовали налетчики, сокращалось время, потребное для того, чтобы достичь черты города. Борис Полевой писал в "Правде": "Их летчики, едва поднявшись с аэродромов, оказывались над Москвой".

Урон, наносимый налетами "втихомолку", без предупредительной сирены, бывал, однако, весьма чувствительным, и поэтому противовоздушная оборона по-прежнему оставалась начеку.

С началом операции "Тайфун" нападения с воздуха участились. В октябре совершили 31 налет, из двух тысяч бомбардировщиков прорвались 72. В воздушных боях и зенитным огнем маши сбили 278 самолетов. В двадцатых числах октября в районе Москвы держалась густая облачность, и все-таки ожесточенные налеты бывали и днем и ночью.

27 октября шестерка истребителей под командованием Героя Советского Союза Виктора Талалихина вылетела на прикрытие наших войск в районе деревни Каменка, на берегу Нары (85 км западнее Москвы). При подходе к немецкому аэродрому Талалихин сбил еще один "Мессершмитт-109", но пулеметные очереди из другого самолета, прятавшегося в облаках, ударили по ведущему. Талалихин был смертельно ранен в голову, черный столб дыма отметил место падения его самолета.

28 октября воздушная тревога объявлялась четырежды. Зенитчики вели такой интенсивный огонь, что стволы орудий приходилось обматывать мокрыми тряпками.

Немало дымящихся черных обугленных следов оставили налеты 30 октября в разных районах города: флигель Курского вокзала, Фрунзенская набережная, Петровка, улица Горького, Старо-Конюшенный переулок, улица Дзержинского, Мерзляковский переулок, кинотеатр "Художественный" и другие объекты и адреса.

В канун Октябрьского праздника 6 ноября фашисты пытались испортить москвичам праздник и расплатились за это сбитыми самолетами. 7 ноября ни одна бомба не была сброшена на столицу.

В ноябре совершен 41 налет, прорвалось 28 самолетов. 12 ноября крупная бомба попала в здание МК В КП (б) на Старой площади. Мощным взрывом часть здания оказалась разрушенной. Налет произошел во время совещания, доклад делал генерал Артемьев. Сильную контузию получил секретарь ЦК и МК партии А. С. Щербаков. Сквозь пламя и дым пожарные в кислородных масках выносили раненых, спасатели работали с 17 часов вечера до 3–4 часов утра.

Массированный налет состоялся 14 ноября, перед решительным наступлением немцев. Более 120 бомбардировщиков и истребителей прорывались к центру города. Для отпора противнику поднялось 250 истребителей. Ожесточенные воздушные бои шли над треугольником Красногорск — Центральный аэродром — Кунцево. За день сбили 43 самолета.

После этого противник отказался от дневных налетов.

Наши летчики базировались не только в Подмосковье, но и на Центральном, Тушинском аэродромах.

Поздней осенью подбитый фашистами штурмовик Григория Светличного не мог дотянуть до своей посадочной полосы. Но, умело маневрируя, летчик сумел избежать катастрофы. Он направил самолет в сторону Белорусского вокзала и приземлился в конце улицы Горького, не причинив никому вреда, не повредив ни одного дерева, ни одного дома. Легко представить себе удивление редких в тот час прохожих, увидевших, как ИЛ-2 садится на мостовую.

Уже в ту пору на боевом счету летчика было несколько вражеских самолетов и десять танков[4].

17 ноября тяжелая бомба разорвалась на станции Лосиноостровская, где под путепроводом на соседних путях стояли составы с боеприпасами, горючим и эшелон с тяжелоранеными. Три пожарные команды (22-я, 35-я и Бабушкинская), железнодорожники, отряды МПВО десять часов боролись с огнем, спасали раненых, отцепляли горящие, стреляющие вагоны. А затем героическими усилиями в кратчайший срок восстановили железнодорожные пути, связывающие Москву с восточными областями страны.

Каждая схватка с огнем вооружала отряды самозащиты и батальоны ПВО строжайшей дисциплиной, умением пробиваться в бомбоубежища сквозь завалы, спасать погорельцев, быстрее локализовать пожары, тушить зажигалки. У немцев появились и зажигательные бомбы с гремучей ртутью, вызывающей при горении вторичный взрыв.

Полковник в отставке Ю. Ю. Каммерер, один из руководителей штаба МПВО Москвы в годы войны, рассказывает о маскировке города. Необходимо было ввести в заблуждение штурманов с "юнкерсов" и "хейнкелей", сбить их с толку несоответствием между врученной им картой Москвы и тем, что они увидят…

— Работа эта проводилась с широким размахом по единому замыслу. Возглавляли ее ведущие архитекторы, опытные градостроители К. С. Алабян, В. С. Андреев, Н. Я. Колли, И. И. Ловейко, М. В. Посохин и многие другие под общим руководством архитектора города, позднее Героя Социалистического Труда, Д. Н. Чечулина. В считанные дни Москва неузнаваемо преобразилась. Некоторые широкие улицы и площади "заселили" домами и, не жалея краски, щедро "озеленили". На Садовом кольце, прямо на асфальте, как в далеком прошлом, когда кольцо действительно было садовым, снова раскинулись "кроны деревьев". Там же среди зелени проглядывали разноцветные "крыши". Плотно застроили Красную площадь и другие. Крыши цехов крупных предприятий тоже превратились в дома, преимущественно малоэтажной застройки, характерной для того времени…

Среди главных целей были Кремль и здание МОГЭС — важный в то время источник энергоснабжения города. Основными ориентирами для них были излучины Москвы-реки, Стрелка, Обводной канал. По замыслу маскировщиков, Обводной канал строители за одну ночь замаскировали под улицу старого Замоскворечья, МОГЭС надстроили фанерным этажом, и вот уже новый "жилой" дом набережной не выделяется в массе окружающих строений…

Как убедиться в том, что город хорошо замаскирован? Для этого нужно осмотреть его сверху. Председатель Моссовета Пронин и генерал Журавлев совершили на высоте полутора километров два контрольных облета — днем и ночью.

Ко времени массированных налетов задача обеспечить население столицы убежищами была в основном решена. В городе подготовили 1029 газоубежищ, 6215 бомбоубежищ, не считая линий метрополитена. В защитных помещениях могли разместиться 1366 тысяч человек — практически все оставшееся после эвакуации население столицы.

Возникли сложности в детских садах и яслях.

И не потому, что убежищ не хватало. Трудность была и в другом: перенести за считанные минуты после объявления воздушной тревоги 100–120 детишек в укрытие, а располагалось оно чаще всего в соседнем доме, дежурили всего три-четыре няни.

Выход нашли, закрепив за детскими учреждениями бойцов из батальонов МПВО. По сигналу они прибывали к подшефным, одевали малышей и переносили их в убежища. Так же эвакуировали больных и раненых, находившихся в госпиталях…

Да, Москва осталась единственной европейской столицей, которой гитлеровские люфтваффе не смогли нанести большого ущерба. Но фашистские летчики, которым удавалось пробить брешь в зенитном заслоне, сбросили в дни войны бомбы на Большой театр и разрушили здание Театра имени Евг. Вахтангова на Арбате; Москворецкого исполкома и райкома партии; Всесоюзной книжной палаты на улице Чайковского. Тяжелая фугасная бомба пробила перекрытия здания редакции "Московская правда" в Потаповском переулке.

Воздушными бомбежками противника было разрушено и повреждено 117 промышленных предприятий, 496 жилых домов, 40 больниц, родильных домов, поликлиник, детских садов и яслей, 59 средних школ, вузов, музеев, библиотек, театров и гостиниц. От вражеских бомбежек пострадало свыше 10 тысяч жителей[5].

За пять месяцев войны — с первого налета 22 июля по 20 декабря 1941 года — фашисты совершили 8278 вылетов, а прорвалось к городу 229 самолетов. У бывших работников противопожарной обороты последняя цифра вызывает сомнения, так как было немало налетов без оповещения. Подсчитан бомбовый груз, сброшенный противником на Москву (не считая бомб, упавших в воду), — он превышает грузоподъемность 229 самолетов.

Да, наша столица пострадала меньше всех в Европе. И в этом заслуга не только героических летчи, ков-истребителей, зенитчиков, прожектористов, бойцов противопожарной обороны, но и всех трудящихся Москвы. Они защищали каждый клочок московского неба и добились, что любая погода стала для фашистов нелетной.

Ложная цель

Маскировка важных объектов в черте города дополнилась ложными целями в пригородах и предместьях. Мало ввести в заблуждение вражеского штурмана, наводчика. Нужно, чтобы он промахнулся, израсходовал свой смертоносный груз не в густонаселенном районе города, а где-нибудь на безлюдной окраине.

— Хитростью, уловкой военного времени были ложные объекты на окраинах города, в пригородах, — рассказывает Юлий Юльевич Каммерер. — Они предназначались для того, чтобы привлечь внимание врага и заставить его сбросить бомбы "а пустыри, якобы ставшие "объектами оборонного значения". Каркасно-фанерные сооружения, ряды остекленных парниковых рам имитировали заводские цехи и здания… Часто немецкие штурманы клевали на нехитрую приманку и сбрасывали на "завод" зажигалки. Тогда наземная команда поджигала заготовленные кучи хвороста, дров, бочки с отработанным маслом — и возникал пожар. На него, как мотыльки на огонь, набрасывались идущие следом бомбардировщики… Строились и ложные аэродромы с макетами самолетов, которые по специальному заказу поставлял один из московских деревообрабатывающих комбинатов. На ложные объекты гитлеровцы сбросили почти одну треть своего бомбового груза. Эта форма маскировки оказалась весьма эффективной.

"В Москве и на подступах к ней, — писал генерал-полковник артиллерии в отставке Д. А. Журавлев, — были созданы… "нефтебазы" с подъездными путями и железнодорожными составами. В одном районе даже имитировали "военный лагерь" с палатками и декоративными фигурами бойцов. В ряде мест построили ложные аэродромы и создали огневые позиции зенитной артиллерии".

Многие защитники московского неба слышали про бомбежку подмосковного поселка Томилино. Немецкий летчик высмотрел длинные застекленные корпуса, вытянутые параллельными рядами, и решил — крупный завод. Бомбы легли точно в цель и разнесли в пух и прах томилинскую… птицефабрику. "Несколько дней обезумевшие от бомбежки куры, отчаянно кудахча, в полной панике носились по окрестностям Томилина", — вспоминали летчики с соседнего аэродрома.

Сооружение ложных объектов с лихвой себя окупило. Фашисты сбросили на них 697 фугасных, 2521 зажигательную, 156 осветительных бомб. И все они предназначались для столицы…

Верхом на бомбе

Люди этой специальности часто ходят по краешку жизни. Их обязанность — после отбоя воздушной тревоги обезвреживать неразорвавшиеся бомбы, распознавая самые хитроумные взрыватели.

Иван Васильевич Лузан уволился в запас в звании старшины, а когда бомбили Москву, был сержантом. Немало опаснейших операций провел он в городе.

Однажды бомба, пробив мерзлую землю, ушла глубоко в грунт.

"Вот уже гора земли выброшена лопатами, — рассказывал журналист П. Горбунов, — а бомбы все не видно. Наконец показалась часть стабилизатора. Теперь пользоваться лопатами было опасно. Малейший удар — и не миновать взрыва. Тогда бомбу начали откапывать руками.

— В укрытие! — скомандовал Лузан, когда бомба была полностью освобождена от земли…

Самые тревожные минуты. Оставшись один, Иван Васильевич попытался извлечь взрыватель — никак не поддавался. Очевидно, деформировался при падении. Пришлось поднимать бомбу со взрывателем. Осторожно закрепив тросы, спущенные с установленной наверху лебедки, Лузан сел на корпус бомбы и скомандовал:

— Тихонько… подъем!..

Так верхом на бомбе его и подняли, затем осторожно опустили на заранее подготовленную в кузове грузовика подстилку из песка.

— Трогай!.. На первой скорости! — приказал Лузан водителю.

Важно было, чтобы бомба не скатилась С подстилки, не ударилась о борт; от удара взрыватель мог сработать.

Иван Васильевич сидел на бомбе до тех пор, пока машина тихим ходом не миновала городскую черту. Вдали от жилых домов пиротехники осторожно сняли с машины бомбу и подорвали ее".

Техник И. В. Лузан на всем протяжении войны многократно участвовал в обезвреживании невзорвавшихся боеприпасов (около двух тысяч мин, бомб, снарядов на его счету).

Бывшему пиротехнику, инженеру-строителю Шнееру Монусовичу Фридбургу на всю жизнь запомнился случай на Колхозной площади, хотя он обезвредил множество опаснейших бомб и мин.

"Вблизи упала тяжелая бомба, весом в тонну, и не взорвалась. А место здесь густонаселенное. Кругом дома. Совсем рядом институт Склифосовского, там госпиталь. Вот сюда-то со своими бойцами и прибыл сержант Фрид-бург. Прежде всего вывели из опасной зоны людей, живших в домах, примыкавших к площади. Потом начали раскопки. Работали быстро, споро, соблюдая осторожность. Железными лопатами стало уже опасно копать, сменили их на деревянные. Поставили крепь. И вот команда:

— Все в укрытие!

В воронке остался только сержант. Он осторожно осматривает обнаженный корпус бомбы, определяет тип взрывателя. Пишет записку, прикрепляет ее к спущенному связными концу бечевки. Это на случай, если не удастся лично доложить старшему командиру.

Донесение поднято вверх, доставлено по назначению. Принимается решение: извлечь взрыватель и уже обезвреженную бомбу вывезти на дальний пустырь…

Пришлось оперировать нехитрым инструментом — молотком да зубилом. Это потом у нас появились более совершенные инструменты. А тогда… Малейшее неосторожное движение, неточный удар могли стать роковыми для пиротехника. Но вот "жало" бомбы извлечено. Теперь эта железная туша, начиненная взрывчаткой, уже не опасна".

И до войны и после Фридбург работал в Москве, по специальности он инженер-строитель, немало домов построено при его участии. Четверть века он успешно трудился в тресте Главмонтажспецстрой. И пусть знают посетители кинотеатра "Севастополь" на Большой Черкизовской улице, что это тоже детище минера-строителя.

Иные командиры саперных отрядов и частей МПВО накопили за фронтовые годы огромный "взрывоопасный" опыт. Лейтенант Николай Федорович Малов стал прекрасным специалистом, усовершенствовал средства поиска и обезвреживания невзорвавшихся боеприпасов, выслеживал бомбы с часовым механизмом.

Александр Глебович Ковалев лишь за первые месяцы войны разрядил сто авиабомб. Одну из них, чтобы не испачкать обмундирования, Ковалев обезвреживал в трусах. Инженер Петр Николаевич Коханенко, кандидат технических наук Горохов изобрели специальные инструменты, применили, освоили технические новинки при обезвреживании. Нельзя забывать, что некоторые бомбы фашисты вооружали хищными смертоносными сюрпризами, так называемыми элементами неизвлекаемости, которые унесли с собой много жизней минеров.

Самая тяжелая бомба, весом в 1400 килограммов, упала у гостиницы "Националь", как раз там, где теперь подземный переход. Бомбу даже выслушивали особым стетоскопом, искали часовой механизм. Она была быстро обезврежена.

Старые москвичи, наверное, помнят, как в начале войны на площади Свердлова, а позже в Центральном парке культуры и отдыха наряду со сбитыми самолетами была устроена выставка немецких бомб разного калибра — от мелких до огромных, весом в тонну. Каким потом, иногда и кровью была оплачена безопасность этих экспонатов с выпотрошенной взрывчаткой!

К концу января 1942 года военно-воздушные силы вермахта потеряли на Восточном фронте 6894 самолета, из них 4903 самолета безвозвратно.

I октября 1944 года на улицы Москвы выехали нормально освещенные трамваи, троллейбусы — предвестники конца войны. Прошло еще семь военных месяцев, и в дневнике Юрия Жукова "Крутые ступени" появилась запись:

"Опубликовано долгожданное решение. Начиная с поля часов 30 апреля в Москве отменяется затемнение. Вторые сутки подряд по радио почти непрерывно звучит веселая музыка. В перерывах дикторы передают радостные сообщения: в Берлине наши войска ведут бои в центре города; союзники идут к Мюнхену; в Австрии создано временное правительство…

11 часов вечера… Еду в центр поглядеть освещенную Москву. Ведь мы так долго мечтали об этом! Еще нет полуночи, но нетерпеливые москвичи досрочно срывают осточертевшие за четыре года шторы из плотной черной бумаги. Мальчишки жгут их во дворах. Ровно в полночь разом вспыхивают уличные фонари. Над входами в метро зажигаются малиновые буквы "М". Ослепительно сияют фары автомашин. Всюду толпы людей, гремит "ура!".

Пожалуй, не было в Москве другого дня, когда бы детские стихи Сергея Михалкова прозвучали так своевременно:

Мы отметим с облегченьем:

Затемненья больше нет,

И что только для леченья

Нужен детям синий свет…

Отпала надобность во всех средствах затемнения, в тот день был сброшен и выцветший брезент с Кремлевских звезд. После 1408 ночей, когда столица не знала света, зажглись уличные фонари, засветились московские окна.

По странному совпадению, именно в этот день, 30 апреля, Гитлер покончил с собой.